* * *

1
Ты наследишь в астральном огороде,
а я сварганю сорок новых пугал.
Ты обойдёшь меня на повороте,
а я — неделей раньше — срежу угол.

Хоть обнеси китайскою стеною
злобу мою, глазеющую в оба,
накрой наичернейшей простынёю,
распредели в два-три дубовых гроба —

оплачивать ямбические басни,
твоей вины оглядывая бездны…
— Погребена? — так это — безопасней:
земля — земна, но сны её — небесны.



2.

ДВЕ МИНИАТЮРЫ


1.
Всей жизнью поворачиваю вспять.
Чтоб дни, как жемчуга, пересыпать.
И чтоб ночами — царственнейше спать
в её благоустроенном остроге.

Но — верностью, ведомой на убой, —
иду по той, до боли голубой,
над этой беспощадною судьбой
натянутой, как проволока, дороге.



2.
Давая волю вычурному нраву,
пустив на ветер дней скупую ссуду,
я буду пить кристальную отраву
и буду бить хрустальную посуду,

и буду петь (пусть травится утроба!)
вот эту песнь сиротскую до гроба —
как отходную — попранному чуду…
Но, видит Бог, обобрана — не буду.



* * *
В себе, как в кожаном сосуде,
расслаиваясь на пласты,
с разоблачающейся сути,
с её прозрачной наготы
попридержав одной рукою
уже сползающий наряд,
мне что-то кажется: такое
лишь перед смертью говорят.



СЕСТРАМ ПО ПЕРУ

...Если камера сбита обскура,
и мутит от любого интима,
и шикарная сношена шкура,
и до глянца замылена тема,

что ей — ваши сплошные, пунктиры,
примечания неистощимы, —
потерявшей ключи от квартиры,
потерявшей ключи от мужчины,

созерцающей кроткою коброй
на плите дотлевающий ужин,
если он ей — не умный, не добрый,
не любезный, а любящий — нужен!



* * *
С точки зренья небес — это плоскость и пыль.
Тем, кто мечется там — это тыща Помпей.
Ибо всякая плоть — полыхающий шпиль.
Души? — каждая — чаша с мольбою: испей.

Почерпни и испей. Но сперва — почерпни.
Это я уже точно тебе говорю.
А иначе — всё те же дымы и огни,
и всё то ж угольё, и зола — к ноябрю...

А иначе — всё то, что случается без
(чтоб века зубоскалил гламурный Парнас) —
с точки зренья небес, и не только небес,
а уже и того, что осталось от нас...



ПЕНТАКЛЬ



1.
Всё — Музою... Лишённою лица,
телесности, судьбы, прикосновенья... —
Стеная на краю исчезновенья.
Глаголом жжа безвестные сердца.

Единственного — в призрачном бою
(вот-вот обоих под воду утянет!) —
не добудившись — всё ещё пою
у бесноватой бездны на краю —
тебе, непотопляемый Титаник.



2.
Всё — Мукою... — колеблющею хмарь
аида ли орфеева, шеола,
лишённою обличия и пола
туманностью по имени Фамарь,

бесплотной тенью (некогда — жены),
ходячею тщетой одушевлённой,
воспоминаний мутью воспалённой,
бесцветной взвесью собственной вины...

Сиреною, поющею тому —
плывущему из тьмы в другую тьму.



3.
Всё — Негою... живущею средь тех,
вполне телесных, призраков... Всё — некой,
вполне бессмертной, Нежностью, всё — Негой,
Беседы в ослепительных сетях.

Когда созвучье — крепче, чем объятье.
И много подвенечнее, чем платье.



4.
Всё — Девою... С девическою верой.
С девическою розовостью щёк.
Со свежеперепиленною веной.
И — что ещё... точней — о чём ещё б?.. —

Да, вот ещё: с улыбкою невинной,
на деле вопиющею: гряди!
И с некою нетленной сердцевиной
(жемчужиной лежащею в груди).

С рукою забинтованной (как с местью —
во времени застрявшему известью).



5.
Всё — Фразою... Бегущею строкой,
бегущею сквозь призрачное Время,
влекомой ослабевшею рукой
куда-то мимо косности мирской...

Зажатым ртом и пляшущей щекой
взывая «Дай мне имя, дай мне имя!» —
к тому, кто мог бы — богом, а пока —
такая же бегущая строка...



ПЛАЧ

К бесплотному, — покамест — во плоти
(по следу ли плетись, или плати
сиротства очевиднейшей бедой,
пляши ль в огне, покамест — молодой),

К бессмертному, — покуда — на земли
(его ли кликай, сам ему внемли,
вопящему ристалищу оставь) —
и плачь — не речь, и речь — ещё не явь...

И ты — ещё не Жизнь и не Жена,
а эта персть — недовоплощена.
И крыл ещё не выносил, чтоб свесть, —
кто — Ангел, или Вымысел — Бог весть.



ПЛАЧ-2

Я ясно вижу эти виражи
души, ещё не выросшей из лжи,
в надмении взлетающую бровь
и тёмную, драконью эту кровь.

И в этой райской лепке — вражью лесть,
и жажду власти, и немую месть,
и пламя, полыхающее сплошь... —
Понеже и сама — сплошная ложь.

___________


Но я — не лгу, когда — в плену личин —
уязвлена Причиною причин,
в тебе, из-под опущенных ресниц,
зрю Ангела, низвергнутого ниц...

И не иду у лжи на поводу,
о Вечности трубя в полубреду
(с тавром — во лбу, с рукою — на губе),
а чту твоё бессмертие — в тебе.



ФОРЕЛЬ

Эпиграф:

...А умирают — не однажды,
а дважды: телом и душой.
От смерти. Но сперва — от жажды.
В реке — широкой и большой.

Вне побережья (состраданья —
недосягаемого — вплавь).
В безликой муке ожиданья,
уничтожающего явь...



ФОРЕЛЬ

1.1.
В ранах — тонкое тело
(камни подводны остры)...
Но — вопреки Утрате —
бьют из глаз обречённых —
искреннейшие искры,
помнит Форель о Брате...

Помнит Рахиль о Друге.
Помнит Река о Море.
Помнит Земля — о Небе.
В небе — Дитя хохочет.
В море — мелькают вёсла. —
Рыба поёт в эребе.


1.2.
В море Дитя хохочет.
В небе Форель играет.
В руки идти не хочет.
Издали надзирает.

Тот и другая — дети.
Каждое — власти радо...
И — никого — на свете.
И никого — не надо.


1.3.
Золотисты — скула, щека
у Небесного Рыбачка.
Золотисты его следы
на поверхности той воды.

А вода та — цветущий луг.
А по обе — без счёту — слуг.
И повсюду царит апрель.

И резвится в траве Форель...


1.4.
...но трезвится в горсти — перо:
не трава — а стоячий пруд
(глянешь на воду — серебро,
вынешь на руки — изумруд...
только траурный — этот крап,
ибо вновь не для жизни — сгрёб)...

Две руки: золотистый трап —
в мирозданья гигантский гроб.


1.5.
...эти руки — как пиала
(полсудьбы без воды — жила...),
эти травы — в ладони дня —
всё, что есть теперь у меня...

Розоватый раскрытый зев —
разоряется, оборзев:
Мой последний, душа моя!

(И хохочет в ветвях змея...)


1.6.
Ветви боли, добра и зла...
Смоквы, мокрые от дождя...
— Полсудьбы без тебя жила!
(Благость Божию изводя)...

С этой сладостью — на устах...
С этой горечью — под ребром...
Миро — высохло — на перстах,
змеи вымысла — над одром...

Я люблю тебя, я люблю! —
льётся жалобно — сквозь века...
То ли бодрствую, то ли сплю...
И — как смоква — в руке рука...

Но как чаша — душе душа.
И как чаша — над ними — свод.
Я люблю тебя! — (не дыша,
без воды — средь безрыбных вод).


1.7.
Трели и флажиоли
в недрах античной ночи...
Птица поёт — без боли.
Рыба поёт — иначе:

намертво стиснув скулы —
белые от обиды,
раня бока о скалы
собственной несвободы,

по пояс увязая
в иле, давясь водою,
силу свою связуя
собственной правотою...

Средь водяного плена —
нечем дышать — а дышит...
_______

Песня её — как пена.
Небо её — не слышит.



1.8. КОДА

В небе пируют боги.
В мире Дитя стенает...
Ищет небесной влаги.
Власти своей не знает.

Подле — неслышно ходит,
полумертва от страха,
то ли земная рыба,
то ли речная птаха. -

Воды его и Выси,
Травы его и Трели,
бережно претворяя
в Апофеоз Форели.


Ольга Иванова:
персональный сайт — narod.ru

на середине мира
город золотой
СПб
Москва
новое столетие
литинститут