на середине мира
алфавитный список
город золотой
СПб
Москва
новое столетие


Семь стихотворений


ДМИТРИЙ   ГАРИЧЕВ







ВОЕННЫЕ СТИХИ





14 июля 2014

нет-нет да вспомнишь детскую чечню:
её скалистый шум непосторонний,
её белёсых пленников в окне,
стрельбу в тумане, песню шевчука,
свои кроссовки на броне горбатой,
подвалы мёртвых, транспорт всесожжённый
и женщин со слезами в волосах

на велике, отжатом у чужих
друзей,
осевших между явой и суматрой,
в июльский выходной вершишь объезд
оставленных военных поселений,
прикосновенных городу: больших
ракетных лежбищ, высохших подавно,
разъятых складов, вышек наболотных,
приставленных для зоркости; считаешь
горелого бетона купола,
шлагбаумы и чёрные цистерны,
перебирая в жаркой голове
осиные, со свистом, имена
покойных командиров полевых,
влекущие, как чёткие названья
концлагерей, и как заглавья книг
а.б. стругацких - впрочем, никогда
не читанных






***

отчего твои дети орут майор
отменённых войск
снятся прежние ли города в упор
крематорск конвойск
приступает ли неродная речь
теребя засов
кто к ним клонится ночью не устеречь
кто гнетёт бойцов

сам наладил с проволки палисад
высадил десант
приподнял вечернюю срань с кортов
отженил котов
уважаешь звонкое озерцо
неглубокий лес
хлёсткое с пневматикой озорство
и тяжёлый вес

водишь их до плёвкого ивняка
где в слюне щека
бережёшь подъезд от подрывника
и рекламщика
ни с одним не сносишься из частей
бестолковый труд
а они недошлые всё честней
у тебя орут

как далёко мне до твоих затей
хоть давно знаком
я служил три дня не рожал детей
у меня балкон
но ношу в лопатках их нощный вой
от семи недуг
и киваю ясною головой
если встречу вдруг





1987

отец сгорел на видеокассете:
отличник связи, знавший, что почем,
сказал, что эти горы будут наши,
и двадцать шесть медлительных секунд
мы наблюдали, как под чуждым солнцем
он превращался в углекислоту.

мать выжгла, что могла, на передаче
под новый год - ей помогали все,
и, окажись мы рядом в это время,
мы не могли никак ей помешать:
она и не хотела видеть дальше
нас или тех, кто стыл на площадях,
и вспышка, облегчившая ее,
украсила наш вечер, как умела.

те, кто был старше, выбрали себе
домбытовские фотомастерские,
остатки городских иллюминаций,
большой аквариум автовокзала,
исполненный глубокого огня.
их выносили рано, как во сне, -
надорванных, стреноженных, сомлевших, -
но право их крепчало на ветру
и овевало ноющую даль
еще яснее и неотвратимей.

брат справился паяльною иглой.

и вот, сестра, мы собираем эти
немногие слова в нелучшем месте,
как будто до сих пор убеждены,
что ничего на свете нет важнее.
мы говорим растерянным: война
объявлена.граница раздается.
все силы вспенены.железо поднялось.
кто не родился, пусть погибнет дома.
ты говоришь: никто не опоздал.
ты всем одна обещана в награду.
и я люблю тебя ещё сильней,
чем если бы ты не существовала.






NSK

из русского сада с чеченской трубой,
считающей нам высоту,
мы вышли исправить газетный убой
с закушенным соком во рту.

возлюбленный мусор отчистив от плеч,
мы встали ровней, но в борьбе
нас предвосхищала помойная речь,
не знавшая равных себе.

мы пели за беркут и рижский омон
и кровосмешение прав,
и люди с погасших без нас похорон
клонились к нам в виде дубрав.


по шеи в рядах подмосковных могил
с джин-тоником на сорок дней
мы стали испытаннее, чем игил:
злопамятней и голодней.

и этим дворам, где залупа и ска
заслуженней многих отцов,
известно, что наша не дрогнет рука
в любом из возможных концов.





***

наследник спит, не чувствуя лица,
внизу неукрепленного синая.
рука плутает, вымпелы сминая;
из всех наград один значок стрельца
зацеплен от советского отца.

сукно и войлок, масло и пшено -
все в городе давно подожжено.
родители водили ужасаться,
но вся пятиэтажная смола
составить нас плотнее не смогла
и скоро перестала докасаться.
мы переждали с лучшего угла.

без нас распространился книжный стыд
доподлинный, и сам себя растит.
когда от разложившихся химвойск
является сладчайший след вечерний
на почвах, искаженных от учений,
он повторяется, пречист и свойск.

аллея славы выродков исторгла,
но тем, кто не отвлекся от вины,
еще слезятся звезды военторга,
затопленные надписи видны.
на вечный тыл, на крайнее родство
пожертвованье взыскано. отсюда
продолжится обобществленье чуда
нестрашного, пока оно раствор.





***

возникали из непонятных мест:
жжёный выговор, стрёмные номера.
у деповских спрашивали проезд,
разговаривались до утра.
давленым пованивали, речным.
во дворах, поражённых во всех правах,
вдоль бортов перекатывали кочны -
гниль гуляла на рукавах.

объявляли о беглых, снимали медь,
нисходили в больничный ров.
выставляли звук - вызывали петь.
поясняли за троицу и покров.

мяли снег, нанимали на дальний труд
возле старших бань.
не совсем объясняли, куда везут:
лебедянь мерещилась, улыбань.

ничего ещё не было у страны:
разве ножичек, велосипедный руль,
от гитары лопнутой две струны,
юбилейный былинный рубль.

оттого и плакалась, и велась,
приволакивала своё ничего,
и всему зевала пустая власть,
и брезент прихлопывал вечевой.

и к уже рассевшимся в кузовах,
как в котлах чреватых - влекли детей
ноздреватых, билеты от призовых
лотерей зашивали от ста смертей.

а весной являлись где брат, где зять -
разбирали свёрла в их мастерских,
и никто не мог ничего сказать
в областях ивановских и тверских.

но и нам перепало по сорок грамм
канифоли, по карандашу в кольце
изоленты, выдохшейся к херам,
и по отчеству на конце.



ДМИТРИЙ ГАРИЧЕВ
На Середине Мира



Военные стихи

Посильно напеть

Где ты была?



бегущие волны
на середине мира
алфавитный список
город золотой
СПб
Москва
новое столетие