«Завтра начинается приключение. / Какое — не знаю», — очень характерные строки для Василия Филиппова! В его стихотворениях действительно происходят странные, необыкновенные, неожиданные вещи; вернее сказать, для Филиппова сама неожиданность происходящего — ожидаема, она — норма его жизни, его повседневность. Дело вовсе не в «сюжетах» и не в «приключениях» в обычном смысле этого слова. Дело в метафорах, которыми поэт переполнен, которыми он мыслит и посредством которых, кажется, ежеминутно, ежечасно, ежедневно видит и чувствует мир.

Метафоричность поэтики Василия Филиппова ошеломляет. Сила её воздействия — не в головокружительном напоре спешащих и перегоняющих друг друга образов, не в завораживающей ритмике, не в изысканности и мастерской изобретательности. Все эти определения здесь лишены смысла. Стихи Филиппова — своего рода дневник, «подённые записи», автор которых предельно открыт всему, что его окружает; несмотря на то, что жизненное пространство в основном ограничивается пределами комнаты и заоконными картинами, он благодаря невероятной заострённости своего зрения видит больше, дальше, подробней, нежели иному открывается на бескрайних просторах.

Поразительно спокоен тон филипповских строк. Это спокойствие — вовсе не «избранный стиль», потребный для укрощения остроты эмоций, чувств, переживаний, — напротив: эмоции, чувства, переживания поэта набросаны на свободные — подчас неровные, прерывистые — чередования его речи, то удивлённой, то жалобной, то устало-раздумчивой, то печально-шутливой, — в которой слышатся горечь и надежда, томящая нежность и приглушённая взволнованность. Художественное мышление Филиппова преодолевает границы «допустимогo», «разумного», в нём нет продуманного либо неосознанного эстетизма. Поэзия его «ненормальна»: образы зачастую «не обусловлены» и даже выходят за пределы поэтической «смелости», течение мысли непредсказуемо и не всегда уловимо; то и дело встречаются друг с другом слова незнакомые, несоединимые, друг другу противоречащие, однако на бессознательном уровне обнаруживающие тайное родство, — поскольку лишь благодаря таким «встречам» перестают быть только словами, не совпадая со своим словарным значением и становясь глубинным переживанием. Бывает, что стих вдруг опрощается незамысловатой рифмой, ради которой в него просится наивная, «несерьёзная», необязательная строка; и благодаря этому — становится динамичнее, естественнее, «разговорнее», — вот ещё отличительная, почти «раёшная», очень обаятельная черта поэтического языка Филиппова.

Стихи Василия Филиппова — не «работа мастера», не «полёт вдохновения». Они — его жизнь, его воздух. Способ, условие существования. Видение мира, в котором событием является каждая минута, каждая деталь, каждая мысль, каждое ощущение. Мира, в котором быть не может ничего будничного, в котором нет границ между реальностью и вымыслом, логикой и абсурдом, здешним и запредельным, обыденным и поэтичным, причём одно стремительно перетекает в другое, — вот, например, что происходит после того, как поэт принимает решение посетить библиотеку:


Сегодня поеду в библиотеку.
А пока лежу в тумане дня.
Снега звенят за окном.


И подобное мы найдём в каждом стихотворении…

Когда я читаю Василия Филиппова, — его будто бы только сейчас рождённые, живые, тёплые и «не остывающие» даже от многократного прочтения строки, чувствую, что между его внутренним миром и миром внешним — действительно, стираются границы. Мир видится по-другому. Жизнь меняется.