об авторах — стихи

* * *

Видишь: время-змея завивается в страх
И сжимает птенцов узкогрудых,
И искрится мороз на грачиных шатрах
И бобровых запрудах,
И жестокое слово немого истца,
Обегая убога и нища,
Прямо к нам в деревянные входит сердца
И во все корневища.

В этом бедном краю равнодушных озёр,
Бесполезно зияющих кружев,
Видно, мне да тебе этот ведом позор,
Если, обезоружив
Земледельца, и воина, и батрака,
Понуждает залётная стужа
Ворошить волоса одного дурака,
А не всякого мужа.

И не знай, не гадай, для чего этот крест,
Леденеющий за перелогом,
Где стога и дома — всё извергнуто с мест,
Где костей по дорогам
Не собрать, где наместо ольхи и берёз
Уж плывут можжевельник и пихта...
Всё гляди да гляди — до уступчивых слёз,
Благодарных каких-то.

1996


* * *

Посреди озёр и дубовых пущ
Неуступчив дух и греметь могущ
Твой заканчивается путь.
Нагадала литва и жмудь.
За десяток вёрст не возьмёшь и в толк,
Отчего дребезжит вода.
Сапоги сносились, и сруб отволг,
Покосилася слобода.

Бекасиной дробью, тупым ножом
Разбивает сердечко счёт,
И седая тьма, свекловичный жом,
Из коровьих яслей течёт.
Затаись, змея, в шелестенье вод
И угадывать не мешай
Серебристый, шершавый небесный свод,
Золотой, золотой лишай.

1996


* * *

О сумерки души!
Меж белизною боли
И вечным сном в тиши
Вы время раскололи,

Когда в пещерный гуд
От солнечного града
Часы и дни бегут
И сердце всплеску радо.

Я вижу ток воды
И различаю тени
И в вещие сады
Ведущие ступени,

Проломы и холмы
В кремнистом сне, как в гимне,
Но ничего до тьмы
Не говорят они мне.

1996


СНЕГОВИК

Там, за вороньим перелеском,
Где все предания свежи, —
Кто снежно-белым недовеском
Его поставил у межи?

На темя шляпу нахлобучил,
Дал в руку жердь не по любви,
И отличил его от чучел,
И повелел ему: — Живи!

Кто знает, как — назло тревогам —
Вольнo на ветреном кресте
Стоять болваном, птичьим богом
В ненарушимой немоте,

Внимать причинам и приметам
И верить, верить в лучший год,
Не помышляя, кто там, где там
Над целым светом восстаёт.

И на весеннем солнцепёке
Как сладко посреди полей,
Припоминая зов высокий,
Гореть на леднице своей!

2000


* * *
Прокатилась песня по раздолию,
Сжалась колея...
Нам ли, нам ли спорить с Божьей волею,
Токи слёз лия!
Пусть Ассизи выплачет, и Авила,
И Париж скупой
Ту тоску, что сердце переплавила
Миру на убой.

Пусть душа печальная и целая
Стынет на ветру,
Как берёза незакоренелая
На речном юру,
Пусть текут холодные мелодии
В воздухе ночном
О нетлении ли, о неплодии,
Всё равно о чём.

Пусть летит сквозь умственное марево,
Нарушая тишь,
Добрецо уже не государево,
Но Господне лишь
Ввысь, где крестовина кипарисовая
Держит неба вид
И, сердца певучие нанизывая
На лучи, горит.

1997


* * *
Я уйду далеко, о любви говоря,
Где горнила горят, где куют якоря,

Где железо в огне — и железо во льду,
И возьму их в себя, и себя не найду.

Чтоб цвела и родила холодную дробь
Небольшая душа от людей наособь,

Чтоб незримо гудела, пока не умру,
Ледяная и жгучая сталь на ветру...

1998


* * *
Макну перо и руку протяну:
Безумная затея.
Не обрести дорогу в ту страну,
Где нету грамотея,

Где лавр цветёт и соловей поёт
В заснеженной пустыне,
И бабочка сама себе даёт
Прозванье на латыни.

И не переназвать, не подменить
Ни йоты в жизни малой,
Пока — суровая — державу тянет нить,
Колеблемая пряхой небывалой.

1998


* * *
Вот старый дуб, а яблоня старее.
Зимой они похожи: велики.
Поскрипывают станами, робея,
И набирают ветер в клобуки.

Они рабы. Красуются украдкой,
Белёса тень на ней, пестра — на нём,
Но не пленяются той песней сладкой,
Летящей за железом и огнём.

1999


* * *
Чреда убийц, убитых вероломно
Убийцами искуснейшими, ждёт
Часа, чтобы смениться в свой черёд
Другими лжами; их число огромно
И неподъёмно. Или Божий суд
Всех оправдает, нож принявших в спину
И в сердце яд - как кару и причину, -
А те, кто знают, Судию не ждут,
А ждут гостей незваных и несносных,
Которым и самим плутать в трёх соснах.

1999


ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ

Да, в келии тогда, на гноище теперь,
Тогда в смирении, теперь в обыкновенье
Плетётся житие из щелей и потерь,
А за молчанием стоит воскликновенье.
О скольких нет меж нас! И сколько их пришло
На землю нищую восполнить их число!

А мне всё верится. И я уже привык,
Что слабый поясок затягивают туже,
И лишь терпение имеет свой язык,
И радостнее песнь тянуть одну и ту же,
Ту, благодарственную, среди новых лиц,
Как белые стежки старинных кружевниц.

2000


* * *
Нет спасенья в хлебных крохах,
И по телу зуд.
На телеге ли, на дрогах
Пусть меня везут.

Вечно стражники понуры,
Зорок господин.
В Остяки или в Дауры —
Знает Бог один.

Тёмен мир, а бесы мерзки,
Тянут за вожжу.
В Боровске ли, в Пустозерске
Голову сложу?

Свет сверкнёт из звёздной глуби —
И прервётся нить:
Хрипом в петле, дымом в срубе,
Так тому и быть.

А во Граде, что взыскую,
За безмездный труд
Всё какую-никакую
Горницу дадут.

2000


ДАВИД

Когда я терплю повседневную муку,
Худую поруку вручаю уму:
Не опыт ему созидает науку,

И сердцу милее не павшие грады
Врага, не армады лихих кораблей,

И в уединенье, в воздушном затворе
Я тайной единой со всеми живу
И лёгкою тенью в веселье и в горе

На свадебном пире, на гробном исходе
Один невпопад голосит соловей


2000

на середине мира
новое столетие
соцветие
город золотой
СПб
Москва
корни и ветви