ДНЕВНИК

ЯНВАРЬ 2008


без числа

Продолжение народной темы. В любимом «Никите Рязанском» есть строчка, из-за которой вся песня мне переставала нравиться. «И они смеялись и молились вдвоём». Ничего более пошлого выдумать нельзя, и, конечно, из лучших побуждений. Но теперь эта строка как-то не так меня царапает. Тут что важно: крещение Святой Софии. «В смерть Христову». Попадание точное. Говорят, из песни слова не выкинешь.

Долгое время думала, что же мне своей мелодией напоминают «Кони беспредела». Вчера, наконец, поняла. Не что иное как «Когда растает снег» — «Ты ждёшь, Лизавета...». Просто сыграно в глубоком миноре. В начале девяностых у Казанского собора и на Арбате пели, сразу несколько, под одну гитарку, рядом, «Пуля просвистела» и «Всё идёт по плану». В середине (к этому времени я на Арбате уже не тусовалась, но какие-то связи сохранились) перешли на «Четыре трупа возле танка». Более иронично и безысходно.

Есть фильм, трёхчасовой, в котором снят весь концерт 29 октября 1989 года в некоем известном ДК. Концерт посвящён памяти батьки Махно. Хороши все: Жариков, Свин, Кунцевич, Сантим с «Резерацией» и др. В зале мелькают лица моих арбатских знакомых: Злыдня, Хоббита и Собаки. В конце концерта Дрон читает великолепную «Историю государства российского» (но матерную). Его хотят забрать менты, но масса народа оттесняет ментов. Съёмки стоят иного концерта Моррисона. Только более трогательно и оттого, кажется, менее серьёзно. Понзительный момент возникает в самом конце. Абсолютно пьяный и огорчённый тип сидит на корточках на балкончике. Кадр просто из фильма Уорхолла: линия спины, ягодиц, и, взмахом вверх, голова, уткнувшаяся в перильца, за которые он держится обеими руками. Поза отчасти напоминает известное фото Патти Смит возле батареи, нагишом. Тип на балконе начинает петь: «Пуля просвистела», и все, кто внизу, подхватывают. Возникают гитары, песня превращается в шабаш. Звукозапись плохонькая, но этим и хороша. Вряд ли когда ещё такое возможно.

Вот ещё пример вариации на наролные темы в альтернативной музыке. «Чёрный ворон» и «Очередь за солнцем» Летова. Ритм Ворона опрокинут и сыгран наоборот. К тому же и прямые указания на происхождение ассоциации: распростёртый взлёт. Такие моменты нельзя сыграть. Это как время колокольчиков и посошок. Я люблю такие явления. И не важно, считаю то или иное поэзией или нет. В этих строчках есть жизнь.



без числа

Вновь послушала «Русский альбом» БГ. Записан он в самом начале девяностых, а все события девяностых в нём как на ладони, от трагедии до фарса. Из всех песен я бы выделила, конечно, «Никиту Рязанского», «Волки и вороны», «Кони беспредела» и «Бурлак». Особняком для меня «Государыня» и пастораль, названия не помню. «Ласточка» просто выламывается, выпрыгивает из альбома. Она прекрасна. Альбом неровный, эклектичный. Только настроишься слушать обычные фантазийные переливы (как в Государыне или пасторали), как накрывает чем-то почти башлачёвским («Волки и вороны»). Не стесняясь плакала. Никиту Рязанского слушать без слёз не могу. Вспомнилось, как в одном случайно найденном мною интервью БГ сказал, что такая музыка, какая была в «Русском альбоме» его не интересует. Вполне понимаю. В любом случае значение этого явления («Русский альбом») только сейчас раскрывается полностью. В начале девяностых его слушали на ура, но я не слушала. Мне казалось, он попсоват. Но теперь ему пришло время. Да и музыка прекрасная.



без числа

Накануе всенощной. Думается, возврат к язычеству теперь может выглядеть только плохой копией с древнего язычества. Древнее язычество было сильное и очень строго религиозное. Его мощь современный человек даже представить не может. Современный мир — мир агностиков. Тем не менее, вся его основа — христианская. И потому язычество (даже окультизм) в нём будет условным. На общем фоне недоверия и какой-то озлобленной квёлости современного человека все увлечения архаикой кажутся нелепыми. Так что вопрос возникает простой и ясный: либо веришь, либо нет. И любое, даже самое тонкое, поношение на, скажем, христианство — только обнажает глупость и несостоятельность всего современного мира.



без числа

Сегодня, 11 апреля, в Германии, в реке было найдено тело Анны Альчук. Рабочая версия — самоубийство. Но мне кажется, что нет. Анна пропала на Пасху, 21 марта (старую), вышла из дома, якобы за покупками. Но в предпасхальную пятницу в Германии магазины не работают. На 21 пришёлся всемирный день поэзии. Анна была духовным чадом отца Александра Меня, интересовалась восточной философией, а некоторое время назад приняла католичество.

О несудимости и суде. И о торжестве убожества. Бывает время жёсткое, как фильм-боевик. Ясно, что добро и что зло, и что кругом враги. Есть свои и есть чужие. Когда искусство так или иначе попадает под контроль власти, возникает культура подполья. Но что делать нам, живущим во время когда видимых запрещений нет, непонятно. Есть одни только взаимные обиды. Ситуация, пародирующая великолепный римский принцип: разделяй и властвуй. Как правило, в борьбе (если она есть) побеждает убожество, серединка (если нет борьбы, середина тоже побеждает). Это не значит, что она дурна, нет. Она вообще никакой ценности не представляет, и суть её в том, чтобы занимать пространство. Ну, напечатали в журнале. Ну, вышла книга. Ну, почитал на площадке. Ну, нахамил такому-то (обязательно из старших). А дальше-то что? Ложь, как в песне Высоцкого, стащила документы у правды. У меня теперь принцип: не переходить на личности. Так что пишу в общем.

О Тарковских. Для меня всё, с ними обоими связанное, почти свято. Наверно потому, что я когда-то очень прониклась стихами Тарковского, Бродский мне был просто смешон. Не могу сказать, что стихи Тарковского я люблю и ставлю выше, скажем, Заболоцкого. Тут важна высота и чистота впечатления. С Тарковскими можно полемизировать, можно их не любить.



без числа

Глаз поэта, кажется, всегда скользит между объективностью и гневом. Почти яростью. И как тень за поэтом ходит Манька Величка. Но иногда наступают светлые и ясные дни (сознания и души), когда Манька отправляется на покой, а глаза обращены к солнцу. Тогда поэт снисходителен, и ему все нравятся. Например, враги. Какой поэт без врага, непонятно, но бывает. Стоит ли судить по тому, поэт ли ты, если у тебя есть некто, от которого можно ожидать уничтожающих радость высказываний. Это ведь тень, не более, чем Манька Величка. Поэт, несмотря на то, что всегда болен звёздной болезнью, всё же не может полностью погрузиться в ярость. Если погружается и начинает мстить, то грош ему цена. Какое мне дело до всех до вас, а вам до меня? В поэте всегда есть нечто джек-лондоновское или хэмингуэевское, как бы он не любил Набокова.

Для меня иконой поэта двадцатого века, как ни странно, является Сент-Экзюпери. Не то чтобы уж очень люблю его произведения. Когда-то купила трёхтомник, в электричке, за пятьдесят рублей, а потом как-то легко подарила знакомой, у которой подрастала дочка. Само воспоминание о судьбе Экзюпери, о его произведениях — уже так наполнено поэзией, что, кажется, из его произведений к нему самому ничего уже не прибавить. К чему говорю. Очень прочной кажется мысль о том, что поэт часто не понимает, что он делает. А мне думается, не так. Поэт скорее объективен, ведь он — глаз, уста и голос. Личные переживания мешают небесному звукоизвлечению. Это как в послушании: отказавшийся ничего не получает, а теряет много. Раз гневаешься и злишься, стихи будут сероватыми.

Два фильма. Сподобилась достать из сети «Контроль» и «Мертвеца» с Джонни Деппом. Ну что между ними общего. Фильм как фотоальбом. В «Контроле» мне не хватало изюму, который там присутстует, но изредка. Например, едва только намечены прекрасные связи, которые можно было бы раскрыть. Название группы, бросок в историю. Стекло с бабочкой, и молодой Кертис читает Вордстворта. Романтизм напрямую связан с фашизмом, но ведь речь не о романтизме и не о фашизме. Речь о творчестве, в котором слово романтизм что-то значит. И не показано, каким образом из ограниченного и очень жёстко определённого набора отношений, действий и предметов рабочей Англии вырастает этот огненный образ: дивизии радости. Ведь увлечение чтением запрещённых книг было. Или другой момент. Больная эпилепсией девушка ищет работу. На момент между нею и Кертисом возникает симпатия. Через некоторое время у Кертиса начинается эпилептический припадок. На фоне странного успеха группы. И сердечной тоски, настоящий сплин. И вот, в один момент он узнаёт, что девушка, та самая, которой он помог устроиться на работу, больна именно эпилепсией. И тут возникает мелодия одной из самых моих любимых композиций: «Она снова прошла контроль». Ещё не ясно из фильма, отчего Кертис, слушающий яркую музыку (Боуи, «Sex Pistols») выбирает суровые и скупые (как городские виды) ритмы пост-панка, и из чего этот пост-панк возник. Словом, фильм слишком условный. А о музыкантах Joy Division, которые играли до Кертиса и после него, не сказано почти ничего. Вроде бы и понятно: фильм-то о Кертисе. Но нельзя не признать, что «Контроль» на порядок выше поделки Оливера Стоуна.

«Мертвец» с Деппом снят году в 1994 и несёт чёткий отпечаток того времени, хотя это нечто вроде вестерна. Более антиглобалистский и антиголливудский фильм трудно и представить. А роскошные кадры с Игги Попом, одетым в потрёпанный женский костюм, просто завораживают. Фильм необыкновенно богатый. И эта резкая фраза индейца: «Образ Христа, создаваемый вами, оскорбляет моего святого духа», сказаная почти в самом конце, имеет ведь очень чёткий адрес; это не вообще о христианстве. А об американской идее! «Мертвец» напоминает букет из лучших фрагментов прошлого, любовно собранных и сфотографированных на память. И название Dead man — Grateful Dead. Это какой-то плач по Америке, сага, Кастанедовы легенды, и всё о культуре. То есть, о культурной резервации. Термин этот слышу довольно давно от своих знакомых, живших (или живущих) «там». Ключ даёт индеец, некогда начитавшйися Блейка. И все индейцы в фильме воспринимаются как поэты и художники: «Он самый лучший резчик каноэ». И немного священники. Мне радостно было найти фильм, снятый недавно (ну, относительно недавно), который изменил моё представление о кино.



без числа

Из разговоров. О том, есть ли сейчас богема и какая она. Богема, как мне видится, стихия. И в ней присутствуют все признаки стихии. Как только начинается сознательное копирование (отсылки к...), стихия стихией быть перестаёт. Так что для меня все эти современные ветвистые дружбы и семьи никакого отношения к богеме не имеют. Можно сказать, что это плохая пародия на богему. Я не могу сказать, люблю богему или нет. Скорее нет. Но когда-то мне казалось, что для меня богемный образ жизни естественнее, чем какой-либо другой.



без числа

О стихах Владимира Чиликина. Верстала и внимательно читала всё, что написано. Два момента в них скорее настораживают и отталкивают взыскательного читателя. Во-первых, темы. Не все, а некоторые. Лагеря, смерть друга, разлуки — словом, всё, что наверняка вызовет слёзы и не оставит равнодушным. Во-вторых, некоторая небрежность. Чиликин — мастер стиха, но это спонтанное, диковатое мастерство. Наивным поэтом его не назовёшь. Однако эти два (весьма существенных) момента перевешивает всё остальное. Это остальное — поэзия. Её древний жар и гнёт. Мне кажется, что любимым поэтом Чиликина был Лермонтов:

*
За миску лагерной баланды
(и эту жуть не обойти?)
Какие корчились таланты,
Какие кончились пути…
Когда взахлёб хлебали пойло
(а всех сплела одна судьба),
Кого творила ты у стойла,
Моя отчизна, для себя?..

Это же «немытая Россия»! Чиликин — большой поэт именно в исконном, почти античном смысле. Не зря образ грека возникает на фоне его стихов не однажды. Песенность в стихах Чиликина не нарочная, а идущая прямо из небесной гортани поэта. Вот эта ненарочность, отсутствие навязчивого нарратива и привлекает в этих стихах. Он прекрасен.

Особняком стоят стихи конца восьмидесятых. Это пророчество, предчувствие. В них трезвая оценка грядущей (и фальшивой) свободы. Теперь-то многим уже ясно, что роковое для России и нас всех десятилетие было скорее наваждением, чем действительно свободой. Факт из моей личной жизни. В 1989 я находилась в таких обстоятельствах, что просто пришла на Арбат умирать. Не было ни выбора, ни выхода. Так лично для меня начались девяностые. Не хочется уничижать их, это десятилетие дало возможность развития многим дарам, пусть и не всегда хорошим. Все мы обязаны этому времени, как родной семье. И всё же та свобода была искусственной.

Стихи Чиликина перекликаются скорее с текстами Башлачёва, чем с песнями Высоцкого. Порой в них слышится Галич, но они лишены театрального жеста, который у Галича всегда есть. Не потому, что жест — плохо, а потому что Чиликину он не нужен. Зато стихи Чиликина напитаны народной стихией, они чужды диссиденского пафоса. Может быть, они немного вьюжные и занудные, но они великолепны.



без числа

*
27 марта я узнала, что 21 марта 2008 года, в 15. 30, поэт Анна Альчук вышла из дома (она живёт в Германии), взяв с собою только очки и деньги. В 24. 00 муж заявил в полицию. В тот день была Страстная Пятница у католиков. До сих пор неизвестно, что с поэтом. Анна была органиатором выставки «Оторожно: религия».

*
У меня есть некоторое соображение о причине внезапной кончины Летова. Она чем-то напоминает кончину Татьяны Бек. Скорее всего, это был эпилептофорный припадок, сопровождающийся как остановкой дыхания, так и остановкой сердца. Он может возникнуть и в результате переутомления, и в результате сильного душевного потрясения, особенно при некторой предрасположенности. Скажем, при сосудистой патологии или при выраженой сердечной недостаточности. Непосредственно к эпилепсии он отношения не имеет. Я задала воспрос специалисту: что такое эпилетофорный припадок, и теперь жду ответа. Говорят, есть особенный вид стенокардии, приступ которой может закончиться летальным исходом даже от внезапного сквозняка по ногам.



без числа

В православной литературе есть упоминание о том, что сорок дней после кончины — срок приблизительный. Это блаженная Феодора, духовная дочь известного святителя, в сорок дней прошла воздушные пространства перед тем, как получить Божественное определение о своей участи. Есть в житиях упоминание и о том, что некий священник, считавшийся праведным, по кончине явился своему сыну и сказал, что задержан на десять лет: он выбранил несправедливо кого-то из своих подопечных. Мне думается, после того, как будто сами собой подобрались в памяти эти сведения: Господь Сам даёт знать живым, что душа того или иного человека уже подошла к Его престолу. Не хочется опускаться до грубых и довольно широко известных в последние дни фактов, но живая и радостная мистика в них есть. Важно не то, что сорок дней. Не то, что там, рай или ад. Пока ещё во всей полноте нет ни рая, ни ада. Важно то, КАК САМ Господь говорит с людьми. Есть люди-пророчества. Это удивительно и непостижимо. Смерти и жизни Высоцкого и Брежнева знаменовали грядущее превращение страны. Смерть и жизнь Башлачёва отчасти знаменовали то, в чём мы все сейчас находимся. Думается, у покойного Егора было несколько здравых мыслей о том, как и что значила кончина Саш-Баша.

Вот, напрмиер, святитель Николай считается покровителем воров и нищих. Любят его в наших краях и сейчас до безумия. А ведь если внимательно прочитать житие Святителя, там сказано: он нищенствовал, и даже два раза был в заключении. Как политический, выражаясь несовременным, но верным языком. Ну как ему не вспомнить о тех, с кем он разделял свою судьбу? Разница только в том, что воровства за Святителем не водилось. Это не надо упускать из виду. Святой не покровительствует ворам, а сочувствует обездоленным.

Написала стихотворение. Почти строгой силлабо-тоникой, а думала, что напишу длинными коленчатыми строками. О сорока мучениках Севастийских и о том, что все любители и ценители словесной культуры сейчас как эти севастийцы, вместе в ледяном весеннем озере. Там, кстати, вода всегда плюс четыре.

Если для тебя ничего не значат слова вдохновение и озарение, ты убог. Поэт ведь это необычный человек, это уста и ухо одновременно. А не просто транзистор. Нет, поэзия слишком сильна, прекрасна и редка, чтобы стать массовым явлением. И сила поэзии не измеряется метафорой или мнемоникой. Я вот своих последних стихов наизусть не помню, а как начну читать с листа, так и слова сами по себе восстанавливаются в памяти.



без числа

Начала рассказ, перехватив иициативу у Сергея Соколовского: Русский панк 1989. Амплитуду можно выразить так: от «Тани» Крематория к «Плану» Летова. Структура сложная. Автор, рассказчик, главный герой, героиня. Двойной ковчег обрамления.

Параллель. Джим Моррисон умер у тебя на глазах — Джим Моррисон давно уже мёртв, но я верю в то, что он ещё жив и собираю пыль двано остывшей звезды. Ощущение почти физическое. То, что, скажем, для Летова вдох, для Крематория выдох.



без числа

Поздравляю себя; нынче первый день, когда ощутила полётность и радость весны, а вместе с тем и её тишину. Воистину благодатное время. Вот быещё не грешить по мелочам и совсем бы хорошо. А то вдруг и по-крупному. Жду сорок, они двадцать второго. Удивительно. Ново. Узнаваемо.

«Пастырь» Ерма. Как и «Божественная Комедия» Данте состоит из трёх частей: Видения, Заповеди, Подобия. Ад, Чистилище и Рай. В начале «Пастыря» возникает названная сестра Ерма, очень похожая на Беатриче. Но Беатриче у Данта возникает в последних песнях Чистилища. В целом, памятник необыкновенный.



без числа

Постовые зарисовки. Женский монастырь, потом и мужской монастырь. В мужской, в конце февраля, приползли две монашки. Именно приползли; идти не могли. Братцы, дайте хлебца. Показали сестричек докторам: истощение критическое. Умерли, спустя несколько дней. А в том женском монастыре вроде как ничего и не случается. И настоятельница лучистая, и между сёстрами мир. Дело даже не в кипятке на первой седмице (потому что больше ничего нельзя). В халяве дело. Вот дай-ка я на твоём хребте проедусь. Человек очень слабости другого чувствует и ими пользуется. И виноват у него всегда слабый. Если не слабый, то молчащий, а стены тут не защита. Другое; поселение возле того же мужского монастыря. Чайник и плитка в келье разрешаются. В обед постом ничего кроме кипятка не полагается, а почему так, никто не знает. Духовники, вроде, разумные, а люди не едят. Работницы живут так. Первый день: чайник поставила и потом кипятку напилась. Второй день: просто водичка. Третий день за водой уже не идёт. Снова женский монастырь. Службы долгие, а после них ещё много чего: послушание, опять же. И вот, работницы, дуры сорокалетние, в обморок хлопаются, одна за другой. Но тут одна душа нашлась. Привела двух дур (одна из них танцовщица была) в свою келью, положила батон хлеба. И велела спать, читать псалтирь и есть. Вечером проверила: хлеб съели весь. Так и выходила несчастных. Тайком или нет, не помню. На сладкое: балерина. Эту я сама видела и наблюдала. Осанка, жесты, кудряшки — всё при ней. Самоотверженная. Через восемь лет приходской жизни, в Москве, на неё смотреть невозможно стало. Одна нога другой короче и позвоночник как православный крест. Поклоны и посты. А жалко. Горящая была свеча, чудесная. И настоятель тоже вроде добрый. Поправился с тех пор, как я его в последний раз видела. Бывает, что человек и так свою вину чует, а ему ещё пляски обвинений на хребте устраивают, неосознанно. Бывает и так: потерпит-то он, потерпит обвинения и вины, всё верно. А вкус, скажем, к молитве, уйдёт. И что важнее, какая справедливость? Мне везло. Упомянутый же настояла, в какнун поста, банку красной икры подарил. Ну, то, что плюс икра — это минус поджелудочная, можно не упоминать. Но ведь подарил же!



без числа

Вот один из ключей того странного и трагичного мировоззрения, которое усвоило себе привычки сюрреализма, но сюрреализмом не было. Которое дало мировому искусству парадоксальную эстетику, великую музыку и большую лиетратуру. В живописи которого много от взмаха руки клошара, а в манере разговора — усталой фамильярности. В основе его — ощущение новобранца, который неминуемо погибнет.

* * *

«Deaht & Dying», 1969. Elisabeth Koubler-Ross

«После выхода этой книги тема смерти стала боле открытой всреде медиков, благодаря этому создалась атмосфера, благоприятная для обсуждения того, что же происходит после смерти...»

...Первые «встречи» произошли в офисе Чикагского Университета в 1967 г.

1.
Смерти не слудует бояться. Зарегистрированные события свидетельствуют о том, что умирание болезненно, но сама смерть ... абсолютно мирная, она свободна от боли и страха. Все без исключения (пациенты) рассказывают о чувстве невозмутимости, целостности (wholeness)...

2.
Нет грядущего суда и нет ада. ...Когда отвратительные поступки обнажаются перед светлым существом, то реакцией этого существа бывает не гнев и ярость, а, скорее, понимание, даже с оттенком юмора. Все обладают чувством целостности. Судит не Бог, а человек.

3.
Смерть не есть уникальное и окончательное событие, как описывает христианское учение, а скорее безобидный переход к более высокой стадии сознания. «Смерть есть только сбрасывание физического тела, подобно выходу бабочки из кокона. Это переход к более высокому сознанию»...

4. Цель жизни на земле и жизни после смерти — это не вечное спасение души, а безграничный процесс возрастания в любви, в понимании и самоосознании. Развитие души, особенно её духовных способностей — любви и знания, не прекращается после смерти. Напротив, оно продолжается и по ту сторону и, по всей вероятности, вечно...


«Дни профессиональных медиумов практически сочтены. Мы бываем полезны лишь как подопытные кролики. Через нас учёные узнают об условиях, необходимых для осуществления (контакта с миром духов)». Arthur Ford, «Psychic Magazine», N.Y., 1972.


Цитата по: Серафим Роуз, «Душа после смерти».


Джанис Джоплин просила сжечь её тело и развеять прах по ветру над морем. Красиво. Слияние с водой и небом. Когда-нибудь этот прах соберётся в прежнее тело: худое и беззащитное. За несколько дней др смерти она читала книгу: «Загляни ко мне, Ангел».

Печать рокового безволия на лице Моррисона. Он не боялся смерти, но видел так много ужасного (из мира иного), что вряд ли человеческий разум выдержал бы, не поддерживай его некая милость (свыше). И вряд ли, несмотря на очевидное его убеждение, смерть казалась ему уж такой мирной. Он писал в «Американце на молитве» о роковой стене.

И так далее.

Какой размах, какое наваждение и какая благость — одновременно. И что теперь? Панк был необходим как нейтрализация оккультизма. В нём был смысл. Иду к простой мысли. Если не чувствуешь, что можешь, что есть силы и напряжение сотворить нечто новое и не уверенности в том, что сделал; если заранее перечёркиваешь всё, сделнное тобой, то и сиди дома. Даже музыку можешь не слушать.

«An American Prаyer» перевела. Думаю, разместить его на сайте можно. Текст насыщенный и, конечно, играет так, что почти непереводим. Но он прекрасен. Прежде всего достоверностью деталей и атмосферы.

Сохранились съёмки 1969 года, Нико и Игги Поп. Несут крест, без распятия, по заброшенному полю, отчасти напоминающему поле фильтрации. Затем крест устанавливается и сжигается. При том, что сюжет может показаться абсолютно мрачным и демоничным, ощущения чернухи не возникает, наоборот. Кажется, их души вполне понимали, что все заигрывания со смертью не стоят ни гроша. И этот страх, этот трепет отражался и в голосах, и в глазах.



без числа

Редакция последних двух записей от 10. 02

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПОРТРЕТЫ.


Из поэтов старшего поколения мне довелось видеть совсем немногих, только трёх. Может быть, и больше, но впечатления остались очень скупые. Всеволод Некрасов, Генрих Сапгир и Виктор Кривулин. Это были значимые встречи, и я неосознанно наблюдала. Все три запомнившиеся встречи пришлись на самую середину 90-х.

ГЕНРИХ САПГИР

Запомнились два момента. Один в Георгиевском клубе, на представлении двух авторских сборников, моего («Виды на жительство») и ДД, кажется, «Кузнечик». 1997. Я не то чтобы описываю Сапгира, а выражаю своё впечатление. Невысокий, плотный и какой-то серебристо-блесятщий. Можно было сказать, что от него кусками отваливается радость, так много её было. Шейный платок, светлый костюм, седые волны над лицом — можно и влюбиться. Очень ироничный. Когда я прочитала альбомы, сказал: уездной барышни альбом. Несколько раз мне приходилось слышать и видеть, как Сапгир читает. Вряд ли кто читал его стихи лучше него самого («Строфилус»). Он очень ото всех отличался, и представить, что возможно сообщество людей, где все такие как Сапгир, невозможно. Другой в Чеховке; пришлось даже разговаривать с ним. Сидели за столиком втроём: Сапгир, ДД, я. Сапгир рассказывал, что скоро поедет в город Киль. Когда рассказывал, возникла у меня какая-то пушкинская ассоциация. Старый Пушкин.


ВИКТОР КРИВУЛИН

Эти впечатления (или несколько слившихся в одно впечатлений) были скорее пронзительными. Кривулин читал в Чеховке, приходил туда с палкой, невысокий и хрупкий как ребёнок. Запомнилась седая кудлатость и очень светлые глаза. Когда читал, становился беспомощным, как будто вот сейчас его начнут бить, и он уже готовится. Стихи на слух производили грандиозное впечатление. Когда сидел в буфете, присматривался. Вино киндзмараули называл дизмараули, подчёркивая инаковость, аморальность. Очень слушал, что ему говорят. Тогда кто такой Виктор Кривулин я почти не знала, а только со слов ДД. Надо было говорить то, что варилось у меня внутри, а в словах звучала какая-то липовая идеология. Но Кривулин всё равно слушал, и, кажется, я даже что-то из своих лучших ранних стихотворений прочитала.


ВСЕВОЛОД НЕКРАСОВ

Единственный раз я видела его в Крымском клубе, в конце 1996. Но осталось очень цельное и сильное впечатление. Сцена такая: Некрасов возражает. На Некрасове джинсовый костюм. Нос, хохолок надо лбом, сложенные на коленях руки. Лицо как у северо-западных славян, а может, и мордовское. Нос чуть курносый, губы трубочкой, недоволен. Возражал очень ярко, из него просто вихри какие-то вырывались. И ведь, как теперь в памяти отразилось, всё правильно говорил. Но из-за необычной яркости высказывания не поняли. Может, на самом-то деле высказывание было несколько косноязычным и некорректным, но Некрасову-то всё равно и можно. Кто такой Всеволод Некрасов, я тоже плохо знала тогда.



без числа

В двадцатых-тридцатых годах двадцатого столетия (своеобразный квадрат) в Штатах была эпоха, названная Великой Депрессией. Эпоха джаза и суровых настроений, детализировать не нужно. Но название создало почву для вариаций. Для меня лично шестидесятые двадцатого столетия — Великий Сумбур. То, что происходит вокруг нас теперь я назвала бы временем Великой Рефлексии. Возможно, что уходит от нас образ культуры, царивший в умах тысячлетие, а то и два.

Вот пример: стихи середины 60-х. Написаны тем, что называется верлибр. По идее, стране с такой языковой культурой, которая сложилась у нас, обращать бы внимание только на темперамент и содержание (искренность, и при этом некая целостность мира), Так нет ведь, дай то отсутствие формы, в котором связей в принципе нет (хотя в американских верлибрах они, положим, есть, там-то ощущение культуры сохраняется).


К НАСТУПЛЕНИЮ ДРЕВНИХ ВРЕМЁН

Военный городок в пустыне

можем ли мы затемнить прошедшее
гранёные самоцветы в оправе времени
основа
к наступлению древности в обезвоженном месте
норы и чешуя

мой друг ты умчался и час спустя уже за горами
автобус высадил тебя нагруженного связкой книг руки до колен
некто порхает птицей в ярком танце полудня
они легко делают записи хорошеют крючки
лопатятся танцы начиная с шипа


Джим Моррисон,
пер. ЧНБ.



без числа

Февраль на Руси назыали бокогреем, а древнее славянское (и сохранившееся в украинском) — лютий, лютень. Сколько оттенков этого «лю»: и люблю, и лютость, жестокость. Февраль — месяц предпостовой, насыщенный и мощный, масленичный месяц, как будто какой последний бросок совершаешь. И само звуковое оформление месяца — громкое, огонь (мороз), вода (оттепель) и медный трубы (ветер). У-у-у как. Солнцеворот, древнеирландский Имболк. Праздник Сретения Господня — тоже февраль. Феерия вод земных и небесных, воздушное омутище, может вынести человека и за пределы стихий, поставить его выше календаря, высветить в нём то единственное и прекрасное, что и псле смерти живёт. Словом, добро пожаловать в пещь Вавилонскую.

Доброе (в архаичном значении: крепкое, истинное, неторопливое) поэтическое слово всегда будто гвоздикой или травами пахнет. Устойчивый такой глубокий запах. Рифма придаёт ему летучесть. Но бывает, что запах и без неё хорош. Часто постом бывало, что чувства обостряются, оттого, что меньше ешь, так думаю. И потому необходимо даже сопротивление этой сверхвосприимчивости (к желанию творить, записывать). Тут стиховоля (свободный стих) должен отойти на второй план, а нужно, как мне думается, немного школьничанья.



без числа

Рождество, Богоявление и Сретение отдельно воспринимать друг от друга не могу, ибо все три праздника для меня неразрывано связаны. В наших широтах часто случается, что на Сретение устанавливается рождественская погода. Жду и снежных зарниц, и мороза, дымного сретенского мороза. Февраль — месяц страдательный, открываются многих сердец помышления. И ведь чем суетенее, беспокойнее жизнь, тем сильнее влечёт к чтению аскетических книг.

Мысль о тайных врагах. Сейчас это не то, что не новость — тайные враги. А просто смешно. Сеть предоставляет неорганиченные возможности. Но ведь тайный враг у человека один.

Совершенная форма в поэзии — иллюзия. Я воспринимаю поэзию как ступени запаха, как регистры и обертоны звука. Для меня поэзия — та же музыка. В большинстве случаев, разговор о форме в поэзии — только разговор о вкусах. В текстах современных авторов мне любопытна сейчас преимущественно динамика формы.



без числа

Из Андрея Кононова.


Начало поэмы
«МОСКОВСКОЕ  КИНО»



В Москве снимается кино.
На декорациях кремлёвских
мерцают звёзды, как вино
в стаканах кабаков московских.

За кадром — звон колоколов,
огромные массовки в храме.
Но в титрах не хватает слов.
Так что ж, придумаем их сами.



На вечере в к.ц. «Покровские ворота» ко мне подошла некая Елена и попросила приведённые выше стихи. Написать ей никак не могу отчего-то, совсем осуетилась. Но хоть таким образом исполню обещание. Странное это место, «Primus versus».

Святая Равноапостольная Княгиня Нина — одна из самых любимых моих святых. Связанные волосами прутья, вдруг возымешие благодатную силу креста. И даже то, что крылья этого креста вдруг сложились, как у самолёта (а какие тогда самолёты). В наше время есть другая ассоциация — знак мира, пацифик. когда-то сама ходила с пацификом во всю спину: стреляй-не-хочу. Возмущения земных недр, породившие проклятия жителей и их же благословения, и хвалу Богу. Если вдуматься, Святая Нина ходила по ускользающей от её стоп земле. Человек и стихии. Человек выше стихий.

Всех именинниц с днём Ангела!!!



без числа

Вот уже второй год именно на Татьянин день устанавливается мягкая, снежная погода. Правда, ненадолго. Студенческое ликование, во время моего путешествия из одной точки в другую (по индустриальным районам), заметно не было. Что мне всего больше нравится в житии Святой Мученицы Татианы: хватающая за сердце изнутри печаль. О неверующих, о суетных, о ложных. В ней ведь не было ни ненависти, ни жажды обличения, а была любовь. Я бы назвала её прекрасной странницей. Если бы рисовала изображение этой Святой, изобразила бы её молодой прекрасной учительницей. С Днём Ангела всех Татиан!



без числа

Начинаю собирать собственные записи об эстетике неподцензурной культуры в русскоязычной поэзии, а так же о связи и различиях её с эстетикой западного искуства (музыка, живопись, кино) до бума попкультуры и в самом начале бума (великий панк и постпанк). Записи хаотичные, порой однообразные, разрозненные, но всё же есть.



без числа

После просмотра концерта на крыше музыкального сообщества с названием Jefferson Airplane. Год не указан, однако, это весна и вряд ли после 1968. Для справок: знаменитый концерт на крыше Apple — Тhe Beatles состоялся в самом конце 1969. Калифорния и Нью-Йорк — вот одни из основных очагов формирования новой эстетики. Причём, при трансляции нам прошёл только Нью-Йорк. Загадка калифорнийской эстетики в тени, до времени. Слишком много в ней было корневого и одновременно эфемерного: индейцы, ковбои, сектантское сознание. Да и жёсткие условия Нью-Йорка гармонируют с нашими больше, нежели калифорнийские. Но всё дело именно в том, что в то время создана была новая эстетика, в которой мы все и существуем до сих пор.

Что такое 60-е в альтернативной культуре для нас, в поэзии. Айги, Аронзон, Миронов, Некрасов, Холин, Шварц. Близость эстетического восприятия мира очевидна, при том, что на личностном уровне логично именно отрицание (рок-музыки, теми же питерскими авторами). Но эстетика одна. Как, на мой взгляд, она возникала. Эстетических новшеств вообще немного, хотя внутри каждого возможны ощутимые изменения. Соотношения как между регистром и подрегистром. Когда я писала «Закат эстетики» (о Львовском), я именно это и имела в виду. Уже десять лет стоим на пороге новой эстетики, и никак. Эстетика — душа искусства, его форма, неразрывно связаная с этикой. Это ведь почти одно и то же. Вот, создана форма, и она наполняется, она живёт, изменяется, гаснет и снова возрождается, похожая и не похожая на саму себя.

Эстетика 60-х, во многом различная в Штатах и в Европе, создавалась из сознания того, что в основе её нет скольк-то чёткого и определённого представления. Та эстетика создавалась умирающими, понимавшими себя как умирающие. Она создавалась из лавок старьёвщиков, из никому не нужных книг, чувств и идей. Важно было, что именно через альтернативные (а не академические) формы и была установлена связь в уходящей в небытие культурой, которую мы все так бодро называем классикой. Так что использование мотивов «лохматой» эстетики обусловлено исторически и культурологически. Другое дело, что без согласования с классической традицией они ничего кроме кича дать не могут.



без числа

В моей лично терминологии появилось новое слово: скользящее письмо. Что это за письмо, когда оно было востребовано и когда обесценилось. Скользящее письмо — регистр лианозовской школы, а именно поэзии Всеволода Некрасова. То, что для Некрасова имело графическое значение, для нынешних авторов приобрело значение смысловое. Там, где снятием знаков препинания высвобождалась стихия, теперь, снятием же знаков препинания, стихия сдерживается.

По сути, возвращаюсь к давней своей мысли, об одновременно существующих поэтиках: органика и неорганика. Сейчас почти все пишут неорганично. И каждое исключение тем для меня интереснее. Авторов могу назвать сравнительно много. Что для меня в поэзии неорганично: игнорирование основных принципов языка. Можно писать только скобками и цифрами, но на русском же. Но мне нужен вкус слова, а я его сейчас и у многих авторов не слышу. Теперь возвращаюсь к скользящему письму.

Скользящее письмо — явление очень яркое и эфемерное, возникшее при взрыве поэзии 90-х, в самом начале. К середине 90-х это явление себя исчерпало. Признаки скользящего письма: снятие знаков препинания, пульсирующая семантика: то есть, когда возможны одно-два толкования, и при том невозможны иные, хотя по контексту должны бы быть возможны все. Эфемерность сюжета в стихотворении, но и не бессюжетность. Кроме того, все поэтические приёмы даются нарочито, буффонно, эпатажно, но и с чувством ущербности. Так готовилось современное явление «неточности определений», которое я назвала бы китчем. Но в самом явлении скользящего письма, методы которого и подобрал кич, была тонкая пронзительность, и она отчасти даже сейчас сохраняется у авторов, создавших скользящее письмо (Львовский, Шостаковская). Суть скользящего письма и его ценность — в словесном изображении ускользающих эмоций, в поиске баланса между слабостью человеческого существа и силой чувства. Этот баланс всегда нарушен, увлечение сильнее человека. При рассматривании картины скользящего письма возникает некое оживление пласта импрессионизма (Верлен). Но и нового искусства (поэзия Patty Smith). Миледи обладает премией Парижской Академии искусств в области поэзии, а, кроме того, является и до сих пор законодательницей эстетических форм в акутальном искусстве.



без числа

Первый из трёх этюдов «Нелицеприятных земеток», кажется, завершён. О Летове. Начинаю смотреть в сторону Башлачёва. Цель не та, чтобы, например, перевернуть мир (Шамшада Абдуллаева со Скиданом), увы, что мне до них и им до меня. Хотя «Анна Аккерман» мне нравится (из-за осьминогов Верхарна). Цель показать объём в том пространстве (прерывистом, по Лихачёву и Гуревичу), которое искуссвенно подавалось как плоское. Бывает такое, что мир внутри и вовне дрожит как старый автобус. Почти говоришь: остановите, мне хочется выйти.



без числа

Два автора, А и Б. Оба признаны литсообществом, примерно равное мастерство, хотя и разный возраст. При чтении стихов обоих птицей в груди встрпенулось большое сильное чувство: о да, это стихия, это её жгучая вода и огненный воздух. Однако. Один вдруг, в момент всплеска крыльев, на встоке стихии, на подъёме, вдруг захлопывается сам в себе как раковина, падает в сухой колодец и уничтожается своей же иронией. Другой взлетел, но оба крыла дрожат, подворачиваются при беге по воздуху. И он тоже падает, этот в помойку. В первом случае подвела социально-политическая риторика, а во втором — намеренная неточность определений, на которую делают ставку почти все поэты квазимаргинального сознания. Так что ни Прометея, ни Икара не получилось. А жаль. Могли бы быть очень сильные стихи. При вёрстке просто страдаю, от острой недостаточности поэтик. Саморазоблачение такое: много риторики, много косноязычая среднего уровня. Но кроме самой сие мало кому заметно.

Приписка: о квазимаргинальном сознании смотрите осенние (август-ноябрь) записи дневника. Тема больная.

Комментарий. Бродский вряд ли понимал, что его шуточки с языком будут восприняты серьёзно и станут основой одного из самых убогих течений в поэзии начала 21 столетия. Думаю, в своих туманных и душноватых обителях он плачет, взирая на бродскианцев. Вот что я называю одним из самых убогих течений: намеренную неточность определений. Не обэриутовский оксюморон, не импрессионизм Гуро. Этих чувств сейчас просто ни у кого нет. А если есть, то вовсе не там и не у тех, кого выбрало сознание массы читателей. Например, прикольные лосины из «Совы» Осташевского. Тот случай, когда разговорный фрагмент заведомо обесценен общим настроением стиха. Безвкусно. Или вот пример такого же самоуничтожения, заведомой слабости письма:

возлюбишь, о брате, простое наличие
об отсутствии заплачешь как стена
стенания добрые по телефону друзей
шефство берут
                                                        над тишиной над тишиной



Тут о стене плача и речи нет. Нет речи и о лианозоавцах, и о концептуалистах. Ни о какой традиции вообще.



без числа

В дни праздничные, о Таинствах. Аскетика (малая, доступная мирянам) изображает грех чаще всего как внезапный поворот воли, взрыв, происшествие. Бывает, что грех является и до совершения на деле, он отражается на душе. На теле — болезнями, в судьбе — неудачами. Лествичник пишет о том, что человек, желающий согрешить и не имеющий возможности — намного хуже не желающего и грешащего. Однако на грех нельзя согласиться, он совершается всегда нечаянно. В дни совпадения праздников церковных и гражданских для верующего человека возникает множество трудностей, и простым «не праздновать» не обойдёшься. Тут важна мысль, что если приступаешь к Таинствам, то с одной стороны должен быть особенный мир со всеми вокруг, а с другой — особенная чистота жизни. Сплетни и укоры посторонних, тем более к Таинствам не приступающих, тут дело десятое. Без поползновений, конечно же, не обойдётся, прегрешения будут, и особенное остро переживаемые (пишу по своему личному опыту). Но если человек приступает к Таинствам, это уже свидетельство того, что грех омыт и, возможно, что даже не повторится. Так что любое обвинение в том или ином смертном грехе, от кого бы то ни было, человеку, приступающему к Таинствам, есть косвенное свидетельство того, что греха нет. Моя давняя знакомая рассказывала, что после того, как она пришла на предновогоднее собрание своего семинара в литинституте, чтобы подарить ведущему книгу и открытку, по институту долго ползал слух, что она «ела постом зефир и запивала водкой». Вот они какие, православные!



без числа

Воздушность и мелодичность стиха, его сокровенное развоплощение в силу, превышающую сферы звука и зрения, — явление редчайшее. Иногда честнее и проще закрыться в комнате ритма и рифм, пусть даже не особенно чётких. Но вот чтобы рифма потот сама возникала из этой чудесной развоплощённости... Чудо оживающей рифмы, чудо оживающего ритма.



без числа

Вступили в пределы високосного года. Восьмёрка в конце бессмысленного зыбкого числа напоминает вставшую на дыбы бесконечность. Эсхатология в числах? Но ведь финальные сцены начинаются иначе. Люди на улицах плохо выглядят, но поумнели.










Hosted by uCoz