на середине мира
алфавитный список
город золотой
СПб
Москва
новое столетие
ЕЛЕНА ВАНЕЯН
МОРСКОЙ КОЛОКОЛЬЧИК
стихи со зверями и Ангелами
стихи со зверями и Ангелами
ПЕЙЗАЖНЫЙ ПАРК. ГАТЧИНА.
1
Китайские гвоздики говорят
(И клены с полуслова понимают):
— Дома пусты, в них стекла не горят,
И голоса живые не мешают...
Тогда в бутонах белых хвощ и мох,
И папоротник в дымчатых соцветьях,
И в холм бежит тропинка робких крох,
Протоптанная в маленьких столетьях.
Глубокий мох, прозрачный кровоток —
Какая нежность в том, и утешенье…
В сыром разломе холод не жесток
И небо свернуто как белый лепесток,
Что остужает рану воплощенья.
2
Ещё несёт Господь безлюдными местами
В зелёном угольке, украшенном золой,
Жнеца с серпом, солдатиков с цветами,
И мотылька с порхающей иглой.
Останься здесь — за три зелёных ока,
Где белый свет в тени себя похоронил,
Где мой конёк в живом зрачке глубоком
Сухое перышко, плескаясь, уронил...
Горит мой дождь, сияет сад безвестный,
В нем нет плодов... но видно далеко,
Как шпажники стоят — порывисто и тесно,
И свищет серп в железное ушко.
3.
Сердце
Там, где деревья сплелись водяными корнями,
Неутомимое сердце неясными днями
Солнца не просит, серебряной ряби не хочет —
Тусклым железом стекает, и дно своё точит,
Чтоб в пробитом колодце, на дне соучастья
Опознать отпечаток родного несчастья,
Осторожный рисунок сердечного среза,
Мягкий выдох и вдох молодого железа.
4.
Озеро
Зелёная вода не мерзнет и тает,
И дух её так мал, что спит или играет.
То пальчиком сухим поверхности коснётся,
То тихим сомиком под камнем шевельнётся,
То меж корней плывет барашком тонкорунным
И сочетает солнечное с лунным,
Чтобы для всех переливалась риза,
Но твердь и блик виднее были снизу...
Очнулся — и вода, вскипев, проговорила:
«Отныне - никогда, от зеркала до ила,
Вот это озеро не будет без опоры...»
И со сквозным лучом вступает в разговор.
5.
Сад
Сад остановится и кротко обернётся,
И вот — от горя продолжает никнуть…
Как мне обнять тебя не удаётся,
На языке терпенья остаётся
Не зная имени, без имени окликнуть:
Не ярость, не тоска, не страх бездонный,
Не ключ святой, где хромоту купают…
И на груди его, когда он сонный,
Сверкнут черты — и тоньше проступают...
Ты только длись и за меня не бойся —
Здесь, на воде, дрожат кривые кольца,
Меня часы жалеют, время лечит.
Все неживое тянется как просьба
О соучастии. Все ожидает встречи.
6.
Поклонение Младенцу Христу (Филиппино Липпи)
Стёпе
Для нищих васильков, для никнущего злака
Постелен бархат на пороге мрака.
В нём розы прячутся и соловей бормочет,
В нем все, кто дней своих, своих ночей не хочет
Без Девы маленькой, с сияющим Младенцем
Среди травы, в прозрачном полотенце.
На них из облака стекает свет по капле,
И Ангелы стоят притихшие, как цапли.
1997, 2007
ВХОД В ИЕРУСАЛИМ
Рано утром в дорогу позвали,
Отвязали от милой кормушки.
В свете тайны, что мне молча сказали,
Потеплели мои длинные ушки.
Вот меня (и Того, Кем я полон)
Как спокойный корабль невеликий
Перехлестывают душные волны -
Эти слёзы, и восторги, и крики.
Мыслю я, — ни игриво, ни строго, —
Что за ноша на мне, что за ноша.
Как живая из одежды дорога,
И я вижу мои серые ножки:
Ах, идут они так ловко и чинно,
И я помню под чудесной попонкой
Как я женщиной был, и мужчиной,
И больным старичком, и ребенком.
КОВЧЕГ
Куда мое сердце готовит побег,
Там я знаю его — разноцветный ковчег,
С неустанной любовью носимый водой
По глубокому небу, где Бог молодой.
А на палубе люди да звери одни,
В догонялки и прятки играют они,
На хоботе сером сверкает вода,
И в ней ни жестокости нет, ни стыда.
В молчаливо кипящей глубокой воде
Слабо пахнет землёй, но не слышно нигде,
Вернётся ли голубь сегодня назад.
Но рыбы — играют и брызги — летят.
***
Ире Вайсерберг
Ты лучись надо мной, рукоять,
Чтоб лицом я прижалась к мечу.
Так ужасно, мой Ангеле, знать,
Как противно я небо копчу.
Криво свет мой держала в руке,
Белый свет, расплескать не боясь…
Вот, по синей небесной реке
Растекаюсь, как жирная грязь…
И как горечь во мне велика,
Только ты поймёшь, только ты:
Я в горошинку вижу жука.
Я не вижу его красоты.
*
«Отче наш» я шепчу,
почти всё понимая превратно.
Но Божья коровка
летает туда и обратно.
***
Мише Полякову
Каждый миг по непонятной шторе
Пробегает огненная нитка,
Каждый миг в прозрачном коридоре
Славит Бога верная улитка.
Позабудь и ты пустое горе,
Вспоминая всякое дыханье,
Что поет на крошечном просторе,
Слушая завесы колыханье.
Вот и мышка под стеклянным полом
Смотрит сквозь цветные жилы кварца,
Как стоят, стоят перед Престолом
Ангелы, животные и старцы.
***
Сл.
Смирно животные с Чашей
Благочестивые встали.
Радость нарядная наша
Прячется в жидком кристалле.
Вот на стремительной грани
Дядька с лицом окрылённым —
Детку, лучась от старанья,
Трёт закипающей дланью,
Поит Огнём преломлённым.
В пылком течении брашна,
В ярко играющей жиле
Видеть чудесно и страшно,
Чем бы иначе мы жили.
Тёмные вещи подслушать,
Восстановить справедливость
Рвутся в запретную душу
Горечь, презренье, брезгливость.
МАЛИНОВКА
А. А.
Прививая мне жить привычку,
По Себе сочиняя ветку,
Пел Господь, как быстрая птичка,
Что легко открывает клетку,
И кидает воздушный мостик
Тем, кого так зовёт и ищет,
И вручает свой пёстрый хвостик,
И ведёт в чужие жилища…
Вот сидят на ступеньках кошки
Цвета стали, угля и меди
И кидают входящим крошки
Несъедобной колючей снеди -
Вот на бедное их коварство
Очень ласково и приветно
Хитрый ослик глядит из Царства,
Приходящего неприметно:
«Как в букет репейника вложен
Вкус и запах Божьего сада,
Так мне дан аппетит, мой Боже,
И Ты знаешь, чего нам надо:
Пусть вот эта душа воскреснет,
Пусть увидит райские шутки,
Пусть услышит, какая песня
Истекает из птичьей грудки».
***
Тотоше
Садик мой, ловкий слепой,
Неутомимо и точно
Беленькой тросточкой — мной —
Водит по мелким цветочкам,
Доблестным сердцем моим
Чувства земле отверзает,
Знаки любви осязает,
Верит затейливым им.
И о стремительной жизни,
Мягкие рожки воздев,
С нежным усердием дев
Думают тихие слизни:
«Кончилась злая пора,
Царство приблизилось близко…
Птички не спят… до утра
Слушают песни Франциска» *.
*
Слизни знают мало слов, «небесное» они не выговорят.
МАМА И РОЖДЕСТВО
Заалеют Запад и Восток,
Раб усталый приоткроет веки,
Выпустят сиреневый цветок
Робкого багульника побеги,
Покивав созвездиям простым…
Шепчутся, как волны за плечами,
Рыжеватый свет со светом золотым,
Язычки со встречными лучами.
Скачет колобок в лиловой темноте,
Чтобы горечи на сердце не осталось,
Чтобы не обидела детей
Смерть твоя, немыслимая шалость.
7 января 2005
***
Матушка! Журавельнику внемлю
И играет голубое пламя,
Дай мне дело — я чудес не стою...
— На сыром порожке, вросшем в землю,
Стань как лист пред черными стволами,
Просто слушай шепот сухостоя.
Речи тел пустых бессвязно-едки,
Ночью сна не знают, горько ропщут,
Что я спать укладываю вещи.
Капли слёз моих дрожат в манжетке,
Сизые пушатся расторопши,
Мотыльки косматые трепещут.
ПИСЬМО ИЗ ВИФЛЕЕМА
Татеньке
Кошка-мать царапает коряво,
Притулившись в уголочке хлева:
«Что за шерстка у зверей кудрявых!
Что за плащ у милой Приснодевы!
Синий шёлк с лазоревым подбоем,
Грудка в белопенной оторочке...»
Прямо в небо чёрно-голубое
Острые сверкают озорочки.
ДЛЯ ДЕВЫ С МЛАДЕНЦЕМ
С., С., Л., Сл.
Слушая шёпот архангельских лилий,
— Что сотворим мы для маленькой Девы?
В садике бедном тайком говорили
Шпажники, шпорники, львиные зевы.
— Даже не ведаем, что пожелать ей...
Никнем, касанья прощального ради...
Розы цеплялись за синее платье,
Лезли вьюнки по железной ограде.
— Может, Ей ночью захочется к маме?
Плачет ребёнок, родителей бросив...
Скоро ль появится добрый Иосиф?..
И улыбались им лилии в Храме,
В Доме Господнем:
— Вместе войдем в благодатное Пламя,
Вспыхнув, лишимся пушистых сердечек...
В ясном Огне что содеется с нами?
Станем зрачками — овчарок, овечек,
Духов невидимых — светлых и рыжих,
Тихих слонов и тапиров забавных...
Чтобы увидели все, кто услышал,
Звезды событий тишайших и славных
В Небе Господнем...
Люди, и кошки, и ангелы-братья!
Вы различите их взглядом цветочным,
Вы захотите в гирлянды собрать их,
В травы вплетая изящно и точно,
Для Девы с Младенцем!
декабрь 2007
ЛЬВЁНОК
Н. Е. Горбаневской
Перед иконой Пресвятой Богородицы, называемой «Трилетствующая»
«Хлестни его по носу, грива огня,
Лети к нему, мячик, запущенный метко!..»
Так львенка умершего, нянчат — меня —
Предвечный Младенец и Дева-трёхлетка.
А там, на Земле продолжается жуть,
Сверкают ножи, и такая запарка...
Я должен подпрыгнуть и в щеку лизнуть!
Не выбрал, кого, но мне хочется — Марка...
Грызу твою ножку, Небесный Престол,
И вот моя бывшая лапа больная...
Шажочки и шепот, и синий подол —
Вот всё, что я видел, вот всё, что я знаю...
***
Алёне Тайх
Когда стоишь на задних лапах,
Живая боль ясней и внятней.
И в незнакомом сне кромешном
Чувствительным холодным носом
Читаешь текст кардиограммы
Вверху, на замкнутых воротах:
Железный штык сквозной решётки
И острый спазм сердечной мышцы.
Ты там, в жестоком древнем горе.
А радость — медная собачка —
Вот: молоток дверной... и ангел
Колотит в дверь перед рассветом:
«Послушай правду, только правду...»
Плачь, плачь, тростник!
Cтой стой, вереск!
Кипрей, теки по косогору!
Лети, хвостатый дух-заступник,
Реки нам Пасху, звонкий сердцем...
СВИНКА СВ. АНТОНИЯ ВЕЛИКОГО*
Моему Ангелу
...И колокол тот вопрошает: А ты?..
И в грохоте неба, в сверканье раскола
Святые собаки разинули рты
И лентами в них пламенеют глаголы,
Большая вода, где играется змей,
Лохматая твердь, где крадётся комета,
Послушайте, рыжий шарахнул: Посмей!
И белый, чуть слышно: Отвечу за это...
Язык вытекает расплавленным ртом
И трудное русло — Тебя — выбирает,
Антоний бежит с Т-образным крестом,
И в ушке свиньи колокольчик играет:
Суконное рыльце, копни и поспей!
Копытце, труси за крылатой ногою!..
…И если я меньше ещё, и глупей,
И видишь всегда ты Лицо дорогое,
В кипящее платье рядись и судись
С пугливой моей мелкоскладчатой речью,
Смешно и ужасно со мной обходись,
Со зверством небесным — пристрастьем сердечным.
*
св. Антоний Великий обычно изображается со свинкой, и в ухе у нее — колокольчик, чтоб не потерялась.
Август 2008
1
Бродит Кора, юная старуха,
Превращает землю в горстку пуха
Для растущих, шепчет умным ртом:
Умягчи комок убитой глины,
Оживи комок, святая Нина,
Виноградным осени Крестом...
И в зиянье перепонок рваных
Барабанных, горький и бесправный,
Тоньше мысли вьется голосок:
Как узнать, что мы на свете были?..
Потеряли ритм, слепились с пылью
Бабочек раздавленные крылья,
Кровь травы и сердца тёмный сок.
2
Говорила Деметра:
— Родные вы...
Как же так, в темноте, одни...
С синим цветиком плёточку гроб-травы,
Персефона, им протяни...
Было время — порхали на стебельках,
По нагретым камням ползли,
А теперь Архангел унёс на руках
Как детей, все цветы земли.
— О Творец, у земли непонятный жар,
Где теперь обрести покой... —
Ворошит копытом стерню Кентавр,
Колокольчик ища морской*,
Только тщетно — нет нигде синевы
Горечавок, нет пижм златых,
Лишь иссохшие плёточки гроб-травы
Воскресенья чают святых.
Ибо Хлоя и Кора устали так,
Что им свет не свет, а темней, чем мрак,
Род убийц им совсем не мил.
Но святые восстанут, как мёртвый злак,
И прекрасный Варахиил
Самоцветный сноп полевых цветов
Даст Спорительнице Хлебов...
*
Морской колокольчик, или горечавка — средство от жара.
ДРАКОН ОСЕННИЙ ДЛЯ ГАЛИ-ДАНЫ ЗИНГЕР
Совсем ты ума не имеешь —
Плачешь, жалеешь
Храбро умершего зверя смешного!
Вот снова
Вскочил он, нарядный, свирепый,
Тысячу глаз открывает,
Фыркает, грядку ногой разрывает —
И хряпает репу,
Редиску, морковку, и свёклу — ну все корнеплоды!
...Ах, лишь бы
Жёлтый достался, и красный, и рыжий!
В теле осени
В холодной просини —
Юное сердце восхода.
ВИДЕНИЕ
Вот жив человек, беспричинно улыбчив и бодр,
Он видит во сне-наяву удивительный одр.
Бесснежный стоит безвоздушный декабрь на дворе,
Пятнистый калачик свернулся в ногах на одре.
Он голосом милым промолвил мур-миу и мью
И носиком мокрым обследовал душу мою,
И розовым ухом повел на прощальный мой бред,
Постигнув без слов распоследний ужасный секрет:
— О, маленький Яцек, о, кролик кошачий родной,
Мне очень понравилось быть этой Леной смешной...
***
Татеньке
Призирая печальную згу,
Я вас знаю, минуты такие.
Нежно мыслят в усталом мозгу
Безглагольные гады морские.
— Мы с тобою… мы тоже кисель,
Вата, корпия, тихая губка…
И гадательно видим отсель,
Как летает морская Голубка…
А волшебный Конек-завиток,
Глянь, с конятами нянчит икринки,
Улыбаясь, кровавит платок,
Золотые глотая искринки…
И на спящую в горле зарю
Так находят зелёные волны,
Что из сердца сквозь пальцы смотрю,
Забывая сказать себе …полно,
Что я знаю о ясной тоске,
О прозрачном, как веки, смиренье,
Укрывающем розовый свет,
Сизый кобальт плывущих прозрений.
1 апреля 2009
УЛИТКА И КОЛОКОЛЬЧИКИ
С.
Под дубом резным болотным в небесно лесной траве
Подружка моя живёт, листок виноградный гложет.
А кто там о ком заплакал, услышал ли что в ответ,
Попробуй поди узнай - нас, может, и быть не может.
Маленькая, родная, что ты подаришь мне
В память о вечных днях, когда мы на свете жили?
Белые колокольчики, спрятанные во сне,
Что душу сию бессмертную уняли и утишили.
КОЛОКОЛЬЧИК ОЛЕ КУШЛИНОЙ
Или этот - чуть заметный
В цветнике моем и днем
В цветнике моем и днем
Как работа тонка — и висячие люстры корней,
И свеченье личинок, когда растворяются ставни
В глубину её дома… Душа твоя плоть перед ней —
Так ты твёрдости учишь меня, маргариток наставник,
Собеседник лилей на любимой зелёной груди,
Братец рыжих лилейников, кровью отваги налитых,
Лиловеешь юродиво в красном дыханье гвоздик,
Тише грома гремишь, вызывая живых на молитву.
ПАСХАЛЬНАЯ КОШАЧЬЯ ТРИЛОГИЯ
1
Дымок Симеона Богоприимца,
Снежная Белка пророчицы Анны
В феврале улыбаются нежно и странно,
И одна большая Рыбка им снится…
И мурлычется то, что знает каждый
Ближний, выкормленный из соски:
Нет, не родятся на свете дважды
Такие вот пятнышки и полоски…
Трогаю: всё ли ты носиком свищешь,
Моя Даша — овечка кошачьего стада?..
И глупей меня никого не сыщешь,
А умней (Ты думаешь?) здесь не надо…
Мартовский полудохлый котик,
Улыбнёмся Лазаревой Субботе…
2
Голубь в солнышке, ты со мной —
В Погребении Плащаницы.
Вытекают слёзы и гной
На коротенькие ресницы...
Кто сейчас говорил со мной?
Кто отвалит камень от гроба?
Дышим чуть — я и зверь больной
В душной тьме гардероба.
3
На локтях и коленях, носом в шкафу,
Крупом касаясь звёзд…
(То было в Великий пост)
В нижнем мире — вау и фрр и ффу,
И чей-то облезлый хвост…
— Христос анести! — щебечет нам
Небесная Пташка…
Ну, встанем на лапки, тцават танем,
Сестра моя Кошка!
БРАНДМАУЭР И КУСТ
1
— Сварилась картошка, девчонок покличь!
Пузатеньки, мутнооки,
Битум жевали, тёрли кирпич,
Пудрили щеки
Лё, удиравшая плакать в кусты,
Танька, любившая злые понты,
Лидка, мордаха испитая,
Мужем однажды убитая…
Нет, да и спросят:
— А помнишь ли ты
Запах небесного битума?
Помню, таскаю в защечном уме,
В сумке сердечной, как в страшном псалме.
Аще забуду тебя, Иерусалим.
2
— Скажешь ли: не было скучной войны
И Му-му мы не сдали на бойню?
Спи, чугунная чушка у рыжей стены,
Пламенеющей преспокойно?..
То с нежной отвагой касается уст,
Просит любви и помина
Хладно-зелёный сиреневый куст,
Врубелевый, воробьиный.
***
Смальта битая-побитая,
Сквозь железную иглу
Я лечу на запах битума —
Да в целебную смолу.
Знаю, помню, только жарко мне
В фиолетовом теньке.
После чиркну — а ты шаркни мне —
По асфальтовой реке.
Не глухих и слабослышащих,
Не заброшенных могил —
Кирпичей двоякодышащих
Полон, полон Белый Нил.
НА КЛАДБИЩЕ
Апельсиновых шкурок и праздничных мыл
Тихий завтрак на майской траве.
Приходи, пошерсти шелковистую пыль
И кошурку на свежем белье.
Здесь былье шелестит, а гремели бои
И лаванда горела стеной
Против моли, что выела очи твои,
Тихий взгляд шерстяной.
на середине мира
алфавитный список
город золотой
СПб
Москва
новое столетие
