на середине мира станция: новости алфавитный список авторов МАРИНА САВВИНЫХ
Родилась в Красноярске в середине прошлого столетия. Но поэзия ХХ века,
которой весьма основательно пришлось заниматься в силу избранной профессии
(я — филолог по образованию), творчески меня коснулась, может быть,
одной лишь своей струёй, довольно быстро загнанной под землю
(как московские речки — в трубы, в катакомбы). Теперь эта струя потихоньку —
болезненными толчками — выбивается на поверхность, и я рада, что не одинока
в своём художественном поиске (прежде казалось, что одинока совершенно).
А по-человечески — словом и делом — меня направили в русло литературной работы выдающиеся люди, которым я благодарна всеми силами души. Юнна Петровна Мориц. Виктор Петрович Астафьев. А последние два года — Владимир Дмитриевич Алейников. Трудно вообразить контекст, в котором эти имена свободно соединились бы: моя судьба их соединила. Причудливо, но точно. Очень рада выйти «на середину мира». Спасибо всем, кто захочет ко мне прислушаться. *** С.Ю.Курганову
Для всех есть дом на том и этом свете: Растенье на окне, огонь в камине... И только мы, невыросшие дети, Скитаемся по мировой пустыне. Кто нам — Отец? кто — Друг ? а кто — Учитель? Что наши мысли — вслед старинной чуши, Когда сладкоречивый Искуситель Использует, как сети , наши души ?! Не в нем — так искушаемся друг в друге , Не зная, как любить, кому молиться : Младенцам, подрастающим в округе Уже смешно глядеть на наши лица... ВАЛЬКИРИЯ
… скальпель ледяной…
И. Х. Разве я тебе доктор, угрюмый туман октября? И тебе — половинка луны на расплавленной крыше? И тебе — полоумное небо? Ты кажешься выше, Чем вчера, чем обычно, но это, наверное, зря… Всё равно в этой дымчатой раме — гляди не гляди — Преломляя пространство, скользят отраженья не наши… Только рваная мышца в холодной, как урна, груди Сокращается в темпе до дна осушаемой чаши. Боль моей пустоты — пустоте обступившей в ответ… Пустота пустоте просто так не пошлёт отраженья: Жизнь нужна пустоте, чтоб телами заполнился свет И высокие тени пришли в роковое движенье… Зря мерцает курсор и запавшая кнопка пищит — Никого красота не спасёт, и любовь не излечит, Но глядится весь мир в мой обшарпанный бронзовый щит, Где с латинским орлом Темучинов сражается кречет… *** Есть сумрачная правда бытия, Куда не проникают глаз и ухо — И только ощущенье острия Под ложечкой о ней напомнит глухо. Какой соблазн — поддаться острию Самостоящей гордости в угоду И пережить беспомощность свою Как самую последнюю свободу! *** Я бы даже сказала: триумф предвкушенья ухода... За домашней стеною — какой-то тревожащий стук. Вариант с кастаньетами — и «Арагонская хота» Выбивает судьбу из твоих притерпевшихся рук. Ночь и ветер стучат. Ночь и ветер владеют умами. Каждый — ночью и ветром хотя бы однажды судим: По рукам и ногам обовьет змеевидное пламя — И веками потом можжевеловый стелется дым. *** Кто ворует твою красоту, Ангел юности, детка, сестричка? Я не слышала, как по мосту Прогремела разбойничья бричка, И не видела, как разбивал Супостат балюстрады и арки, Но какой учинился развал В нашем, некогда праздничном, парке! Вот и встретились — не обессудь! И такою бывает расплата. Черен крест, попирающий грудь Отстранившего ношу Пилата! Тщетен уголь на донышке глаз, Бесполезны труды опахала, Потому что кора запеклась Там, где прежде сирень полыхала. *** Что знаю я о том, что я люблю? Что ведаю о том, что ненавижу, Когда неуловимое ловлю И — будто бы — невидимое вижу? Какая мысль исходная одна Вовне перемещает угол зренья, Чтоб осветилось зримое — со дна, Из бездны нулевого измеренья, Где всякий смысл — как уголек в золе, Где созревают токи грозовые?! ............................... Не та ли, что по выжженной земле Рассеивает семена живые? Рождественское
Веронике Шелленберг
У монастыря стояла лошадь, Свежий снег рассеянно жевала. Снег спадал на призрачную площадь, Как спускаемое покрывало. Раньше это было или после? В память загляну — из сердца выну: Будто рядом с нею бурый ослик Выступал из мглы наполовину… Ослик с шоколадными глазами — Со старинной выцветшей картины, Где под золотыми небесами — Яшмовые ветки Палестины… Где в хлеву — случайный кров ночлега… Где младенца нюхает овечка… В вышине, не ведающей снега, Белая звезда дрожит, как свечка… Я к воротам шла приотворенным: Ко Христу — от пагубы и срама. Пес лохматый иноком смиренным Молча проводил меня до храма. И легли мне под ноги ступени, Высоки, торжественны и твёрды, И глядели вслед из снежной пены Чудные светящиеся морды, Словно мне отныне предстояло И за них нести труды обета, Ежели всем тварям воссияла Вифлеемская планета… на середине мира алфавитный список город золотой СПб Москва новое столетие |