Мирослав Андреев являлся ведущим редактором альманаха «Майя». *) Соредактором был Евгений Шешолин. Я войти в альманах отказался, из-за чего отношения с Мирославом были не сразу, но однозначно разорваны. Когда-то, в короткое время, мы были очень близки. К творчеству Мирослава я с самого начала относился несколько снисходительно: сама его личность и круг его интересов занимали меня гораздо больше. Он, конечно, это не мог не чувствовать, так что наш разрыв был неизбежен.

Ниже я приведу несколько фрагментов из своих воспоминаний о нашей общей с ним и с Женей Шешолиным поездке в Питер в 1979 г.

Сейчас, готовя для сайта "На середине мира" некоторые материалы о нем, я, пожалуй, могу сказать следующее.

В поэзии Мирослава меня утомляло и сейчас утомляет балансирование на грани между графоманией и поэтическим озарением. Я до сих пор не могу заставить себя перечитывать его бесконечные стихи. Но я могу засвидетельствовать, что среди этого нагромождения косноязычных слов и неясных образов встречаются настоящие жемчужины глубокого смысла и подлинной красоты.

Приступая к чтению стихов Мирослава надо отдавать себе отчет в его глубоком интересе к религиозной философии Индии и в культе чудесного растения каннабис. И это был не просто интерес, это было подлинное очарование и настоящий плен. Грандиозные в своей немыслимой простоте откровения Веданты настигли его в глубине Брежневского Застоя на окраине СССР в провинциальном Пскове. А пристрастие к волшебной траве он привез сюда с берегов Иссык-Куля.

Этой ядерной смесью он щедро поделился со всеми, с кем сошелся в Пскове. Сначала это были Евгений Шешолин и я, потом и другие притянувшиеся к нему люди. Отмечу и то, что он поделился со мной своим пристрастием к творчеству группы «Pink Floyd», прозе Борхеса и Картасара, с антропософией Штайнера и Ницше и некоторыми другими феноменами мировой культуры, за что и сейчас я ему искренне благодарен.

Относительно генезиса его творчества я могу отослать читателя в г.Фрунзе 70-х годов, где, среди множества неизвестных мне лиц, он часто упоминал свою близость к поэтам более старшего поколения — Игорю Бухбиндеру и Василию Бетехтину **), которых он позднее добросовестно издал в организованном им альманахе «Майя». По натуре он был лидером-культуртрегером, собирателем имен.

Отчасти, эта его привычка к постоянному доминированию во всем и оттолкнула меня. Интересно отметить, что мы родились с ним в один день 9 сентября, только я на 2 г. раньше. Женя Шешолин был старше немного нас обоих и благодаря присущей ему терпимости относился спокойно к манере Мирослава довлеть и руководить.

Итак, при чтении текстов Мирослава Андреева будет не лишним иметь в виду его раннюю начитанность вообще, и, особенно, приверженность к учению Упанишад и Веданты Шанкары, закрепленную достаточно частым употреблением каннабиса. Я буду и сейчас рад ошибиться в своей критике его поэзии, тем более, что в Пскове есть несколько читателей моего возраста, которые считают его более сильным поэтом нашего тогдашнего круга.

Наконец, давно пора отдать должное человеку, благодаря усилиям которого только и появился уже известный в литературных кругах Альманах «Майя», который, как сказал известный издатель советского самиздата К.К.Кузьминский: «поэтический сборник "Майя" — явился как бы подарком с небес».

И последнее: после смерти Евгения Шешолина в 1990, Мирослав целый ряд лет посвятил собранию полного корпуса сочинений своего друга. Насколько знаю, там было около 1000 стихотворений и вариантов. Судьба этого тома мне до сих пор не известна.

Сам же Мирослав был убит в драке в 2000 г. в возрасте 40 лет. Похоронен на сельском кладбище недалеко от Пскова.

Артем Тасалов, 28 октября 2012, Псков




*) Майя — литературный альманах, изготовлявшийся во Пскове. 6 номеров (1980, 1981, 1987, 1987, 1990, 1993). Ред. М. Андреев, Е Шешолин, А. Соколов (Нестеров). См. Краткую справку Мирослава Андреева в НЛО, № 34 (6/1998), с.297-301.

К. Кузьминский вспоминает о «Майе» таким образом:

«Здесь я надыбал трех поэтов на псковской земле, совсем молодых, но это уже не то, что было в нач. 60-х и 70-х гг. И даже можно сказать, что наступила известная пауза в поэтическом процессе.»

«Однако в обозримом будущем я пока не вижу культурной смены. После нас пришло какое-то немощное поколение. Видимо, природе свойственно устраивать некие паузы в сквозном своем развитии.»
/Олег Охапкин, 9.11.79/      

Не сказал бы. Сказал бы обратное. Полученный сегодня через «Хронику Пресс» поэтический сборник «Майя» - явился как бы подарком с небес.  «Три псковича» Олега Охапкина — обернулись мощнейшим и интереснейшим литературным содружеством /не группой!/, из всех, что я наблюдал в последние 20 лет. Годы рождения - 1959, 1951, 1957, 1950, 1953, 1955. Родом из: Пскова, с Алтая, из Одессы, Новосибирска, Магадана, Краславы.

      И это покроет мне 3-й том, «ПРОВИНЦИЮ», зиявшую дырами.»

Из "Голубой Лагуны"






  Фрагменты о Славике из воспоминаний о Евгении Шешолине, 2000 г.


Август 1979 года.

Вот мы стоим на Сенатской площади — Женя, Мирослав и я. Жене - 24, мне - 22, Мирославу - 20 лет. Женя погиб в 1990, Мирослав в 2000. Женя прибыл в Псков из Резекне, Мирослав из Рыбачьего (берег Иссык-Куля), я из Москвы.
….

С Женей мы знакомы с 76 года, с Мирославом — только-только (1979). Я его всерьез тогда не воспринимал. А он уже тогда воспарял над нами крылато... Нос кверху — полный понт. Первый раз я его увидел... Репетировали мы почему-то в здании кукольного театра, что рядом с «домом Батова» на берегу Великой у моста. Акустика там - фантастическая. Вышли покурить - и вот он, Славик с тетрадкой своих стихов. Представляет его мне Шелошик (что говорит — не помню). Листаю стихи — складная литературщина — всерьез не принял, но что-то снисходительное сказал. А Женя возбужден, рад знакомству, как всегда хихикает что-то... В итоге, Мирослав открыл нам индийскую религиозную философию и «каннабис» — завязались узелки надолго.
….

Пока ехали (в Питер) — Женя все старался, что бы я в стихи Мирослава въехал — что-то ему пригрезилось там, — но я так до сих пор и не въехал. Мирослав ревниво косился. Он был высокий — выше нас ‐ удобно ему свысока коситься — вот он и косился.

Так я тогда и не понял, что это серьезный фрукт и в зубах надолго завязнет. Родились мы с ним в один день, только я на пару лет раньше. За Шелошика мы незримо боролись, а он со всеми ладить умел. Первая трещина меж нами глянула, когда задумали журнал издавать — вот тогда он перетянул. Назвал его — «Майя», а в майю я мистически лезть боялся и не хотел. Я хотел — «Слово», — банально теперь, конечно, видится, но для меня тогда — принципиально. И потом, Мирослав и Женя уже сразу его видели в диссидентском контексте, а я этого не хотел. Долго колебался — несколько лет — и когда окончательно вступать отказался — Мирослав мне этого не простил — написал мне в Москву письмо, где посылал в меня в метафизическую бездну перерождений — на самое дно — злое такое письмо — и если б не Крест Христов — мог бы я туда и споткнуться.

Годы спустя, при очередной редкой и вооруженной до зубов нашей с ним встрече, сидя на скамейке у памятника Кирова в Пскове, в летний солнечный вечер, я рассказал ему сон, где мне приснилось, что я стою в некоем зале, передо мною стол, а на столе — огромная раскрытая книга. Я наклоняюсь над раскрытой страницей — и вижу как бы много миров, распахнутых мне и влекущих бесконечной сладостью воплощенья, — вижу, и как будто начинает втягивать меня в эту книгу и вот промедлю еще — и утянет меня безвозвратно. Усилием воли, не иначе, как по милости свыше, отрываю взгляд от книги и слышу тут же чей-то злорадный смех — поднимаю голову — надо мной, как бы на площадке с перилами, стоит некто, похожий на Шейлока в овчиной шубе, смотрит на меня и так недобро смеется: сорвалось, мол, сейчас, но мы еще встретимся. И я проснулся. «А ведь это был я» — сразу соглашается Мирослав и опять веет какой-то жутью.
…

Когда в самом конце 80-х Тимур Зульфикаров гостил у нас в Пскове — я пригласил ребят (Женю и Славика) в гости (тогда уже мы редко даже с Женей общались: приход мой в Церковь охладил отношения, — я был неофитом и прощался с прошлым). Пришли, нормально поговорили. К Тимуру оба с уважением — мэтр, все же. Они тоже ему понравились.
….

О творчестве Мирослава — не мне судить. Я — пристрастен. Но были и у него когда-то прекрасные строчки в море сырого текста. Были! И был рассказ, который он читал мне давным-давно в Летнем саду прямо под Колесом Обозрения и дождем моросящим.

Рассказ о том, как человек пошел в горы на поиски конопли, как он общался с горами, с ядовитой змеёй, как он бежал — летел словно птица, сбегая по склону, и как убили его советские милиционеры — застрелили из пистолета — мистический такой, хороший рассказ.

Вот, вспомнил фильм и актера, который поразительно похож на Мирослава мифом личности — фильм Сокурова «Скорбное бесчувствие», актер в главной роли — почти один к одному — Мирослав. Он рос без отца. Мать боготворила его.

Евгений Шешолин в "ЛАВКЕ ЯЗЫКОВ"

TERRA INCOGNITA — 1

Дремучая лавка. Поэма.

О Мирославе Андрееве - Артём Тасалов

на середине мира

поэты Пскова

город золотой

москва

новое столетие

корни и ветви