на середине мира
алфавит
станция
вести
ДАНА КУРСКАЯ
Родилась в 1986 году в Челябинске. Проживает в Москве с 2005 года.
Автор книг стихов «Ничего личного» («Новое время», Москва, 2016) и «Дача показаний» («Новое время», Москва, 2018).
Организатор Международного Ежегодного фестиваля современной поэзии MyFest и Международной поэтической премии MyPrize — для авторов возрастной категории от 35 лет.
Основатель и главный редактор издательства «Стеклограф».
Лауреат Всероссийской поэтической премии «Лицей» 2017 год (второе место).
,
Победитель международной поэтической телепрограммы «Вечерние стихи» (2014 год), победитель поэтической премии «Живая вода» (2015 год), лонг-лист международной премии «Белла» (2015 и 2017 год), лонг-лист поэтической премии «Дебют» (2015 год), шорт-лист Григорьевской премии (2016 год), лонг-лист Григорьевской премии (2018 b 2019 год), шорт-лист премии «Писатели 21 века» (2017 год), шорт-лист премии «Заблудившийся трамвай» (2017, 2018, 2019 год)
Публиковалась в журналах «Знамя», «Интерпоэзия», «Новая Юность», «Волга», «Юность» «Крещатик», «Дети Ра», «День и ночь», «Аврора», «Москва», «Кольцо А», «Бизнес и культура», «Автограф», а также газетах «Литературная газета», «Литературная Россия» и т.д., а также на интернет-порталах «45 параллель», «Полутона», «Сетевая словесность», «Этажи», «Интерлит» и других.
С 1 апреля 2019 года состоит в поэтическом тандеме с Андреем Явным — мольфаром, мистиком и, прежде всего, поэтом.
Автор книг стихов «Ничего личного» («Новое время», Москва, 2016) и «Дача показаний» («Новое время», Москва, 2018).
Организатор Международного Ежегодного фестиваля современной поэзии MyFest и Международной поэтической премии MyPrize — для авторов возрастной категории от 35 лет.
Основатель и главный редактор издательства «Стеклограф».
Лауреат Всероссийской поэтической премии «Лицей» 2017 год (второе место).
,
Победитель международной поэтической телепрограммы «Вечерние стихи» (2014 год), победитель поэтической премии «Живая вода» (2015 год), лонг-лист международной премии «Белла» (2015 и 2017 год), лонг-лист поэтической премии «Дебют» (2015 год), шорт-лист Григорьевской премии (2016 год), лонг-лист Григорьевской премии (2018 b 2019 год), шорт-лист премии «Писатели 21 века» (2017 год), шорт-лист премии «Заблудившийся трамвай» (2017, 2018, 2019 год)
Публиковалась в журналах «Знамя», «Интерпоэзия», «Новая Юность», «Волга», «Юность» «Крещатик», «Дети Ра», «День и ночь», «Аврора», «Москва», «Кольцо А», «Бизнес и культура», «Автограф», а также газетах «Литературная газета», «Литературная Россия» и т.д., а также на интернет-порталах «45 параллель», «Полутона», «Сетевая словесность», «Этажи», «Интерлит» и других.
С 1 апреля 2019 года состоит в поэтическом тандеме с Андреем Явным — мольфаром, мистиком и, прежде всего, поэтом.
ОСТРОВ БУЯН
Вся подборка посвящается Андрею Явному
***
Утром звонишь, говоришь: «Я такой же!
То есть проблемы, секреты и прочее,
страшные тайны и истинное лицо.
Ты заезжай ко мне в восемь, не позже.
Я всё подготовлю, займемся нашим концом.
На улице март, значит самое время.
Ты там давай попрощайся со всеми.
Таксисту скажи, что не надо обратно.
Объясни ему — довезет бесплатно.
Бутылку не надо, я сам куплю.
Доверься мне, все будет как я люблю.
Ты не волнуйся, мы выпьем много,
послушаем «не для меня придет весна»,
почитаем вслух Степанову и Цветкова.
Я почувствую, когда ты будешь готова,
когда Вязмитинова станет тебе ясна.
Провожать нас выйдут соседи и Вера Ивановна.
Они будут смотреть на нас по-другому и заново,
Будут записывать наш с тобой разговор.
Больше не думай о боли, не нужно.
Наш бенефис начинается, ну же.
И вот мы выходим с тобой во двор.
Ты посмотришь на эту землю, что мы любили,
я галантно открою дверцу автомобиля,
ты сядешь назад, а я спереди сяду.
Верь мне, я сделаю всё как надо.
Больше не будет против и за
Больше не будет синеть бирюза
Больше не будет Юрий Лоза
Больше не будет обиженных толп
ты закроешь ладонями мне глаза
и мы въедем в столб!»
…а под утро я у тебя на кухне,
где окурки в пепельнице потухли,
где остыла водка в холодной чашке,
напишу записку «Зови почаще!»
И поеду в такси домой, представляя строго,
как ты спишь на втором этаже под портретом бога,
и витают звездочки надо лбом.
Я смотрю на дорогу,
где пыль поднялась столбом.
Панночка
над хуторами месяц серебрист
висит нерукотворен и сияющ
а ты у нас гляжу семинарист
вот ты-то надо мной и почитаешь
читай мой самый светлый чистый друг
чтоб ожила нечистая подруга
смотри как я хожу теперь вокруг
пока тебя корежит в центре круга
губами меловой предел сотри
и дли мой первый вздох как можно дольше
три птицы жили у меня внутри
их было три но третьей было больше
лица мерцает призрачный овал
и круг кольцо для вечного супруга
но я всего лишь медь а ты кимвал
звеним не ударяясь друг о друга
так майское вершится колдовство
так песнь любви родится всеблагая
смотри я позвала тебе кого
и он стоит и смотрит не мигая
поскольку ты один теперь из них
кто ищет и навеки не обрящет
не убоишься ужасов ночных
не убоишься днем стрелы летящей
Иствик
За высоким забором не видно, кто здесь живет.
За широкой улыбкой не видно, кто похоронен.
И накроет подснежник внезапно своей ладонью
тот, кто знает — начнется гроза вот-вот.
Прошлой полночью здесь закипал металл,
и оставшись без веса, совести или роста,
всё казалось тебе, что ты поднималась в воздух,
не касаясь руками того, кто тебя летал.
Поутру на лужайке выжженные круги,
расплескался туман, и дрожат на деревьях листики.
Что случилось в Иствике — пусть остается в Иствике.
Начинает темнеть. Не думай о нем. Беги.
9.04
Красиво умирать не запретишь.
Я проверяла. Нет, не запретили.
Деревья гнулись, и шумел камыш,
и все пути к пустой вели могиле.
И я с лопатой шла наперевес
сквозь эту ночь и эту боль в коленке.
Зацвел подснежник, и Христос воскрес,
и всё вокруг казалось мне нетленкой.
Какие ночи, Господи ты мой!
Как это страшно, нервенно и звездно!
Но все-таки давай уже домой,
давай домой — пока еще не поздно.
***
эти глаза мои — не голубой магнит
эти глаза мои — кладбищенские огни
кто их придумал однажды и кто зажег
ты не ходи на призрачный бережок
ты не иди на их свет, этот свет не наш
эти глаза — безжалостный злой мираж
дразнится, светит, крутится впереди
ты не ходи туда, маленький, не ходи
помню, стоим с тобою, выпив по триста грамм
смотришь в глаза мне, спрашиваешь, кто тАм
я и не знаю ктО там, спроси у них
кто туда тихо неслышно навек проник
если ты в них поверил — тогда пойдем
мы полюбили твой одинокий дом
эти огни в глазницах желают встреч
манят и манят, будут тебя беречь
Земляничное полнолуние
согласно предсказаниям и снам
восходит над поляной земляника
и некуда деваться смертным нам
ведь ты для нас с тобой ее накликал
и ты срываешь черный зверобой
и в губы лист его ложится горький
а утром от него у нас с тобой
родятся Красноснежка с Темнозорькой
их глотки не узнают молока
их волосы трава, их кровь стеклянна
но это будет утром, а пока
восходит земляника над поляной
игла в яйце по-прежнему остра
но утка улетает в даль беспечно
где ночь внимает запаху костра
где мы с тобой едины и навечны
к рассвету небо стало голубей
стою под ним — черна и темнолика
бери меня, живи меня, убей
когда над миром всходит земляника
***
Кто вырастил в ночи цветущий сад,
Тот объяснил, что мне нельзя назад,
Я вижу сад, а главного не вижу,
Но слышу как в корнях протяжно дышит.
И червь в земле крадется желтоват.
Все эти вишни зреют на костях.
«Прохожий, мы тут дома, ты — в гостях», —
И руки-ветви тянутся всё ближе.
Садовник надевает сапоги.
Беги его, пожалуйста, беги.
Но он уже пошел наперерез.
Из брошенной расчески вырос лес,
И мне никак не выйти за ворота.
И я осознаю, зачем и кто ты,
Король страны кладбищенских чудес.
«Не кладбище, а сад, — поправишь ты, —
Я вырастил деревья и цветы.
Теперь с тобою предстоит работа.
Ты будешь главным розовым цветком».
Звенит комар — по ком, по ком, по ком?
И я уже готова, посмотри,
Лечь в эту грядку — в метрах два на три.
Зови червей, я всё отдам сама им.
И ты мне станешь вечным алым маем,
Последним светом маревой зари.
Не будем ни в раю, и ни в аду.
Нам всем стоять в одном большом саду,
Покуда ветер кроны не сломает.
...Так я ложилась в почвенный покой,
Он, улыбаясь, вслед махал рукой.
Святилище Аллаки
Здесь ничего не останется. Только камни.
Воздух звенящий пробуешь взять руками —
только песок остается в дрожащей горсти.
Каменный круг принимает сегодня гостью.
Там, где мерцал костер, вырастали тени.
Здесь не живут люди, зверье, растенья.
Осы слетались тучей над серым плавнем,
там, где песок навек становился камнем.
Кто оставлял при свете костра рисунки,
косточки рыб в кожаной прятал сумке,
на горизонт смотрел, улыбаясь мрачно,
тоже остался здесь, где земля прозрачна.
Кто я сама? Тварь в ожиданьи чуда.
Мне ли тогда сметь уходить отсюда.
Жизнь моя впору ли мне, велика ль мне.
Я прорастаю в землю холодным камнем.
Ветер мои глаза навсегда осушит,
высвистит из груди меловую душу.
Вспыхнет прощальный свет огоньком зарницы —
каменный мрак поселился в пустых глазницах.
…Вот мы стоим, не говоря ни слова.
Мы не приемлем здесь ничего живого.
Кто к нам придет, тут навсегда заблудит.
Здесь кроме нас никогда ничего не будет.
***
Ты просишь ад — тебе его дадут.
Ты ищешь боль — тебе ее доставят.
Всего лишь триста семьдесят минут
как перелом во временном суставе.
Всего лишь пять штрихов от А до Я —
и это имя станет слишком явным.
И вот застыла в сердце сада я
цветком нераспустившимся, но главным.
И слышит космос наши голоса,
чтобы успеть найти неловкий повод.
Над нами растянулась полоса.
— След от ракеты? — Это просто провод.
По небу растянулся белый зонд,
по полке растянулся многотомник.
Ты помнишь, что там прячет горизонт?
А я не помню. И никто не помнит.
***
Говоря про Рай, представляю так —
это длинный путь, бесконечный шлях.
Я бы шла и шла мимо старых дач,
и цвела бы рожь, и алел бы мак.
Всё, что столь неясным казалось нам,
мне бы стало ясным со всех сторон.
Я бы шла вперед, а по сторонам
никаких роддомов и похорон.
Никаких потерь, никаких даров.
Только ветер в лоб, только шорох трав.
Только дымный запах его костров
овевал бы путь без земных канав.
Я бы шла и пела «Ла-лай-ла-ла»,
а навстречу с горки спускался он.
Из церквей звонили б колокола.
И не прекращался бы этот звон.
***
Отведи их, пожалуйста, от меня.
Не крепка ни разу моя броня,
не железны мои коленки.
Мои нервы натянуты в тонкий жгут.
Я не мата хари, не робин гуд,
Не герой у расстрельной стенки.
Отведи их всех, и ответь — на кой
этот камнепад над моей башкой
из кровавых провозглашений,
этот рой горящих и ржавых слов, —
неужели им нету других голов
или нет посложней мишеней?
Отведи их от моего виска,
не позволь мой вздох зажимать в тисках,
и трубить в черный рог охоту.
Не давай им пороху и огня,
и не отдавай им саму меня,
я одна только помню, кто ты.
Отведи их в сторону, в лес, в кабак.
Хоть устала быть кормом чужих собак,
личной кровью мыть микроклимат,
но обжить я сумею любое дно,
и теперь мне не вынести лишь одно —
если нас у меня отнимут.
***
Кто нам не верит — значит еще не пьян.
Помнишь из сказок — остров стоит Буян.
В небе над ним свищет воронья мгла.
Через кордон не прорваться,
но ты смогла.
Остров Буян носит в себе сундук.
Кто в нем сидит — станет твой главный друг.
Смотришь ему в глаза — и ни видать ни зги.
Рядом никто не сможет,
а ты смоги.
Зверь или ангел (нужное зачеркни)
над головой твоею зажег огни.
Слово его есть ключ, губы его — замок.
Нету тебе спасенья,
но он бы смог.
Манит тебя в самый последний бой.
С кем воевать неважно — лишь бы идти с тобой.
Там, где шагнули, рождается соль земли.
Смерть не боится жизни,
но вы смогли.
ДАНА КУРСКАЯ
На Середине Мира
На Середине Мира
на середине мира: главная
озарения
вера-надежда-любовь
Санкт-Петербург
Москва