|
на середине мира алфавитный список город золотой СПб Москва новое столетие Илья Тюрин Набросок: стихи Богопознание: о поэзии Ильи Тюрина ИЛЬЯ ТЮРИН
НАБРОСОК
СТИХИ ПОД ТРЕМЯ ЗВЕЗДАМИ 1 За стеклом неизбежная родина, Как сосуд для усталого голоса Третий Рим — гениальный юродивый — Расправляет лохмотья и волосы. Рассыпается утро дублонами В грязной шапке неназванной площади, Нищий ветер с земными поклонами Глухо шепчет: «Шпаси тебя, господи...» Усмехаются, злы и нечищены, Под мостами пустынные лодочки, И фонарные тени ручищами Собирают полушки «на водочку»... Неказистые первенцы города, Неживые от штампов бессонницы, Умывают безбрежные бороды В сотнях тысяч оконных Солнц. С нами день! Беспокойные пальцы Рвут затишье безумной палаты, И в асфальтовых трещинах скалится Стольный град — городской бесноватый. 24.01.1996 2 Я сорвался... (не в духе был древний фетиш, Проводник мой не вовремя запил), Так срываются вспять с непогашенных крыш Поколения бронзовых капель... Я сорвался, сорвав свое тело с моста, В неожиданно ласковый хаос, И предрек мне из «нет» направление в «да» Фонаря указательный палец. 1-3.03.1996 3 Царство глиняной массы, в белые формы влитой, Дышащего сырья для Раннего Бога, что лепит Этнос, способный злобно курить и, спускаясь в лифтах, Напоминать лицами сдавленный оттиск на лептах. 4.03.1996 СЕЛЬСКОЕ КЛАДБИЩЕ (Через 200 лет) Шрифт из книжек для неопытного возраста Исключает геометрию надгробия. Неуместнее меня — посланца бодрости — Из полей встает вулкан клаустрофобии. Единицей, вавилонскою святынею, Выстрел-тень швырнув на луг, оврагом вспоротый, Здесь не грех она, быть может, ибо ныне я — У подножья перевернутого города. В кислород впиваясь вычурными Альпами, Он гнетет меня и здесь глухими сводами, И на склепах отпечатанными скальпами, И незримыми домами-антиподами. 4.03.1996 КЛИНОПИСЬ 1 В этих стенах — полуживой, но и выживший Ной, (Не из ума, только из рук, что молились усердно на факел) — Так и травлю жерло свое цианистой кофейной струей, Сам себя — вечный Нерон, и любезный палач, и Архангел. 8.03.96 2 (Яуза) Медная сеть, должная нас ограждать от воды, неотличима От узелков собственной тени, что делит собою пространство На кислород и nevermore, на который имеем мы зуб, не имея причины Оный иметь... И застревает в руке черная шишка, как голова африканца. 12.03.96 3 (Кремль) Обожженное яростью глины, так тело монаха-афонца, Вечной святости место не дремлет и не бывает пусто. И Васильевский храм - угловатым ожогом на фоне Солнца, Словно четвертая, смертная степень шестого чувства. 13.03.1996 КОМЕТА Ты сегодня на дне. Как тусклое верхнее «ля», Исчезает вверху твой побег от рояля неба; И мои минус восемь до твоего нуля Простираются осью, кроша раскаленным хлебом — Чтоб лететь к праотцам, по закону сменившим знак На беззубую свастику — лучшую часть прицела, Заставляя меня повторить в безвоздушных снах Этой странной симметрии — это земное тело. 23.03.1996 НАБРОСОК Мы забываем названия, звания избранных, Мы называем забвение Божией волею. Бог триедино царит над углами да избами. Воля, не жалуя Бога, роднится с неволею. Болью в неволе, в углах, и соседствуя, стало быть, С Чистою силою, что дополняет Нечистую, Корчатся строки в агонии почерка — старою, Новою, среднею, вечною, этою истиной. Истина есть: за углом, вон, видали в полтретьего. Истины нет. Но недавно была, исповедалась — С рифмою, все как положено: снова, как медиум, Некто заносит подлунную письменность в ведомость. В видимость. Тень от смычка посредине безмолвия — Взрыв, меж зрачком и листом порождающий трещину В виде строки - называется Божией волею. Сном называется. Чудом. Как правило — вечностью. Вечность граничит по берегу строк со Вселенною. Карта им — сгусток извилин, зажатых в руке... Как не признать, что и мир, полный тьмой и Селеною Движется к точке. К финалу строки. К точке. К . 30.03.1996 ПОВОДЫРИ 1 Не память — пророчество: страсть перелистывать главы; И змеи кусают не хвост, а неузнанный тыл... Не случай забыть остальное, но повод и право Оставить на совести времени все, что забыл. 2 У дня только сутки на то, чтоб исчезнуть, передавая Даты и годы — как сверток в ладонь, да «прощай» в уста. Ночью в постели даешь круги — типографский валик, Только и смогший всосать, что жизнь с молоком листа. 3 День недели и месяц забыты. Кривой забор Не имеет конца, ибо тот обратился вишней, Что сестра Фаэтона; а дальше поля — с тех пор, Как Творец из путей к бесконечности выбрал ближний. Москва — Коленцы, 24.07-3.08.1996 САНКТ... (фрагменты путеводителя) «Что будет завтра?» Комната пуста Для вздоха улиц, посланного. Чтобы Добить мой сон — поскольку и в устах Честнейшего он предварит «Ну что вы...» *** Вода живет и умирает стоя. Для сна — листая век, от скуки — дни. На что они ей — шум? Она на что им — Движенье мимо и помимо них? *** ...И мы затихаем, не слыша оваций. И деспот Не морщится в ложе, как будто. Но — лишь бы не вдаль! Для этого — камни. Поэтому — «здесь! Да, вот здесь мы Когда-то и были!..» И время нам вторит: «О да!» *** Взгляд, сбереженный небу, знает, где Его предел — на лестницах, что рвутся За фонари, монетами в воде Оставленные Богом, чтоб вернуться. *** Вправду конец, если помнишь, когда встречали. Поезд дрожит, словно ближе к воде — весло, Чувствуя город, что бродит в окне со свечами, Вытянувший оставаться: всегда везло. Санкт-Петербург, 14-17.08.1996 СТАРИК Ветшающие линии границ Между лицом и воздухом настолько Приблизилось к согласию, что птиц Не хватит небесам на неустойку Его окну. Закройся, не смотри Покуда вьюга беглых слез не смоет Бессильным парку и скамье внутри — Такой же белой, как и все зимою. 18.10.1996 КАПРИЗ Все, что вокруг меня — Неповторимо. Тень Не искажает дня Копиями, и день Счастлив отдать стене Той, что напротив глаз — Свет, лишь поняв, что мне Так же не смочь сейчас. Дом и окрестный двор, Точно через стекло Лупы, почти в упор Видят мой приступ слов — В силах помочь лишь тем, Что принимают вид Всех его версий, тем, Мостиков, пирамид, Улочек, где идти — Мало, и грех бежать. Боже мой, как найти Силы не подражать? 26.10.1996 МОЦАРТ Я слышал, есть собор На юге, где свеча Не гаснет до тех пор, Пока не закричать. Как тонко ни извлечь Гортанную струю — Ей счастие увлечь Свет за черту свою. В секунду наступив, Она горда лепить Мадонну не с себя, Не для себя убить. Я осквернитель жен, Полей и сел, всего. Как только звук рожден — Я умертвил его. Мне это крови знак, И надписать над ним Плиту — скорей никак, Чем именем моим. 6.01.1997 К ЛИЦИНИЮ Лициний! Раскрыв саквояж, Я вижу свой город: больницы, Скрепленные ветром. Пейзаж Бессилья в пределах глазницы. Мне кажется, именно то, Что мир не oкупится глазом, — Нас мирит с пространством, на сто Процентов спасая нам разум. Дома (вместе с тем, что внутри) — Для зренья не цель, а примета. Она сообщает: смотри! Есть нечто помимо предмета. Дома не кончаются там, Где глохнут мансарды и крыши: Они равноценны кустам, Дорогам... И если нам свыше Смотреть — то едва ль разглядим Различие в обществе линий: Они — адресат. Ты один За всех это знаешь, Лициний. 14.02.1997 НОВОСТИ 1 Пока ты спишь, приходит поздний март, Не разобрав путей в пространстве пегом. — И реализм становится поп-арт, И каждый выступ обрастает снегом, Святою речью, из-под поздних ног Взлетевшим духом, что колеблет гнезда; И в сотне окон, видимых в одно Из них, зрачок угадывает звезды. И, трубы водостока позади И землю безнадежно оставляя, Глаз исчезает по тому пути, Где гибели не создано, ни края. И эта новость ждет спуститься вниз, Как марафонец, чтобы только грузом Своим соединить, простершись ниц, Нас и невозвратившихся союзом. 2 Теперь я вижу и другие дни Из глубины бессилья и порядка, И чувствую, что никогда до них Так не желал духовного упадка. Упадок в том, что обладаешь им, Как дорогою вещью или славой, Листая левой строфы прошлых зим, Пока перо не выскользнет из правой. Упадок в том, что я принадлежу Календарю, как штемпель на конверте. Я не скажу «так проще», но скажу, Что это не обязывает к смерти. — Поскольку превращаешься в снаряд, Не чуя цель по мере приближенья, И видишь гибель как пространный ряд Ее примеров — в виде расширенья, Не видя в ней потери. Этот ход Дарует смерти качество кометы: Мы можем жить, а если что придет — Оно придет само. Мы знаем это. 21, 31.03.1997 ПОСВЯЩАЕТСЯ БАЙРОНУ Лондон дышит. И в дыханье этом Что ни вздох - к бессилию шажок. Муза, возвращаясь от поэта, В мысли оставляет сапожок. А наутро вновь переобута: Вовсе не стесняясь наготы, Точно в срок является, как будто Ждать ее способен только ты. Все, что появляется с Востока — Солнце. Все, что чудится в тиши — Лишь она. Все, чтимое с восторгом — Ложь и ложь. Но даже и при лжи — Это связь. И как ни брей щетину — Дальнозоркости не избежать, Ибо взгляд, до слова ощутимый, Только ей и мог принадлежать. 4.04.1997 ПРОВИНЦИЯ Городок, городок... То и дело Словари, спотыкнувшись, плюют На бесовское место; и мелом Побелен придорожный уют. Как личинка заводится в Боге (Не спеша: весь орех впереди), — Переводишь бессмысленно ноги И теплу доверяешь пути. Вот как сделано счастье России, Счастье мук и земного кольца: Будто мы дурачка упросили Нам ни меры не дать, ни конца. Вот что сделала даль: бесполезный, Потому и единственный жест. Мы не спорим — как век наш железный, Все занявший, не требовал мест. И беспечность — избыток кромешной, Для которой и души тесны, Тьмы и бедности — только поспешный Крик с вершины, что мы спасены. Три часа не хочу оторваться. Будто в лжи откровенье нашло То, что вслух побоялось сорваться, Но и в истине жить не смогло. Небо движется как-то толчками. Гибель — спешка, густой недосуг. Все, что нужно, мы делаем сами — Лишь у горя не тысяча рук. 21, 22.04.1997 ЭТАЖИ Сгустились толпы. Надо жить в домах, Которые не стенами, а телом Соседа ограждают каждый взмах Твоей судьбы в своем пространстве целом. Как всякая естественная связь, Мирская теснота не смотрит в лица. И дом — живая изгородь для нас — Несет плоды и может шевелиться. Но эта жизнь, ежевечерний шум И молоток пустяшного ремонта Мне стыд полов и крыш холодный ум Передает, как рукописи с Понта. Ладонь жилья конфетами полна. И, баловням, лишенным сна и слуха, Нам кажется пейзажем из окна Его любовь гнезда — к яйцу и пуху. 22.04.1997 КАЛЕКА Урод сидит напротив, и сложенье Тяжелой головы, как метеор, Притянет глаз и высветит для зренья Невидимое в мире до сих пор. Щадя его, взор не преступит кромки. Но мы не в силах так жалеть сердца, Как это могут хрупкие обломки Уроненного с высоты лица. Он на закорках рослого несчастья Встречает любопытство площадей. Его беда — приближенная к страсти, И не черты отталкивают в ней, А только сила, сжатая ударом, Предметы движет от греха во тьму. Поэтому мы не узнаем даром Того, что ведомо за нас ему. 24.04.1997 * * * Мы охотнее примем за мир Все, что плещется над головами, И в слепой без глазницы эфир Вознесемся бесправно словами. И ближайшие руки для нас Будто временны — будто кочевье Против воли нас гонит сейчас Через лица, дома и деревья, Где у времени только черты Путевого журнала, в котором До сих пор остаются листы И слетаются под руку хором: Настоящая ценность его — Близкий топот соратника в беге К месту сбора, где нет ничего — Как в глазах у закрывшего веки Больше нет ни торшера, ни стен, Словно ночь, что в себе их вместила, Даже тьмой не соседствует с тем, Что до утра внутри наступило. Нет вещей, и застыли дела, Как вода в зимовавшем стакане, В форме дна, где их нежить нашла — На бумаге, на теле, на ткани. 27.04.1997 * * * Встали поздно, перед самым жаром полудня, И следили, как колеблется сознание. Ум не знает, горячо ему иль холодно, И на помощь призывает мироздание. Он тревожными догадками оденется И сомненьями свободно опояшется, И внутри словоохотливая пленница Отворит окно и молодцу покажется. Сколько слов у языка перебродившего, Чтобы выбрать среди раковин погибшую! И печаль свою невыгодно излившего Узнаешь по обращению к Всевышнему. Голоса пересекаются безгрешные, Лишь покуда есть глухие да неумные, Лишь покуда есть ущербные, нездешние Перепонки барабанные и струнные. На любой вопрос ответ летит заранее, Потому что он один на всю губернию: Любопытству откликается незнание, Будто лоб произрастающему тернию. Те — поэты, для кого одно сравнение. Кто умеет угадать сквозь мглу попарную, что для этих двух придет соединение — Очевидности отчаянье суммарное. Неизвестно, что на свете тяжелее снесть. Но молю, чтобы услышать не случилося, Как поется на два голоса благая весть: Настоящее выпрашивает милости, И из будущего глотка огрубелая То ли требует к себе, то ли прощается. Только прошлое упрека мне не сделает, Потому что лишь оно не возвращается. 11.06.1997 ИЛЬЯ ТЮРИН
На Середине Мира Илья Тюрин Набросок: стихи Богопознание: о поэзии Ильи Тюрина алфавит станция у врат зари на середине мира новое столетие город золотой |