Hosted by uCoz

ТАТЬЯНА ДАШКЕВИЧ



СТИХОТВОРЕНИЯ


КАМЫШ

Когда шумел камыш,
Когда деревья гнулись,
В ночную тьму, как в ад, погружены,
Возлюбленные — помните? — проснулись,
Подавленные, как после войны.

И шла она одна, во мрак из мрака,
И думала, как лучше ей солгать,
Несчастная, как битая собака:
Что скажут ей теперь отец и мать?

Как плакала оставленная дева!
Как трепетала женская душа!
Что знает мир про гнущиеся древа
И грозный шум ночного камыша.

Так плакала она, что и доныне,
Когда заглянут гости в нашу тишь,
Немного выпьют — вспомнят о рябине,
А много выпьют — запоют «камыш»!
2001



ПЁТР И ПАВЕЛ

У Петра и Павла мальвы розовы.
Грозовые облака плывут.
Завтра они сложат головы.
Ужаснется даже голливуд.

Воют жёны на окраине —
Препоясали и увели.
В этот день в садах Украины
Мальвы розовые расцвели.

По селу прошли угодники,
Только дети их заметили.
Всё пололи огородники,
Не смотрел никто за детями.

Вынес диакон образ к Празднику,
Убрала Марыся мальвами:
Пусть угоднички порадуются,
Пусть подышат цветом-травами.

Шла гроза, как угорелая.
Этот год болеет грозами.
У Марыси хатка белая,
У Марыси мальвы с розами.

2002



ИННА

Пусть иная, инакая, Инна
В зазеркалье тебя не сведёт,
И глазами из ультрамарина
У былого тебя не крадёт.

Ей не любы красивые сказки,
И она не смиренна, как встарь.
Гордо смотрит она без опаски,
Хоть её поцелуй, хоть ударь…

То несёт, как безумная, бредни,
То сминает, как мякиш, судьбу,
То нацепит цветастый передник,
Одиноко играя в рабу.

Да, она не уронит короны.
Ей соседский смешон говорок.
У инакой — иные иконы,
Да и норов — взведённый курок.

Но в холодной дали заоконной.
Не она ль, по колени в листве,
Перед осенью, как пред иконой
Разрыдалась о кровном родстве?

И, вплетая в косички ребёнка
Воспитанья железный урок,
Поцелует тихонько гребЁнку
И обронит: «Прости, ангелок».

2002



* * *
Я устала. Может, я пропала.
Только Бог меня и уберёг.
А скажите, разве это мало,
Если рядом — вездесущий Бог?

Если рядом с грешницей такою
Кто-то тихо вымолвит без слов:
"Дай, дитя, тебя платком покрою" —
И тихонько развернёт Покров.

2005



СЕСТРА

Светила луна,
Ходила кошка чужая,
Труба коптила дымом чужим,
Нищенка шла от края до края,
Лёгкая, словно дым.
Она богаче меня душою,
Не говорите мне ничего…
И я не скажу, ничего не открою,
Ничего не скажу чужим.
О чужая, ты ль мне чужая,
Посторонняя мне сестра?
Я иду за тобою от края до края,
А идти мне по краю пора.
Стужа выстудит лживую душу,
Очищая её канву.
Я твой мир, сестра, не разрушу.
Можно, я в нём хоть миг поживу?
Только страшно, что в этом мире
Ты одинока: лишь небо и ты,
Запоздалые гости в чужой квартире,
И упавшие сверху живые цветы.

2003




****
Нет у меня осени. Нет.
Есть у меня любовь озимая. О, зима…
Я позабыла теперь, сколько мне лет,
Кто это здесь — я ли, не я ли сама…
О, зима… Падает яркий снег.
Иль это косы стелются по холмам.
Белые косы седые — святочный свет,
Белые святки святые идут по домам.
О, зима… Лисьи глаза и хвост.
Сколько в лесу брошено бешеных лис…
Друг мой сердечный, словно коврига, прост,
Лёгок — летуч, друг мой — осенний лист.
О, зима… О, я сама пришла.
О, я бежала, ножки сбивала о лёд…
Крошки сметала тёплые со стола.
Думала, ты отложишь осенний полёт…
Так и живём, ты — лист, я — лиса,
В мире полно рыжих и бешеных лис.
Я подниму лисьи к тебе глаза —
Где ты витаешь, милый, колючий лист?

2003



СЛОВА ДУХОВНИКА

О.Андрею (Речицкому)

«Среди толпы, и тишины среди,
Случится что-то, или не случится,
Ты, как корабль, с молитвою иди,
Везде и всюду научись молиться».

Да, я хожу с молитвой на устах,
И день, и ночь молитва в сердце длится…
Но духовник мне отвечает так:
«Учись, моя хорошая, молиться».

Когда приходят старые грехи,
И глаз я не смыкаю, как совица,
В слезах молюсь, а не пишу стихи…
А он твердит: «Учись. Учись молиться».

Постом решусь, унылая, спросить,
Как удалось отцу так научиться
О нас о всех Создателя молить,
Он мне ответит: «Я учусь молиться».

2003



РАЗГОВОР

— Прости, мой друг. Теряю силу.
Мне больше нечего сказать.
И только «Господи, помилуй»
Мне остаётся повторять.

— Но если «Господи, помилуй»
Не забываешь повторять,
То у тебя не просто сила —
С тобою ангельская рать.

— Но нет молитвы детски кроткой,
Пустые помыслы придут,
И кипарисовые чётки
На пол холодный упадут…

Ругаю я себя и плачу,
И прочь мечтательность гоню.
На что, на что я время трачу,
Какие пустоши храню…

— Что ж, на земле в наш век короткий
Немало горестных минут.
Тем и утешишься, что чётки
По Божией воле упадут.



МАМЕ

Повяжи ты мне платок
Синий, матовый, шелковый,
Из водицы родниковой
Повяжи ты мне платок.

Отведи меня во храм
Благовещенья на горке,
Расскажи мне, как мне, горькой,
Как молиться по утрам.

Вдоль распаханных полей
Не закончится дорога.
Дай мне, мама, хоть немного
Детской ясности моей.

Жизнь проста, но не легка:
То пшеница, то осока,
Но ведет меня до срока
Мамы тёплая рука.

Можно к ней щекой прильнуть
В час неясный непогоды.
Как дожди, проходят годы.
Ты побудь со мной, побудь.

1992-2000



В НЕДЕЛЮ ВАИЙ

Каждый злак на земле боготканной
Сложит голову с криком «Осанна»
Под пречистые ноги Твои,
Уповая вчиниться в раи.

Снег идёт,
дождь косит — холодина.
Но и мы, вдохновенная глина,
Уподобились тайнам земли —
Красной рощей сегодня взошли.

И претрепетной вербы букеты
В человечьих ладонях согреты,
Плачет роща, поет и цветет —
Царь во имя Господне грядет!

Цвет цветов — амариллис пурпурный,
Жесткий папороть, ирис лазурный,
Ветка пальмы, снежок гепсофилы,
Кровь гвоздик, гиацинт голубой,
Мать-и-мачеха, пряные розы,
И подснежник, и вербные лозы —
Весь расцвел аналой пред Тобой.

Словно в дымке недальние дни
И безумные крики «Распни!»,
Ни детей, ни друзей, ни осляти,
Плачет Мать.
Не рыдай Мене Мати...

Плачет Мать. Безутешные слёзы
Превращаются в росные розы,
Кровь гвоздик, гиацинт голубой,
Жесткий папороть, ирис лазурный,
Гроздь мимоз, амариллис пурпурный
Благодарно цветут пред Тобой.

1999



ПОЭТУ   КОНСТАНТИНУ   ВАСИЛЬЕВУ.

Всё белела в потемках рубаха
Над осыпанным пеплом столом,
Будто чудная белая птаха
В огневище махала крылом.

И срывала с безвестного полог,
Чтобы видел и ведал бел-свет,
Как таится в стихах орнитолог,
Синеглазый последний поэт.

Всё он прятался в бедной квартире
От настырных от друзей и подруг,
Всё искал он гармонии в мире,
Состоящем из музы и мук.

Всё пронзительней очи синели,
Всё острее точились стихи,
И по-русски стервятники пели,
Под окошки садясь в лопухи.

Стороною брели богомольцы,
Ровно-ровно дымился закат…
Раскатились древесные кольцы,
Разметался шальной листопад.

Ты куда, одинокий листочек,
Изболевшее сердце, постой.
Столько выставил грамотных точек,
Не поставил лишь самой простой.

Словно синий цветок колокольчик
У сестры-колокольни в ногах
Ты стоишь, как дитя — богомольчик,
Словно в кофту — укутанный в прах.

2003




***
Я расскажу тебе чего попроще,
Такое есть повсюду и везде.
Вот на пароме дремлет перевозчик —
Соломинки застряли в бороде.
Он в кулаке раскуривает «астру»,
Пыряет грозно в отмели шестом,
Когда к нему его приходит паства
И заполняет дряхленький паром.
Плывёт паром, плывёт река, как время,
По кругу омывая шар земной.
Несёт паром своё живое бремя
В космический предел берестяной.
Здесь в каждом одиноком пассажире
Есть небо, океаны и земля,
Особое понятие о мире,
И личное понятие рубля.
Они минуют городской посёлок,
Поля картошки, рощу, выпаса,
Поёт вослед разбуженный подтёлок,
Коровы голосят «на голоса».
Вот поворот — шестом по илу росчерк,
Вот купол проезжают, люд притих.
Перекрестился молча перевозчик,
Ответственный за каждого из них.
Он тощ и хром, как остов колокольни,
Его житьё клонится в забытьё,
Его жильё — развалины да колья,
Да светлого Георгия копьё.
Быть может, есть на свете избы плоше,
Ведутся почуднее мужички,
Ко всем приветлив глупый дядя Гоша:
Улыбка — на гостинцы и тычки.
Плыви, паром, трудись, душа святая,
Любя дурного, доброго любя,
Шестом медовым волны коротая,
Шестом-копьём, точённым для тебя.

2004




КОЛИНО ПАЛЬТО


Только купил дорогое пальто,
Чтобы встречаться с Татьяной…
Н. Шипилов

Кожанка, сласти и кепка,
Сизая ранняя стынь…
Мы поцелуемся крепко,
Но ты меня не покинь.

Если меня ты покинешь,
Счастье другое найдёшь —
Небо во мне опрокинешь,
Сердце моё оборвешь.

Буду я помнить до дрожи
Даже и старой, больной —
Запах скрипучей той кожи,
Будто пьянящий, хмельной.

Кажется, мы — пилигримы,
Нас не разлучит никто.
Где ты, скажи, мой любимый,
Купишь такое пальто?

Это не просто пальтишко,
Равных ему больше нет.
Даже карманный воришка
Нашей любовью согрет.

2004



ПАСТУХ
Сергею Котькало.


Переведи круторунное стадо овец
Через мостки голубых неботканых озёр.
Плавает в озере чёрная рыба слепец,
Водится также ползучая рыба позор.

Там этих рыб и не счесть, чуть вода не кипит…
Рыба-беда, и разлука, обида, и боль.
Этими чудами озеро наше кишит.
Овцы идут, как привязанные, за тобой.

Ты не неволь, не гони их, не то упадут,
Долго их чистить и мыть доведётся тогда.
Прячь в голенище подальше ореховый прут,
Да поспешай, чтобы вдруг не вздурилась вода.

Это бывает — тогда ничего не сберечь,
Чудища-юдища прямо ползут по земле,
Страшно послушать их потустороннюю речь,
Страшно увидеть их водные рыла во мгле.

Нынче чуть ветрено, знойно, и солнце слепит,
Словно овечки, по берегу — стадо ракит,
Только плеснёт в отдалении рыбушка кит,
Чистая рыба, — и в тайный воротится скит.

2002



БОГОМОЛИЦА

Выбились на свет седые прядки,
Красная в руке горит свеча.
В жизни не меняла без оглядки
Кровь Христа на ленту кумача.

Кровь Его опять её согрела,
И стоит, как свечечка, чиста,
И поёт, как в молодости пела,
Гимн о Воскресении Христа.

Не разжать сухого троеперстья,
Во перстах — не соль и не игла.
В такт знаменью отвечает сердце,

Вот и снова руку подняла,
И, себя щепотью омывая,
Белу свету, кланяясь челом,
Как молитва кроткая, живая,
Теплится у Церкви под крылом.

2002




ПЕВЧАЯ

Кате

Котята, куклы, брат, молитвослов —
Вся жизнь дитяти связана с игрою,
Хранит её спасительный Покров
За Тучной и усыренной Горою.

Ей судий нет — ей Бог один судья,
И не за что судить её, малютку.
Всегда она с усердьем соловья
Поёт с большими, из часу минутку.

Лишь «Господи, помилуй» и «Аминь» —
Вот вся её короткая молитва.
На клиросе сияет глазок синь,
Она слепит, как благостная бритва.

Как полоснёт глазами по душе,
От чуждого святое очищая…
А девочка поёт свое "клише",
Поёт и ничего не замечает.

Её учили, вроде, не кричать,
Не нажимать на звонкий голос силой,
Но трудно ей всю службу промолчать
И не взмолиться: "Господи, помилуй".

2003




на середине мира
новое столетие
корни и ветви
город золотой
соцветие