|
на середине мира алфавит станция новое столетие москва СПб АЛЕКСАНДР МИРОНОВФевраль 1948 — сентябрь 2010 гг.Один из виднейших поэтов петербургского литературного андеграунда 70-х. Четвёртый (по счёту) лауреат премии имени Андрея Белого. Первая книга — «Метафизические радости», 1993 Вместе с Владимировм Эрлем создал поэтическую группу хеленуктов. Из «ГНОСТИЧЕСКОГО ЦИКЛА»* * * Открывая себя наугад, я помыслю Грядущее слово, и опять, невзначай, невпопад виноградные лозы в цветеньи... Открывая себя наугад, я слежу молчаливые тени, стороживших всю ночь этот сад... Все пройдет, как богатства Иова... Нет, не бисер — лукавое слово. Разве нищим мы дарим слова? Все круги повторяются снова: смерть, мерцающий Рай, vita nova, а душа без молитвы — мертва. *** Я прячусь в Тебе. Ухожу, ухожу. Я — твой и внутри, как младенец, лежу, как царь и букварь твоей жизни, как херъ, ты знаешь сию и мою — вот пример: Простой, словно пропись: жива ты жива? Я мертвый младенец в тебе, но едва ты дверь отворишь — и я снова живой, всегда без тебя, без тебя и с Тобой. 2000 ДИАЛОГ — Ты мыслишь, бедное чело? У зеркала два страшных глаза, Разъятых с точностью алмаза. Эфирное тепло. — Я погружаюсь, я тону, И в нищете первоначальной Вновь восстаю нагой, хрустальный, Обратно сопричастный дну. 1978 * * * Мало событий. Прочее неинтересно. Церкви — как перекуры в кровавой работе. Вехи, эпохи — до измождения плоти Тварной Истории — главки Книги Небесной, Правописание — до истощенья правил, Слов вавилоны — до изможденья Слова — Эхо, эхо и эхо сквозного зова: Отче, Отче, зачем Ты меня оставил? Всё об Одном, о Единственном, о Едином Черным по белому, черным и белым, Белым Плачешь, плачешь и никнешь в безвольное тело, В смертную язву, в богоподобную глину. 1979 СЛОВА ДЛЯ ФЛЕЙТЫ Как отыскать мне в суете метельной Бесчисленного с именем моим, Измученного флейтою смертельной, Дымком ребячьим, лепетом сквозным, Немолкнущим над заводным зверинцем, Лелеемым, как совестная нить, Того, кто мог соревноваться с принцем, Но предпочел в безвестности сквозить, Чтоб убежать от музыки-неволи, Жить долго всем убийцам приказав, Любовника моей бесцветной боли, Взыскующей его в твоих глазах? II Как отыскать ему меня в пространной Безвидной паутине бытия, Что ткал не я, и это так же странно Как то, что в ней запутался и я; Чтоб выбрать нечто в этой вечной смуте — Тщету раздумья или бой сплеча, Как то, что мне пришлось по тварной сути — Не по родству - стать братом палача; Как отыскать Ему в долине воя Того, кто недомыслил это зло, Чтобы, свернувшись ласковой петлею, Увлечь меня под Отчее крыло? III Мы встретимся, взаимно руки свяжем Двумя словами — видно, не впервой Нам убеждать друг друга с неким ражем И, убедив, отправиться домой, Дабы опять до времени поститься, Дожевывать невысказанный страх И непрестанно зыбиться, двоиться В невидимых журчащих зеркалах И думать: тот, другой, что за стенами, Он что — Другой? Иль это так, шутя... Ведь не впервой... И в полночь между нами Заплачет безответное дитя. *** Нет, память — не ноша, а пьяное время, Мохнатых Эриний услужливый рой. Умершее в сердце горчичное семя, Горчайшее время с полынной звездой. Вино настоялось и кружится время, В слепой круговерти лишь тело живет, Лишь тело — нелепое горькое бремя В горчайшую Лету, как время, течет. Психея, ты слышишь? — Не слышу, довольно Соблазнов твоих запечатанных уст В сургуч поцелуев... — Психея, мне больно: Любовь соловьиная, розовый куст... Душа так беспечна, ей снится и пьется Глухого беспамятства воинский мед. Но время - в крови, и Психея вернется И кровь дорогую на пробу возьмет. О, винное время безвинного пьянства, Ты знало давно уже все наперед. И мертвое тело, как храм постоянства, По вечной реке, как по жизни, плывет. 1974 КОРАБЛЬ ДУРАКОВ Полно мне тужиться, тяжбу с собой заводить… Славно плывем мы, и много ли нужно ума в царстве Протея? и надо ли связывать нить тонкого смысла с летейской волною письма? Только бы музыкой, музыкой заворожить муку-сестрицу, сварливую древнюю спесь. В вальсе русалочьем скучно бедняжке кружить, в серых зрачках ее желтая кроется месть. Кличет Асклепия, просит флакончик вранья, черной дуранды газетного хлебца чуть-чуть. А за кормою то жизнь, то жена, то змея — шопенианы бесцельной болтливая муть. О, дурачье! Как случилось, что нам невдомек, кто мы, откуда, зачем мы плывем в пустоту? Странные вести принес нам опять голубок с вечно зеленой масличной неправдой во рту. август 1976 * * * Вне языка не помышляй и жить, пусть даже почва столь косноязычна, что падшее на землю не умрет — не оживет — и в зауми безличной не закоснеет, но из рода в род протянется бессмысленная нить - питательная трубка между плотью и нежитью словесной — мы живем! — сплошной язык, как сумасшедший дом одержит нас. И нет конца бесплодью. апрель 1982 * * * Безвременье. Пиши хоть наобум — воздушной сетью языка запятый, играй во всех пяти — скворчи, юродствуй, ратуй на холостом кресте и в каменном гробу - всё равнозвучно, всё отречено, как под землей гниющее величье — преображенье времени в одно голосованье, голословье птичье, где словно равный в нетях языка, как ибис заводной, как бес толковый, Египет чумный судит на века и с каменным не расстается словом. июль 1982 СТИХИ О СОЮЗАХ ...Но лишь Тебе благодаря Я так боялся словаря, Его роскошного объема Слова истощены давно, А у Тебя Оно — одно, Но словно — веер или омут. И я вращал спектральный круг До страшной белизны, а звук Мельчал, крошился, истончался. Над белым лепетом земли Кружились А и Но, но И Был послан и не возвращался. Слова роднились властью уз, Но стал мне бременем союз, — Крестом безблагодатной речи. Лишенный изголовья крест, А вместо «Херувимской» бес Пел песенку о скорой встрече. И как случилось в этот раз, Что Ты меня, как прежде, спас Одним приемом, вечным, старым? Как будто Посланный без сил Вернулся вдруг и жизнь продлил, И все, что вкупе, стало — Даром. * * * У Царских Врат в полузабытом мире в новозаветной дивной наготе, о девочка, мы все еще не те, как солнечные тени на потире. Но видимое кажется видней, когда воздyх возносится как птица, и в нищете ветхозаветных дней над кровью Агнца Голый Бог клубится.
ИЗ ЦИКЛА «THERAPEIA» БЕЛЫЙ ШУМ Как бел иконостас! Истаял звук, И времена горят как свечи. Будь милосерд, останови свой круг, Усвой мне образ человечий. О, я готов на этот крайний срок Желтеть осиновым уроном, На красном кровью проложить стежок Или аукаться в зеленом. Но дым над солеёй! Мы не вольны Лечить и править времена больные. Я опоздал, и пламя белизны Сквозит меня, как лейкемия. 1979 *** Так смерть приходит. Пять минут осталось и невыразимо сквозит желанье мимо, мимо словесных и случайных пут. И сам себе назначишь срок, как вдруг не вынесешь притворства: зачем тщетою богоборства пленять молитвенный исток? Но и молитва чуть жива, всё мечется, всё ищет сходства, и только воздух первородства живит предсмертные слова. 1979 ГЛУБИНКА Помолчи, дружок, о скором спасеньи. Тень жены сквозит в растворе осеннем. Ей судьба искать свою половинку, вдовьей вестницей спускаясь в глубинку. Легче вынянчить урода в пробирке: только темь теней да справные бирки. Здесь прошелся кол потравы столичной и оставил след беды чечевичной. Тут и старец, словно юноша, зелен. Чуть шумок - шуршат по черствым постелям, а иной хохмач - не то что другие - на груди своей справлял Литургию. Был он чуден, сед и в странной порфире, а его сосед, помешан на лире, шепелявил, пел. А толку-то, толку? Он забыл, что в сене прячут иголку. Херувимское простое моленье и орфическое темное пенье, боковое, пьяное с лозой и тимпаном — это блажь о Том, кто умер за Станом. А печаль вдовы — не та ли водица? Или бисер мечет первая Жница — перед кем, о Господи, — теми, кто в хлеве не забыл о Хлебе, Девке и Деве? Я забуду всё, и мне не приснится эта дeвица, кукушка, вдовица, но кропит меня, сквозит раньше срока жестяная, злая, рабья морока. 1978 РЕМИНИСЦЕНЦИЯ Все перепутаю — и если не солгу, как праведник явлюсь к Тебе с повинной - малину спелую в чернеющем снегу и почтаря — с надеждой голубиной. Что за дела? — от одного ль, от двух исходит Он, вас как пшеницу сея?.. Все перепутал я: и тополиный пух — с руном заветным Агнца, Одиссея… 1976 ТЕМНЫЕ СТРОФЫ Или забыты, забиты, за… кто там
Так научился стучать? А. Ахматова Век девятнадцатый, железный… А. Блок Знаешь что? Я думал, что больнее Увидать пустыми тайны слов… И. Анненский 1 Есть вечная жажда. И дело не в том, что нет ни бадьи, ни колодца, что ясность, как птица с лучистым крылом, нам в руки опять не дается, что вечеря запахов, пасха теней - единая наша отрада. Как видно, о тьме и поется темней, бессвязней и горше, чем надо. 2 Повсюду зима, чертогон, и опять мы храм посещаем, как рынок. Но слишком легка и пьяна благодать, бегущая слезных тропинок. Ты помнишь истории нашей конец? Отмкнулись могильные плиты, Господь прослезился, и ожил мертвец, как век, пеленами увитый. 3 Но я не к тому помянул этот дом болезни, забвенья и страха, чтоб мы, словно дети в железе больном, бряцали в церквах и на плахах, чтоб в жесткой коре изнывала, биясь, кликуша, вдова или дева — вопила, молилась и падала в грязь под сень византийского древа. 4 А времени ход был безумен и крив, как бред безнадежно больного. Сравнить ли мне чары леонтьевских слив с эйфорией «Vita Nuova»? Блудницы и взрывчатых блюд повара, оракулы, орфики, пташки, философы, дел половых мастера сплелись в сумасшедшей упряжке. 5 Я их не сужу, поминаю добром, и словно со мною то было. Блажен, кто пропел свой последний псалом, иному привиделось Рыло, а третьему — Боже, за каждым углом — какая забавная пытка! — мерещился желтый облупленный дом и реяла красная свитка… 6 Пусть страшно сверять теневые счета живых и забытых, забитых, пусть в Царстве Господнем земная тщета — словесная ткань — не защита, возьми черный мел, наклонись и пиши в зеркальной ночи беспредельной: Создатель! Мы дети Словесной Души, рассеянной в бездне метельной… ноябрь 1977 ИМПЕРСКИЕ ВОЛКИ* Страшные толки, дикие толки: где же вы, где, имперские волки? Тысяча вас или сотня? Я бы хотел над нивой Господней встретиться с вами сейчас-и-сегодня, где же вы, где вы, и кто ваша сводня, страшная ваша волчица. Спряталась сука. Трещат вертолеты. Это обычная волчья охота. Вaсик, васёныш, васёк или кто ты? Может — Есенин, до боли, до рвоты капающий на родные киоты? Спряталась, спряталась сука. 27 июля 1999 ____________ * Название группы контрактных войск России, воевавших на стороне Сербии. О поэзии Александра Миронова: Книга стихов, СПб, ИНА-ПРЕСС, 2002. Поэзия Александра Миронова в «Новой камере хранения» Русская поэзия 60-х как гипертекст: Александр Миронов Из «Гностического цикла» и другие стихи Вальс Миронова: хореография Олега Дарка КОНЦЕРТ для гения первоначальной нищеты. о поэзии Александра Миронова, ЧНБ. на середине мира новое столетие город золотой  |