на середине мира
алфавит
станция
вести
АНАСТАСИЯ КИНАШ
Кинаш Анастасия Александровна родилась в Белгороде. Окончила магистратуру НИ БелГУ по направлению «Педагогика».
Работала заведующей библиотекой села Ерик. Сейчас работает в Москве преподавателем в частной школе.
Публиковалась в интернет-альманахе «45-я параллель», журналах «Подъём», «Дружба народов», «Арион». Победитель VI Международного литературного конкурса К. М. Симонова, лауреат международного конкурса «Верлибр», Кубка мира по русской поэзии (2018), международного фестиваля «Всемирный день поэзии» (2018), международного конкурса «45 калибр», фестиваля «Нежегольская тропа — 2017».
Вошла в лонг-листы международной премии «Белла» и премии «Лицей» (2017). Обладатель Гран-при «Оскольской лиры» (2017). Участник форума молодых писателей в Липках (2018), литературного форума «Таврида».
Публиковалась в интернет-альманахе «45-я параллель», журналах «Подъём», «Дружба народов», «Арион». Победитель VI Международного литературного конкурса К. М. Симонова, лауреат международного конкурса «Верлибр», Кубка мира по русской поэзии (2018), международного фестиваля «Всемирный день поэзии» (2018), международного конкурса «45 калибр», фестиваля «Нежегольская тропа — 2017».
Вошла в лонг-листы международной премии «Белла» и премии «Лицей» (2017). Обладатель Гран-при «Оскольской лиры» (2017). Участник форума молодых писателей в Липках (2018), литературного форума «Таврида».
ЧТО-ТО ВЫШЕ
ПЕРЕЕЗД
Ехал Грека,
Ехал через реку.
Видит Грека — в речке этой брак:
Не качают воды её ветку,
Ивой обронённую во мрак.
Не играют водомерки в салки,
Не мелькают в глубине мальки
Смотрятся неправильно и жалко
В той реке рыбачьи поплавки.
Это не про реку, не про руку,
Не про быстротечные слова.
Просто я всё чаще верю звуку,
Что остался, но уже едва
В голосе, в прочитанной вскользь строчке,
В стуке металлических колес.
Если жизнь — последняя отсрочка,
Что от нас останется всерьёз?
Грека едет, Грека осторожен,
Грека смотрит в марево реки.
Вдоль дороги влажный подорожник
Дальше — леса хрип и сорняки
А река ползет змеёй гремучей
Дальше
Дальше
Дальше
По прямой
Грека крестится на всякий случай,
И свернув спешит к себе домой.
Сладкий страх запрятанный поглубже
В наши угловатые стихи.
Ночь чернее, коридоры уже,
За стеной шуршит хи-хи, хи-хи.
Это всё — исчезнувшие слоги,
Бывшие глаголы, мертвый пласт
Речи — первозданной и убогой
Сделанной не нами, но для нас
Грека не вернётся. Мрак овражный
В реку заползает шелестя
Что ты плачешь? В вечности бумажной
Слишком мало места для тебя
ШКОЛА
1
Ирина Петровна не любит восьмое марта —
Её муж умер восьмого от пневмонии.
«Смерть — это форточка» — написано на третьей парте
Между собакой зелёной и коровой синей.
Жизнь — это детские голоса в коридоре,
Громкое небо, шуршащее ломкой листвой.
И иногда белая коробка скорой,
Которая приехала не за тобой.
Сегодня седьмой Бэ подарит ей коробочку Рафаэлло,
А восьмой доведет до истерики в туалете.
Как бы оно не горело и не болело,
Такая работа.
Не обращайте внимания, дети.
2
На уроке географии можно исчезнуть с концами,
Так говорят старшеклассницы и техничка.
Одна девочка исчезла, но иногда пишет маме,
Смски про то, что у нее всё темно и отлично.
Географ не пропивает глобусы, он редко смотрит в глаза,
Рисует странные карты на ватманах и обоях.
Кто его знает, где на свете всё время идёт гроза,
А где под землёй раздается пение злое.
Дети боятся шептаться и отвечать,
Слишком страшно сочится солнце на стены класса.
Иногда они заносят ручками прямо в тетрадь
Чудовищ и призраков из атласа (географ говорит атла́сА).
3
Английский язык директор отменил в апреле.
Детям нужно то, что им пригодится потом.
Они учат язык чёрных птиц (неохотно и еле еле),
А ещё язык мертвецов, не путайте с мертвым (ха-ха) языком.
Отличница Лиза шлёт письма любимой бабушке
Мелким почерком, с тишиной пришитой на белую бумагу:
«Мама совсем не умеет готовить твои оладушки.
Я тебя люблю, ба, но сниться мне больше не надо».
Ирина Петровна тайком подходила к школьной «мертвячке»,
Очень хотела отправить телеграмму для мужа.
Но подумала, что и так постоянно плачет,
А если получит ответ, то станет гораздо хуже.
4
Сегодня родители забирают детей пораньше.
Техничка и охранник на вахте решают кроссворд
И обсуждают всех: красивую маму Паши,
И дедушку Ивановой (кажись, что вот-вот помрёт).
Некоторые гости топчутся на пороге,
Прислоняют белые лица к дверному стеклу.
Их велено не пускать — безжизненных и убогих,
Оставляющих грязные следы от ступней на помытом полу.
***
Сломается птичка, даст сбой механизма завод.
И будет царить тишина в нелюдимой квартире.
И будет сосед по площадке ходить на завод,
И будет соседка за стенкой звонить дочке Ире
Крутить в тонких пальцах игрушечный яркий брелок,
Устало смеяться на голос трепещущий в трубке.
Расколет старушка над нами яйцо. И желток
Застынет, как яркое солнце на детском рисунке.
Так много людей. И на всех не достанется тьмы,
И смерти на всех в этом доме бетонном не хватит.
Неважно кем стали, неважно кем выцвели мы,
Когда свет дрожит на заправленной в спешке кровати.
Открой мне окно. Можно слушать как лёд на земле
Трещит под напором зелёной травы. Слава Богу,
Что страшное нечто, живущее в сумрачной мгле,
Весенней травой прорастает в конечном итоге.
***
Такая злоба, Господи-прости!
А лучше, разотри меня в горсти
На костный прах, на ветхие слова,
На тишину вселенского родства.
Брось горсть в заросшем сорной тьмой саду,
Так взращивают на душе беду,
Так вскармливают боль в сухой груди.
Пока метут бураны и дожди
Я буду спать под тяжестью своей,
Запутавшись в силках тугих корней,
Не знать о снах, и голосе весны,
О смехе звёзд, и колесе луны.
Я — не зерно, не диких трав побег,
Я злость, в которой умер человек,
Тоска, что пересилила тепло.
Не проросло бы только, не взошло.
Перемели меня, перемени,
Позволь зачахнуть немощно в тени,
Иссякнуть, без отметки и следа.
И никому не принести вреда.
***
Память легче мотылька,
Легче призрака в прихожей.
Отпусти её пока
Смерть зудит под белой кожей.
Облака в сырой зиме
Пахнут сумрачной тревогой.
Налегке поверишь мне
Ради голоса и Бога.
Дай мне время обмануть
Птичку в горле &mdash спи спокойно.
Где-нибудь, и как-нибудь,
Кафель, шторка, рукомойник
Потолок в мелу. Страна
За стеклом и без предела.
Память легче сна. Она
Отлегла и отболела.
БОЛЬНИЧНОЕ
1
На скамейке сядешь под каштаном,
Смотришь на сороку и молчишь.
И во рту трепещущая рана
Замирает, как под полом мышь
Мне-то что? Болей. Ведь все для дела:
Судорога,
Кровь в платок (тьфу-тьфу).
День как марля — тоненький и белый
Тканево бормочет на ветру.
2
Суп похлебаю. Картошку уже ни-ни.
Хлеб покрошу галкам и воробьям.
Медсестра курит в кленовой тени,
У забора просачивается бурьян.
Тело уже изъян, причём неизлечимый —
Его не заколешь до нормального состояния.
Люди снаружи всегда торопятся мимо.
Господи, ты хоть не ковыряй меня!
3
Мама, мамочка, послушай теперь меня!
Я не умру уже. Здесь на исходе дня
Старики на лавочках режутся в домино.
Меня порезал врач и хватит.
Комары влетают в окно.
Жужжат над ухом, но крови совсем не пьют.
Компот из сухофруктов, палаты зелёный уют.
Мне это очень близко, я тут совсем своя,
Стою на улице и не помню кто окликал меня.
Утром поставим свечку, я помолюсь о том,
Чтобы звенел комар ночью под потолком,
Чтобы под понедельник сняли тугие швы,
Чтобы лежать во сне словно в руках травы.
***
Если лопнет небесная кромка,
И волна темноты заметёт
Этот мир — безнадёжный и громкий,
Этот свет, этот смех, этот гнёт
Двор в пуху тополином, заводы,
Что дымят за балконом вдали.
Я заплачу навзрыд:
«Слава Богу!
Все ушли.
Все ушли.
Все ушли.»
Неумело, дрожащей рукою,
Покрещу лоб в клубящийся мгле.
Перед вечным мертвецким покоем,
На спасённой от жизни земле.
***
Мышиные пляски, мушиная злая возня.
На зимнее небо без слёз не посмотришь под вечер.
Как будто бы там темнота, пустота, полынья,
И нет никого, и дышать стало незачем,
Нечем.
Хороший итог.
Красный ветер рябит в темноте,
И змейку на куртке заело, и ноги не держат.
На каждое горе — великое имя Твое.
На каждую боль, на застывшую в сердце надежду.
Спасибо тебе, добрый голос, которого нет,
За это ужасное чувство любви и потери.
И снег на щеке, и внутри только холод и снег,
Но я всё равно почему-то отчаянно верю.
***
И все слова рассыпать как горох
Всё мимо: рельсы-рельсы, шпалы-шпалы.
Сбежали гуси. Слон весной подох
Печатную машинку поломали
А над перроном звёзд зелёных сонм
Горячие, как боль в груди, кометы
Сутулый дворник, позабыв про сон,
У павильона курит сигарету.
И первый снег бормочет над землей
О новой жизни каждого начала.
Вот поезд — он холодный и пустой,
Вот темнота, надрывная, вокзала
Перепиши историю опять.
Пусть будут куры, гуси и дорога
А я устала плакать и считать
Стоп кран.
Стоп кадр.
И что-то выше Бога
***
Страшен ветер поутру
В темноте рассветной, зимней.
Все умрут, и я умру.
Звёздный прищур, призрак жизни
Шелест белого сукна,
Шепот паутинной пряжи.
Лучше ночь и тишина,
Лучше мрак немой, овражий
Скрежет ветки о стекло,
Силуэт случайной птицы...
Очень мало, глупо, зло,
Не простит, не повторится.
Замолчи. В листве замри.
Безголосица и темень.
Лязг железный, фонари,
Огонек звёзды последней.
на середине мира: главная
озарения
вера-надежда-любовь
Санкт-Петербург
Москва