КИРИЛЛ АНКУДИНОВПИСЬМА В ТИБЕТПисьмо девятое:В патриотическом стане. Снова здравствуй, мой дружок, обитатель далёкого Тибета.
Тебя заинтересовало, почему я в своих письмах почти не упоминаю поэтов, представляющих «патриотический лагерь»
(«Наш современник», «Москву» и т. д.). Ты говоришь:
«В начале девяностых «патриоты» жаловались, что «либералы» словно обнесли их стеной —
не пускают никуда, не упоминают. Почти двадцать лет жизни за стеной — это тяжкое испытание».
Отвечаю: они всё ещё продолжают сетовать на стену. И стена вокруг них, возведённая усилиями либеральных деятелей, действительно имеет место быть. Но, помимо этого, есть кое-что дополнительно… Разве в своё время филистеры и фармацевты не пытались окружать такими же стенами безразличного презрения Элиота и Йейтса (я уж не говорю про Эзру Паунда и Луи-Фердинанда Селина)? И что же? Элиот и Йейтс, Паунд и Селин вошли в мировую литературу — несмотря на старания злопыхателей. Стены, сооружаемые вокруг культуры извне, хрупки. Стена вокруг «патриотов» так крепка потому, что она выкладывается не только извне, но ещё и изнутри. «Патриоты» старательно пестуют образ русского поэта как принципиального аутсайдера-аутиста, которому чужда, страшна и враждебна (либо безразлична) вся мировая культура. Но так вести себя нельзя; глобальная культурная ситуация — грандиозный рынок, на площадях которого надо яростно пиариться и торговаться. «Патриотам» есть что реально предъявить миру: к примеру, Юрия Кузнецова. Но для этого необходимо вписать Кузнецова в культурный контекст, допустим, сопоставив его с Бродским или с Оденом. Если «патриотам» это занятие претит, значит стена, за которой они оказались, выстроена, в том числе, и их руками. Что сказать тебе о поэзии, публикующейся на страницах журналов «Наш современник» и «Москва» (есть ещё журнал «Молодая гвардия», но он для меня — как другая галактика; о нём я говорить не буду). Либеральные критики дежурно обвиняют поэтов «Нашего современника» и «Москвы» в бескультурье и ксенофобии, обзывают их «скопищем агресивно-посконных графоманов». Эта глупая карикатура не имеет ничего общего с реальностью. Тем не менее, у «патриотической поэзии» — свои проблемы… …Жуковский перевёл слова гётевского Лесного Царя, обращённые к мальчику, вот так: «Дитя, я пленился твоей красотой». В первоисточнике у Гёте было совсем иначе: «Я уязвлён твоей красотой». Или даже так: «Твоя красота оскорбила меня». Красотой поэзии «Нашего современника» и «Москвы» иногда можно жуковски плениться; но в этих журналах (почти) нет стихов, красота которых бы по-гётевски уязвляла и оскорбляла. Как некогда уязвляла и оскорбляла всех читателей царственно-монохромная мощь баллад Юрия Кузнецова или трепещущая светопись Николая Рубцова. О Рубцове с Кузнецовым спорили до хрипоты. О нынешних поэтах «Нашего современника» и «Москвы» спорить не хочется. Подборки этих поэтов бесспорны. Вот и замкнулась дорога скитаний, Вышел к началу земного пути. Годы любви и столетья страданий Смог я до этого дня донести. Что же теперь, начинать всё сначала В белые ливни, в грибные дожди… Крикнул, и эхо в ответ прокричало: «Наши пути бесконечны — иди!». Что же — по кругу, так, значит, по кругу, В круге начало всему и конец. Чу! Остановка — прислушался к звуку — Песню заводит залётный скворец. Чудное, дивное, нежное пенье Эхом разносится в круге втором. Так и живём от рожденья к рожденью — И никогда, никогда не умрём… (Борис Бурмистров. «Вот и замкнулась дорога скитаний…», «Наш современник», 2010, № 1). Я не могу назвать это стихотворение «плохим». Оно — неплохое: в меру классичное, в меру гармоничное, в меру музыкальное, в меру эмоциональное, в меру акварельное. Всего в меру. И такими вот неплохими ровными строфами — год за годом — заполняются все номера «Нашего современника» и «Москвы». Картинка неброской русской природы, воспоминание из детства, целомудренный лирический этюд, сдержанная элегия, робкая публицистика. Всё донельзя культурно, положительно, пресно… и тоскливо до зевоты. «Патриоты» не жалуют западный индивидуализм. Но где нет индивидуализма, там нет индивидуальности. Я с первой же строки различу интонацию Беллы Ахмадулиной или Бахыта Кенжеева, Дмитрия Быкова или Олега Юрьева — но я не отличу Бориса Бурмистрова от любого другого среднетипичного нашсовременниковского поэта. Может быть, всё-таки, индивидуализм — не такая уж плохая штука? К счастью, исключения есть везде — в том числе, в «Нашем современнике». Я знаю одну прекрасную поэтессу из «Нашего современника», красота стихов которой именно что уязвляет и оскорбляет. Всякий тупоумный филистер, называющий себя либеральным критиком, считает должным уязвиться и оскорбиться в виду её поэзии. Это Марина Струкова, для меня бесспорно входящая в десятку (а, возможно, и в пятёрку) лучших современных российских молодых (т.е. досорокалетних) поэтов. Необходимо объясниться… Разделяю ли я идеи, продвигаемые в поэзии Марины Струковой? Нет, не разделяю. Более того, я неоднократно выступал против таких идей, поскольку считаю их потенциально опасными — в некоторых публицистических изводах. Но, разумеется, не в изводе поэзии Марины Струковой. Читатель отличается от колпака-филистера тем, что в «поэзии с политикой» видит поэзию и красоту, тогда как филистер усмотрит там исключительно «политику», ничего кроме «политики». Даже читая дивный цикл Марины Цветаевой «Лебединый стан», тугоухий филистер захочет возложить на Цветаеву ответственность за ужасы колчаковской контрразведки — так уж устроены его затхлые филистерские мозги. Сейчас я скажу такое, что покажется всем филистерам (и филистерам от либерализма, и филистерам от патриотизма) запредельно нелепым (и даже кощунственным)… По моему убеждённому мнению, Марина Струкова является прямой творческой наследницей Александра Галича, её поэтика вышла из его жестоковыйно-площадного максимализма. Всякий более-менее чуткий слушатель уловит узнаваемый надтреснуто-воспалённый говорок Александра Аркадьевича, к примеру, вот в этих строчках… Расставшимся со славою, С бесславием не справиться. Страна золотоглавая Чужой свободой давится. То слева кто-то лязгает, То справа кто-то целится, — Тепло ли тебе, красная? — Тепло ли тебе, девица? Все каменные норочки Заполнили разбойнички, Тут по ночам разборочки, Тут по столам покойнички. В столице нежить греется, Заводит речи властные: — Тепло ли тебе, девица? — Тепло ли тебе, красная? («Расставшимся со славою…»). Марина Струкова — поэтесса романтического полёта; поэту-романтику всегда необходимо что-то ненавидеть и что-то восславлять. Струкова славит некоторые порывы, которые мне не слишком приятны — однако славит не как расчётливо-своекорыстный идеолог, а как пламенный Вальсингам (между прочим, по мне Вальсингам — самый симпатичный персонаж «Пира во время чумы»). Боязливый филистер узрит в стихах Струковой лишь чуму, а я вижу в них вдохновенный Вальсингамов пир. Поэзия не живёт без трагедии; в трагическом, катарсическом духе — основа и сущность поэзии, её кровь. Нынешняя русская молодая поэзия — давно, со времён гибели Бориса Рыжего и Дениса Новикова — не ведает трагедии. Разве сыщешь трагедию у Дмитрия Тонконогова, Михаила Квадратова, Глеба Шульпякова? Чемодан в поезде утащат — вот и вся трагедия… Стихи Марины Струковой замечательны тем, что возвращают в обескровленную русскую поэзию трагедию — подлинную (живую) кровь, не заменимую галлонами искусственного тёпленького физ(лир)раствора. Возвращают жизнь. Ибо где подлинность — там жизнь. За суровой стеной патриотического стана есть жизнь, есть поэзия. КИРИЛЛ АНКУДИНОВ
на Середина Мира МАЙКОПСКИЙ ТРИПТИХ. Стихи разных лет. РЕКВИЕМ. Стихи. ПИСЬМА В ТИБЕТ |