Поэзия дает чувство свободы и открытости. В известной мере она — Царство. Точнее сказать, поэзия знает о Царстве. Причем не только о лубочном, идеологизированном и мифологизированном, а о том, что действительно иногда открывается внутри нас и между нами. Интересно, что это Царство совсем не статично. В нем можно путешествовать. А можно просто общаться с другими людьми, или тихо сидеть одному у хладных вод. Царство связано с радостью, с восторгом. Восторг возникает от неожиданно вспыхнувшей фразы, от поворота сюжета. Стих идет в мир словно монах: он один. Но вот проходит немного времени, и мы видим его в диалоге с другими стихами. Непростой разговор.

Поэзия сегодня, как никогда, близка к филологии, к языку. Мы чувствуем живую речь, движение стиха «куда он хочет». Но если ограничить это движение жесткими правилами: точная рифма, размер, определенная лексика, то стих быстро выдыхается, становится автоматическим. Но и совсем без правил стих не живет. Подлинный поэт узнается по походке: по голосу, по интонации, по просодии. Он создает целый мир. И этот мир возникает из разных картин. Для меня принципиально важно, что стихотворение — не просто фрагмент бесконечного разговора, не просто некий артефакт, на который мы случайно наткнулись, не просто игра в художественно оформленном пространстве, а речевой объект. И как объект стихотворение имеет внутри себя множество ассоциативных ходов и связей. И взаимодействует с другими такими же объектами — поэтическими полотнами. Оно не претендует, да и не может претендовать по своему статусу на области, для него закрытые. То есть, конечно, может, если будет игнорировать свою природу и свои возможности.

Работа за языковым полем идет давно — постмодерн уже дедушка. Но дело не только в постмодерне. Мы говорим о визуальной, компьютерной, саунд, етс-поэзии. И все-таки стих без языка для меня вещь не очевидная. То есть, такая же очевидная, как поэзия в картинах старинных мастеров.

Стихи создают целый мир, который странным или даже совсем явным образом связан с нашими судьбами. Ведь он — игра нашей ментальности. И наша попытка обрести себя, сказать о себе в стихе. Не будем слишком наивны, не станем попадаться в сети филологов: автор и лирический герой — одно и тоже лицо. Даже если герой только и делает, что хохмит. А автор уверяет слушателей, что любит смотреть, как умирают дети.

Творчество в этом мире, увы, питается из разных источников. И в поэзии многое чего есть. Причем в самых неожиданных конфигурациях и сочетаниях. Поэтический верх и низ — вещи очень непростые. Бывает и черное белым, и белое черным, а стеб — совсем не стебом, а стремлением к нормальной жизни. Холин тому пример. Конечно, далеко не все, что мы называем поэзией, связано с Царством.

У Фомы Аквинского, знаменитого средневекового теолога, в конце жизни было такое видение. Все его книги горели ярким пламенем, все его солидные многотомные богословские труды. Но ангелы схватили его под руки, и он спасся словно из огня Я не берусь судить, останутся ли. И если останутся, то в каком виде, труды наших поэтов. Но я надеюсь на спасение. Даже из огня.