КИРИЛЛ АНКУДИНОВ
ПИСЬМА В ТИБЕТ
Первое: Оранжереи и пустыриЗдравствуй, мой дорогой друг. Рад наконец-то получить весточку от тебя.
Ты пишешь, что после долгих скитаний осел в маленькой горной тибетской деревне.
Что в ней нет интернета, что ты можешь позволить себе лишь раз в месяц ненадолго побывать в большом посёлке на равнине.
Там ты заходишь в интернет (но он дорогой, а денег у тебя немного) и в местную библиотеку (в которую из всех русскоязычных изданий поступает лишь
«Литературная газета»). Также ты пишешь, что твои сведения о современной российской поэзии разрозненны и обрывочны.
Ты просишь, чтобы я полно и внятно рассказал тебе о ней…
…Ты уехал из России в страшный декабрь 1993-его года (помню, как мы расстались на Белорусском вокзале). Тогда в Москве не было ни поэтических концертов, ни лито — не было вообще ничего, кроме Литературно-философского клуба на Пролетарской, ютившегося в подвале многоэтажки. Мне там нравилось, поскольку это было похоже на Майкоп, из которого я только что перебрался. Потом в центре Москвы появился салон «Классики ХХI века» — но это случилось много позже.
Ты бы не узнал нынешнюю Москву — сытую, гламурную (хотя сейчас слегка подмороженную экономическим кризисом), щедрую на поэтические праздники. Каждодневно в Москве проводится не менее пяти-шести литературных мероприятий. Чуть ли не ежемесячно в столице проходят грандиозные поэтические фестивали, конференции, выставки, арт-биеннале. Поэты регулярно ездят на свои сборища — то в Казань, то в Вологду, то в Киев, то в Коктебель, то в Минск, то в дальнее зарубежье разной степени дальности. Выходят два журнала, посвящённые исключительно поэзии — «Арион» и «Воздух» (плюс различные международные издания — такие как «Интерпоэзия»). А бесчисленные презентации, конкурсы, слэмы…
Но меня это кипение-бурление пиитической жизни ничуть не обольщает. Скажу: на мой взгляд, положение дел в современной российской поэзии ныне куда хуже, чем было в 1993-ем году.
Я всегда полагал: стихи существуют для того, чтобы их читали. И вот уже как двадцать лет я беспрестанно слышу один и тот же аргумент — «во все времена серьёзной поэзией интересовался не более чем один процент населения России — и это нормально». Теперь меня от этого аргумента тошнит, я его больше не могу слушать.
…В 1985-ом году каждому начинающему поэту, каждому гуманитарию, каждому человеку с высшим образованием было естественно знать, кто такой, допустим, Давид Самойлов. Возьмём какого-либо современного поэта, сопоставимого по своему статусу с Давидом Самойловым в 1985-ом году. Например, Сергея Гандлевского. Ныне молодому человеку, пишущему стихи, естественно не знать, кто такой Сергей Гандлевский. А ведь Гандлевский — не заумник-модернист, он пишет так же внятно, как и Давид Самойлов.
Сейчас есть малая оранжерея «профессиональной поэтической среды». Это — субкультура, притом одна из самых незначительных и маловлиятельных субкультур. Конечно, можно жить в ней и радоваться. Точно так же можно жить в обществе «байкеров» или «толкиенистов». Но это — слишком уж специфическая радость, по моему мнению…
Да, в России был одиночка Хлебников, был одиночка Хармс, был одиночка Осип Мандельштам. Когда не было слышно ничего, помимо громогласного монолога государства, тихие одинокие голоса становились важными и нужными. Но сейчас, в эпоху неуклонной атомизации общества. Сейчас, когда социокультурное поле расползлось чуть ли не на первоэлементы…
Некогда Мандельштама ужаснула «армия поэтов». Мог ли он вообразить себе «армию маленьких Мандельштамов»? Сидящих по своим углам и обласкивающих друг друга утешениями: «Тебя никто не читает и меня никто не читает — и это хорошо. Гениального Осипа современники тоже не читали. Нас не читают, и потому мы гениальны, как Осип».
Признаюсь честно: от «профессиональной поэтической среды», от этого «детского сада вольнолюбивых бардов» я давно не жду ничего. Малая делянка «профессиональной поэтической среды» вытоптана напрочь, она убита модами и «хорошим тоном», выжжена снобизмом, отравлена квазихармсовской иронией и квазимандельштамовской «всемирной культурой» (в которой подлинной всемирной культуры нет ни на грош). Я думаю, что будущий поэтический гений придёт к нам извне, с пустырей, расположенных за пределами оранжереи «профессиональной поэтической среды». Точно так же как в девяностые годы извне явился Борис Рыжий. Теперь ясно, что «главным поэтом девяностых годов» стал он. А ведь модная молодёжь из "профессиональной поэтической среды" его не поняла и не приняла (Рыжего поняли и приняли либо представители старших поколений, либо «независимые одиночки»)…
…Эта весна была несчастливой для поэтов. Умер израильтянин Михаил Генделев, умер «метаметафорист» Алексей Парщиков, умер Лев Лосев, умер «лианозовец» Всеволод Некрасов, умер Александр Межиров, погибла московская поэтесса Ольга Рожанская, не столь известная, как вышеназванные имена, но не уступающая им в уровне дарования. В Майкопе тоже были смерти поэтов. Что-то носится в воздухе — тягостное, нехорошее, непоэтическое, тёмное. Как знать, может быть, это — тьма последнего часа перед рассветом?..
…Что тебе сказать о конкретных направлениях и персоналиях? Всё изменилося под нашим Зодиаком. Многое ушло. Как туман, развеялся «московский концептуальный соц-арт». Пригов скончался в позапрошлом году и, судя по всему, он в последние годы жизни разочаровался в концептуализме. Лев Рубинштейн забросил библиотечные карточки и, как я слышал, поёт и записывает с эстрады песни сталинской поры. Тимур Кибиров после долгих поисков стал — ты не поверишь! — религиозным поэтом, притом хорошим. Нет «метаметафоризма» — долгие годы молчат Иван Жданов и Александр Ерёменко (последний несколько лет назад — после нескончаемой паузы — выступил с новой подборкой, правда, не вполне удачно, но это стало огромным событием само по себе). Давно не вижу поэтических публикаций Евгения Рейна и Дмитрия Бобышева — зато все журналы наводнил Анатолий Найман своим вязким резонёрством в прозе и стихах…
Обо всём за единый раз не расскажешь. Давай, мы сделаем так: я буду писать тебе письма о современной поэзии и публиковать их в «Литературной газете». Дубровский с Машей сообщались через дупло, а мы будем сообщаться через «Литгазету». Мне не терпится сказать тебе о многом — о влияниях Иосифа Бродского и о группе «Московское время», о поэтах-традиционалистах и о поэтах-концептуалистах, о «питерской поэзии» и о «женской поэзии», о стихах, которые публикуются в журнале «Наш современник», и о стихах, которые публикуются в журнале «Воздух», о разносортных графоманах и о всякоразных шарлатанах, о постмодернизме и неоромантизме, о королях (поэзии) и капусте (в огороде издателей). И всё это — с цитатами, с разбором строк. Жди ответа, как соловей лета, мой милый друг из Тибета…
…Ты уехал из России в страшный декабрь 1993-его года (помню, как мы расстались на Белорусском вокзале). Тогда в Москве не было ни поэтических концертов, ни лито — не было вообще ничего, кроме Литературно-философского клуба на Пролетарской, ютившегося в подвале многоэтажки. Мне там нравилось, поскольку это было похоже на Майкоп, из которого я только что перебрался. Потом в центре Москвы появился салон «Классики ХХI века» — но это случилось много позже.
Ты бы не узнал нынешнюю Москву — сытую, гламурную (хотя сейчас слегка подмороженную экономическим кризисом), щедрую на поэтические праздники. Каждодневно в Москве проводится не менее пяти-шести литературных мероприятий. Чуть ли не ежемесячно в столице проходят грандиозные поэтические фестивали, конференции, выставки, арт-биеннале. Поэты регулярно ездят на свои сборища — то в Казань, то в Вологду, то в Киев, то в Коктебель, то в Минск, то в дальнее зарубежье разной степени дальности. Выходят два журнала, посвящённые исключительно поэзии — «Арион» и «Воздух» (плюс различные международные издания — такие как «Интерпоэзия»). А бесчисленные презентации, конкурсы, слэмы…
Но меня это кипение-бурление пиитической жизни ничуть не обольщает. Скажу: на мой взгляд, положение дел в современной российской поэзии ныне куда хуже, чем было в 1993-ем году.
Я всегда полагал: стихи существуют для того, чтобы их читали. И вот уже как двадцать лет я беспрестанно слышу один и тот же аргумент — «во все времена серьёзной поэзией интересовался не более чем один процент населения России — и это нормально». Теперь меня от этого аргумента тошнит, я его больше не могу слушать.
…В 1985-ом году каждому начинающему поэту, каждому гуманитарию, каждому человеку с высшим образованием было естественно знать, кто такой, допустим, Давид Самойлов. Возьмём какого-либо современного поэта, сопоставимого по своему статусу с Давидом Самойловым в 1985-ом году. Например, Сергея Гандлевского. Ныне молодому человеку, пишущему стихи, естественно не знать, кто такой Сергей Гандлевский. А ведь Гандлевский — не заумник-модернист, он пишет так же внятно, как и Давид Самойлов.
Сейчас есть малая оранжерея «профессиональной поэтической среды». Это — субкультура, притом одна из самых незначительных и маловлиятельных субкультур. Конечно, можно жить в ней и радоваться. Точно так же можно жить в обществе «байкеров» или «толкиенистов». Но это — слишком уж специфическая радость, по моему мнению…
Да, в России был одиночка Хлебников, был одиночка Хармс, был одиночка Осип Мандельштам. Когда не было слышно ничего, помимо громогласного монолога государства, тихие одинокие голоса становились важными и нужными. Но сейчас, в эпоху неуклонной атомизации общества. Сейчас, когда социокультурное поле расползлось чуть ли не на первоэлементы…
Некогда Мандельштама ужаснула «армия поэтов». Мог ли он вообразить себе «армию маленьких Мандельштамов»? Сидящих по своим углам и обласкивающих друг друга утешениями: «Тебя никто не читает и меня никто не читает — и это хорошо. Гениального Осипа современники тоже не читали. Нас не читают, и потому мы гениальны, как Осип».
Признаюсь честно: от «профессиональной поэтической среды», от этого «детского сада вольнолюбивых бардов» я давно не жду ничего. Малая делянка «профессиональной поэтической среды» вытоптана напрочь, она убита модами и «хорошим тоном», выжжена снобизмом, отравлена квазихармсовской иронией и квазимандельштамовской «всемирной культурой» (в которой подлинной всемирной культуры нет ни на грош). Я думаю, что будущий поэтический гений придёт к нам извне, с пустырей, расположенных за пределами оранжереи «профессиональной поэтической среды». Точно так же как в девяностые годы извне явился Борис Рыжий. Теперь ясно, что «главным поэтом девяностых годов» стал он. А ведь модная молодёжь из "профессиональной поэтической среды" его не поняла и не приняла (Рыжего поняли и приняли либо представители старших поколений, либо «независимые одиночки»)…
…Эта весна была несчастливой для поэтов. Умер израильтянин Михаил Генделев, умер «метаметафорист» Алексей Парщиков, умер Лев Лосев, умер «лианозовец» Всеволод Некрасов, умер Александр Межиров, погибла московская поэтесса Ольга Рожанская, не столь известная, как вышеназванные имена, но не уступающая им в уровне дарования. В Майкопе тоже были смерти поэтов. Что-то носится в воздухе — тягостное, нехорошее, непоэтическое, тёмное. Как знать, может быть, это — тьма последнего часа перед рассветом?..
…Что тебе сказать о конкретных направлениях и персоналиях? Всё изменилося под нашим Зодиаком. Многое ушло. Как туман, развеялся «московский концептуальный соц-арт». Пригов скончался в позапрошлом году и, судя по всему, он в последние годы жизни разочаровался в концептуализме. Лев Рубинштейн забросил библиотечные карточки и, как я слышал, поёт и записывает с эстрады песни сталинской поры. Тимур Кибиров после долгих поисков стал — ты не поверишь! — религиозным поэтом, притом хорошим. Нет «метаметафоризма» — долгие годы молчат Иван Жданов и Александр Ерёменко (последний несколько лет назад — после нескончаемой паузы — выступил с новой подборкой, правда, не вполне удачно, но это стало огромным событием само по себе). Давно не вижу поэтических публикаций Евгения Рейна и Дмитрия Бобышева — зато все журналы наводнил Анатолий Найман своим вязким резонёрством в прозе и стихах…
Обо всём за единый раз не расскажешь. Давай, мы сделаем так: я буду писать тебе письма о современной поэзии и публиковать их в «Литературной газете». Дубровский с Машей сообщались через дупло, а мы будем сообщаться через «Литгазету». Мне не терпится сказать тебе о многом — о влияниях Иосифа Бродского и о группе «Московское время», о поэтах-традиционалистах и о поэтах-концептуалистах, о «питерской поэзии» и о «женской поэзии», о стихах, которые публикуются в журнале «Наш современник», и о стихах, которые публикуются в журнале «Воздух», о разносортных графоманах и о всякоразных шарлатанах, о постмодернизме и неоромантизме, о королях (поэзии) и капусте (в огороде издателей). И всё это — с цитатами, с разбором строк. Жди ответа, как соловей лета, мой милый друг из Тибета…
Твой Кирилл Анкудинов.
КИРИЛЛ АНКУДИНОВ
на Середина Мира
на Середина Мира
МАЙКОПСКИЙ ТРИПТИХ. Стихи разных лет.
РЕКВИЕМ. Стихи.
ПИСЬМА В ТИБЕТ
