без числа

Драма. Довольно любопытный конфликт ложной стыдливости и ложного же мученичества. А вопрос эстетический - как, например, написать стихотворение, чтобы в нем не было ни того, ни сего. Читаю одно - уксус, ложный пафос. Читаю другое - все попрятал (или попрятала), и тем всех поубивал (поубивала). Радикализм не приемлем, как и толерантность. В стихах. Поэзия - вещь нетолерантная, и очень нетолерантная.

Вот, например, свечи. Стихотворение усопшего поэта передается из ячейки в ячейку наподобие свечи, копируемым текстом. И ведь как стыдно признать эту свечу свечой (или не стыдно). Что-то уж слишком грустное, очевидное. Вот тут начинается мученье. Ну что ты привязалась. Это же ПРОСТО СТИХОТВОРЕНИЕ. А такого наверно и не бывает, чтобы - просто стихотворение.

без числа

Что вынесла из переживаний недавних дней (их было достаточно)

- Давление "нет на самом деле, а есть только язык" довольно хорошо нейтрализуется элементарной соматикой. Мигрень, и уже есть все, кроме языка. Мигрень есть вещь философская, обозначает неясность контекста для тех, кто в нем находится. Так на битискаф снаружи находящиеся внутри смотрят через камеры. Ждать объективности бессмысленно, устанавливать отношения, чтобы тебя вписали в контекст (авангардистов, метареалистов) бессмысленно, потому что возможно лет через десять контекст сильно поменяется, и наш маленький историзм будет уже не нужен.

- Гадости делают все и всем; с этим надо жить. Меня пугает хорошее ко мне отношение людей, с которыми не ссорилась долго и мучительно. Но это уже уклон в личное.

- Когда пренебрежительно говорят "литература" (например, "эти строчки - поэзия, остальное - литература", или "сделано"), то скорее всего демонстрируют беспомощность восприятия, или проще - ограниченность. Не страшно, навредить великой литературе не может, но неприятно.

- Не люблю слово текст. Но стихи существуют в виде текста, записанного на (экране). Это всегда надо иметь в виду.

- Проснулась любовь к тонкой дорожке между двумя пропастями. Можно вернуться назад и спать на краю оврага, но я маньяк, я пробираюсь, периодически вспоминая о врожденном нарушении координации.

- Последнее. Одно из моих свойств: другим я нужна больше, чем себе самой. Так что внимание ко мне - показатель, в каком-то роде даже индикатор (чего?). Нарциссизм - вещь врожденная. Он у меня есть.

без числа

..и снова ловлю себя на том, что пытаясь писать в рифму, шарлатанствую. И не понимаю, как можно не шарлатанствовать. Нерифмованный пятистопный - лучше, пластичнее. Я люблю его как любят глину. Остальное - пластилин.

без числа

Поэтическое. У Михаила Свищева есть строчка "есть земля, в которую сажать, и есть земля, в которую ложиться". В стихотворении "Местные авиалинии", завершающая. На "Разборе полетов" эта строчка вызвала согласные симпатии почти всех. Но я все думала, что тут за не то. И не потому, что Свищев не застал этой хрущевской деревни за трудодни. Вот очень легко так писать. И слово "пике" для меня, возникающее в первой же строке, обрисовало крайнюю неуверенность автора во всем произведении. Я из опыта пишу, так что - если хотите, дайте задание на гениальную строчку, сбацаю.

без числа

Вечер на редкость спокойный и тихий. Когда пишу строчку на строчку, это не значит, что пишу стихотворение. Это записки. Можно покупать дешевые вещи, их не очень жалко, хотя, бывает, привязываюсь. Но писать строчки, которые точно вызовут отклик читателя, нельзя. Есть опасность начать подозревать посыл понравиться и писать по разрешению во всех строчках. Сталкивалась. ...Внутренняя жизнь на морском побережье, топком и зыбучем, когда "все равно, какое имеет значение, что ты делаешь; написав, ты получила толику удовольствия, рыбу на обед" - поглощает как та самая рыба. Жесты - выбраться из этой топи - нелепы. И люди похожи на рыб.

без числа

Нынешняя литситуация очень комфортна на самом-то деле. Вопрос в том, что внимания (прочтения) отдельному автору все равно не хватит. Так что остается только процесс. То есть: они пишет стихи, выступают, публикуются. Я тоже. Они получают гонорары, разной величины. Я тоже. Но мне интереснее, кто тяжелее. Чем тяжелее, тем мягче посадка, тем лучше самоощущение себя как поэта. Не комфортнее, а лучше.

без числа

Геннадий Айги
Маки этого года

Это стихотворение 1985 года прекрасно показывает стилистику кино, изо и музыки того времени (хоть "Аквариум", Джой Дивижн или "Бойцовая рыбка"). А почему так? Один из импульсов, которые логически можно объяснить, но в объяснении (даже строго научном) будет чувство голода, недостаток.

Говорится о детях, преобладающий цвет должен бы быть красным (поздние пионеры). Но дети - "лишь одеянье невидимого". И Айги поворачивает стихотворение со всем его уникальным речевым моментом так, что это не метафора. Мне кажется, эти многочисленные (и порой надоедающие его "как") не метафоры, а что-то уже за пределами метафоры. Такой поэт не мог, просто в силу вИдения, не мог увлечься метафорой. Айги удивительно метонимичен. И тут валентности о трагичном празднике непослушания, цивилизации кидалтов распадаются. Хотя именно по таким валентностям вроде и шло "то время", тот виток. Но конкретизация витка сомнительна, хотя и не настолько, чтобы отбрасывать ее полностью.

Это стихотворение почти позднее. Трудное. С как бы съежившимся легкими. С большим количеством мелких дыхательных трубок, а не с двумя-тремя, как в шестидесятые. Для меня - нечто иконообразное.

Геннадий Айги удивительно умел найти основную струну стихотворения. Более искусной музыки в близкой по времени поэзии не знаю. И даже то, что местами стихотворение слабо, как бывает слаб живой человек, только сообщает дополнительное тепло. Айги несовершенен. И это не игра в несовершенство мастера. Он несовершенен именно как мастер - живой мастер. Мертвый мастер не может исправить своих ошибок и указать на них ученикам. Но что я говорю - Айги - мастер?


МАКИ ЭТОГО ГОДА

а не молчание а просто вроде
когда грустим мы отвечанья:
«не мы спасем не красота спасет
во всяком случае не наша не похожая
мы дети — можно обижать — такие
что можете войти — пройти вы как угодно
мы не задерживаем прекрасны мы по-своему
но слабые — лишь одеяние невидимого
как срока некоего
а ты ищи ты излеченья там
чего не знаем
— пройдя ли через нас? мы просто кротость
вы — сила действенная мы цветем
лишь от прикосновения
другой неспешной благосклонной силы
и это тоже лишь часы и дни
как соловей поет
дитя
не зная двигающей мощи
а отцветают так — и отцветем
как пенья нет — а сила неподвижна
проверкой» а не веянье а вроде
грусть — в слабых спотыканьях: так над полем
туманятся — подобья

1985

без числа

"Кабала святош" в МХАТовском варианте - не "Кабала святош" М. Булгакова. Вещь страшная, смеющаяся вещь. По сути - пьеса (!) о боге и церкви. О фатальной несчастливости человека, о чем и говорить-то неприлично. Гениальный Мольер, настоящее светило, оказывается глупым и пошлым, плавает в луже обмана, при всей своей гениальности и данных Ефремова (в чем-то лучше Мастрояни). И это не вызывает чувства трагичности, это немного смешно. Что самое пронзительное и страшное: ни осуждения, ни возмущения, все на островатом юморе. Даже эти масоны и архиепископы, манипулирующие разбитыми сердцами, не выглядят монстрами. Все крутится вокруг бога-эстета. Подумать только: бог-эстет. Булгаков вряд ли понимал, что такое прочтение возможно. Вполне могу себе представить, что после просмотра окончательно отказалась от занятий искусством и ушла в монастырь. Изюминка в том, что "Кабала" - одна из немногих пьес, показывающих неприглядность, необаятельность творчества. И это очень ценно, это шок - всегда. Это вершина откровенности.

*
Кстати, роман МиМ вполне может вызвать самые чистые религиозные чувства, что в планы МБ конечно не входило. Когда-то такое выворачивание наизнанку вызывало изумление. Но я, честно, и не замечала изнанки. Вживе происходит гораздо более страшное, что вижу. В "Кабале" МХАТа это поймано.

без числа

Проза Иннокентия Смоктуновского "Быть!" несомненно заслуживает внимательного чтения. Казалось бы, претенциозная демонстрация осведомленности в прозе модерна. Тут и Белый, и Вагинов, и даже Пришвин. Но такие вычленения блесток стиля не помогут увидеть целую картину, а это важно. ИМС писал, как читал и как слышал, вбирая, что ему близко и что смог усвоить. В чем-то книга совершенная, но вот целиком с ней залечь пока не выходит, что очень жалко.

без числа

...возможно, плохих стихов нет. Не потому что (как говорил некто в пресловутых 90-х) проделана работа, а потому что это другая материя. И человек не вполне может ей манипулировать.

Мне кажутся неоправданно наивными (как ребенок берет металлическую кружку с кипятком) рассуждения о том, что стихи - потому что стихи. И живут они своей собственной жизнью, отдельно от автора. А вот нет.

без числа

...сомнамбулический день. Сейчас в стихах лучше длинные строчки. В коротких именно сейчас заметно признание в собственной несостоятельности. Два года назад такого не замечала, не только у себя.

без числа

...вчера, презрев самочувствие и намерение лечь спать пораньше, смотрела съемки с Иннокентием Смоктуновским. Не эксклюзивные (хотя как сказать), довольно много. Известные "Встречи в саду" все же отлично документированы, а он, рассказывая, не халтурит. В который раз почти плакала, слушая о Козинцеве. Ключ найден, эссе бы вот написать. Но все совершенно в его характере. Ужасно точно, трогательно, но взбалмошновато. Почти юродиво. Сильно подозреваю, что и текст будет в этом духе. Помню в начале 2000 лежала на полке Билингвы книжка - записки Смоктуновского. Изысканные, рваные ассоциативные ряды. Дневники мучительного экзистенциального эксперимента. Да, а вполне мог умереть 19 лет от кровяной лихорадки. Или потом, в Норильске. Где и Жженов был (еще одна моя любовь).

* Пока думала, как назвать текст да как настроить, возникла новая идея (глаза разбегаются). Двойной портрет. Смехов-Дуглас (Майкл). Таганка - Голливуд, сын Спартака и Атос (переворот).

без числа

Знакомый юности мятежной, великолепный переводчик, затерявшийся во времени и пространстве, кроме переводческого дара обладал даром актера, и какого актера! Серия «Библиотека всемирной литературы» публиковала его переводы, а друзья ждали его приезда. У него были номера, от которых счастливо плакали в теплом кругу за чаем. Но я и теперь убеждена, что лучший момент игры наступал, когда он читал тещины стихи. Без кавычек. Его теща и в самом деле была известной поэтессой. На секунду его сухой подбородок приобретал женственную, почти юную, форму, губы чуть поджимались, голос поднимался на очень высокую строгую ноту, и он читал. Тещиных стихов он знал наизусть очень много, и некоторые ценил. В самый первый раз предисловие было ужасающе кратким:

- Я тещины стихи наизусть помню!

Пережить это чтение было невозможно. Что же нужно было с зятем сделать, чтобы запомнилось столько стихов, и в мимике появилась почти неприличная достоверность.

без числа

Ретроспектива. Открываю стихи середины нулевых, из которых выросла Камена. Беда с ними. Очень хороши, но не возьмешь. В колючках. Прошлась ножницами по колючкам, убрала все слова, которые хотелось бы видеть, оставила только необходимое.

без числа

Слово тревожит, линия успокаивает, цвет снова тревожит. Есть люди, и я знаю таких, для которых линия как нерв - не трогать. Но это редкий дар. Возможно, я сама из таких. Мне ближе словесные акварели, нечеткость. Возможно, связано с тем, что глаза и голова уже довольно быстро устают. Потом еще вернуться в вопросу писания стихов после сорока. Казалось бы - никакого вопроса. С другой точки зрения - конечно! Новость словесного чувства, скорость, причудливость, неясность, нежность - все спутники юной поэзии. А "строгая нежность" как и "строгая любовь" возникают позже. ...И почему я знаю, что все это не ко мне?

без числа

В подборке стихов в НМ всё дрожит на грани падения. Прочитала и ужаснулась: это я такие рифмы подбирала? Окликнет-никнет, глагольные. Или похлеще: сечет-течет, в довольно шизофреничной графике. Или еще ужас: "ведь красота как сила". По мне так "красота есть сила". Или абсолютно провальное: "ребро и на нем рану". Или: "ни часа на перекур", которое выбивается из довольно строгого ритма всего стихотворения. Конечно, под ним (ребром). Но тут видимо мне очень хотелось выдержать этот уличный говорок, эту неправильность. Палп фикшн. Эта подборка показывает, что я в поэзии не люблю. Не рифмы и метр, а эту абсолютно "правильную" речь, которая и берет призы (у кого? где? назови? а зачем, постфактум...).

без числа

Эссе "Любовь к Русскому Гулливеру". Месяц - игрок. Он мгновенно анализирует ситуацию, и анализирует абсолютно, но поступит всегда иррационально. Когда смотрит медленным темным глазом (часто из-за своих узких очков), самые нелепые предположения могут материализоваться. Но это снова ни о чем не говорит. В нем много темной густой крови, азарта. Если бы этого не было, Гулливер не получился бы. Вспоминаю книги. Например, Строцев с его "Бутылками света". Сергея Круглова, "Народные песни". Горбунова с "Колодезным вином". Бауману дали Дебют за "Тысячелетник". ДК понадобилось двадцать лет до "Воздуха". От разговоров в кафе и на квартире Месяца до выхода первого "Гвидеона" прошел год. Месяц анализирует мгновенно и абсолютно, но он игрок, он делает ставку. Дальше - берет или не берет. Кузьмин работает, Месяц играет. Это не может не раздражать, не может не вызывать некоторого отвращения: мол, тунеядец и шарлатан в литературе. Таврова не нужно читать, когда он пишет эссе. Таврова вообще не нужно читать. На него нужно смотреть. Он замирает в сведенборгианском лунном столбе, в стариковско-подростковом очаровании. И это великолепно. Нужно слушать его голос. Но если не хотите испортить завтрак, не читайте эссе Таврова. Не встречала еще человека, который бы так был очарован своими видениями. Когда очарован - прекрасен, хотя и невыносим. И стихи получаются как чудовищные бабочки. Примерно так.

без числа

Новая книга стихов. Назвала "Конный развод: стихи после Освенцима". Книга получилась большая. Где появится и как - пока не очень представляю. Вошли собственно "После Освенцима", "Конный развод в октябре", "Моя ода к радости" и "Итальянская опера в пейзаже".

без числа

Те большие длинные строки, прерываемые короткими, сбивчивые знаки препинания (бормотание знаков препинания) требуют... Именно требуют! усидчивости. Вот сейчас заглянула стихи, которые в радости, с сыринкой, размещала в блогах, и стало почти нехорошо. Эх ты, растяпа. Или это настолько утончается слух?

без числа

Вестница похолодания - кошка. Кружила половину ночи и все утро с грозными сомнамбулическими глазами, будила, и снова уходила. Это ее танец с осенним сквозняком. Против ожидания я проснулась не разбитой, хотя лежала до полудня. Примерно с пяти вставала несколько раз, отвечая на кошачье беспокойство.

Мир вокруг неизменен. Или - стационар. Расчеловечивание узнается по тому, что вокруг другие люди, но ужасно напоминают прежних. Отношения оживают и смягчаются. Как должно быть с теми, с кем прервал отношения. Это восполнение недостающего и глотки воздуха в житейской скорлупе, которую все же люблю. Большой дар - восстанавливать мир с тем, с кем он был потерян. Расчеловечивание прежде всего во мне. И мне уже не кажутся удивительными вопрос: я животное? я вещь? Но если бы еще понимать всю глубину этого. Но лучше не надо.

Личность как осенний лист... Как давно это было. Периодически ловлю себя на том, что кокетничая с не-моим сегодня (есть мое сегодня), делаю разделение на я и мир, или на ты и мир. Особенно в текстах о поэзии. Я не могу разделить мир и себя. Или его и мир. Или ее и мир.

без числа

"Вкус любви", "цвет любви". "любовный поединок" - уже не воспринимаются полноценно. У любви все же плоть менее плотная, без цвета, вкуса и запаха. Но если хотите - селедка.

без числа

Как странно. Строчка АМ "я слежу молчаливые тени стороживших" вызывает какой-то вольтеровский холодок. Раблезианский. Но едва к ним прибавить: "всю ночь этот сад" - получается что-то из рук вон. Хоть кричи: дайте мне пошлости, дайте мне пошлости.

без числа

С завтрашнего дня начну здесь размещать отзывы о публикациях.

Первый раз услышала, что в церковь ходить нельзя еще в 70-х, шести кажется лет. Потому что все священники - в компартии. Второй раз - в конце восьмидесятых. Все равно все православные блудят, а священники водкой торгуют. В третий раз - в начале двухтысячных. Церковь - это как новая коммунистическая партия. Сейчас нового ничего не слышу, но вроде как церковь себя скомпрометировала, духовное обнуление. Прикрывает войну. Я про все это ничего толком не знаю. И дело не в том, что я все равно в церковь хожу, а в том, что о ней очень много говорят.

без числа

Мне нравится, что получилось в результате пары месяцев довольно беспокойного и неровного труда. Получилось любопытное сочетание текстов авторов, уже представленных на сайте и текстов авторов для сайта новых. Август, полагаю, дает довольно полное представление о том, что же происходит в русскоязычной поэзии второй половины 2014 года. Я старалась быть настолько нетенденциозной, насколько это возможно.

без числа

Удивительно, как любит человек словесность. На книжной ярмарке в Самаре еще раз этому поразилась. Не столько тому, что люди покупают книги (хотя по сведениям не так активно как раньше), но сам факт книги очень важен. Подходит, трогает, смотрит, гладит, говорит: если бы был крупный шрифт. И цены, конечно. Но желание записать, собрать, изложить. У одного священника во вдохновении, как начал рассказ о времени учебы в семинарии, актерский дар так и заиграл. И церковному это не противоречило, потому что все спонтанное действо было в какой-то восхитительной радости.

Радость кормит, радость поит, радость живит. Радость - одеяние Христа, как и страдание. Начала выкладывать августовские публикации.

без числа

Осталось две небольшие позиции, так что надеюсь после Успения начать публикацию стихов и отзывов. Я жду этого выпуска, не только потому что делаю его сама от начала до конца, но и потому что выпуск получается достойный.

Мне совершенно перестала нравиться мысль о том, что творческий дар существует независимо от характера автора или они связаны опосредованно. Но мысль о том, что нравственные качества способствуют росту таланта, кажется настолько же абсурдной. Ни больше, ни меньше. По сути это одна мысль, один инструмент манипуляции сознанием для внедрения в него нужного отношения к тестам и личности. Эти инструменты охраняет нечастое, но очень удобное мнение, что жизнь и талант вообще никак не связаны. Это при внимательном рассмотрении не похоже на первую мысль, о несоответствии таланта и жизни.

События последних месяцев провели во мне довольно сильную ревизию. Оказалось, что мне не интересны человечные, тонкие и талантливые стихи некоторых моих знакомых. И наоборот, мне стали интересны тексты, в которых нет ничего "человеческого", тексты-картинки. По стихам для меня получается такая картина. Благородный талантливый автор способен только на плоскую ненависть, а тихий писака каким-то образом умудряется выразить настоящие чувства.

без числа

Обстоятельства вёрстку тормозят, но, полагаю, к Успению три оставшихся позиции будут.

Конечно, хочется ничего не делать. Писать только о том, что нравится. Но я сама, сама, а не кто-то набрала корзину работы и теперь нужно будет отчитываться по моей собственной воле перед теми, кто ничего не просил. Вывод - перестать заниматься сайтом.

без числа

Август готов без трёх минут. Чистой вёрстки - дня четыре, не больше.

У меня может быть и нет органического отвращения к эстетсткой музыке второй половины двадцатого века (Пярст, например). Я могу слушать всё, и часами (хоть Шнитке). Но я не получаю ни мыслей, ни эмоций, не впечатлений от такой музыки. Я слушаю мозгом всё, так что мне не нужна музыка, чтобы слушать её мозгом. Караманова могла бы слушать, но я не искала его, а только помню "Героические танцы" как нечто совершенное. Как ни странно, мне интереснее сейчас аранжировки этники, но не все. Музыка для меня возможно закончилась. Составился корпус того, что могу слушать, расширить его трудно. Зачем мне Пярст, когда есть Стравинский, а потом - Фрипп?

Однако есть исключения. Саундтреки. Губайдуллина к "Маугли", Артемьев "ТАСС уполномочен заявить", Шнитке к "Фантазиям Фарятьева" и др. фильмам. О Гладкове пока не пишу, мне довольно сложно сказать, какие у меня отношения с этой музыкой. Она возможно писалась помимо Гладкова.

Возможно, так и со стихами. Когда композитор пишет свою личную звуковую картину, он замерзает, его внутренние движения ограничены. Когда же возникает со-движение при работе над фильмом, тогда появляется объём.

без числа

Перед тем, как начать выкладывать августовские анонсы - последняя майская публикация. Стихи Евгении Извариной знаю давно, однако каждая публикация привносит с собой чувство, что не вполне поняла эти стихи, что-то пропустила. И действительно, стихи Извариной загадочные, постоянно изменяющиеся, текучие. Но есть нечто, что объединяет все публикации На Середине Мира: яркий, чувственный язык, в котором человек и природа звучат одинаково. И ещё одно качество: это стихи вполне религиозные, но эта религиозность довольно общая, "всякое дыхание хвалит", хотя поэтесса предупреждает, что мир природы расположен рядом со смертью и отнюдь не сентиментален, как, впрочем, и человек.

Если в стихотворении чётко виден центр (хотя бы только мне), скажем, это метафора, вокруг которой собираются все планеты и искры стихотворного мира в данном стихотворении ("сердце ложится в руку как пиала"), сразу же возникает мысль, что автор хорошо знает поэзию серебряного века. Именно знает, чувствует. И уже успел охладеть к ней, забыть, как забывают дисциплину, экзамен по которой сдан. Как забывают, для самосохранения, ранившего душу человека. В названии этой новой публикации должны бы присутствовать роза и крест, а ещё - яблоко. Но что-то помешало мне выбрать название именно с этими словами. Но все три сквозят в каждом стихотворении.

Евгения Изварина сохраняет поразительную нежность, даже юность поэтического языка. Хотя стихотворения в публикации Снег нарисует птицу напоминают небольшие статуэтки, а умение изваять их и вкус к ним проявляется (где-то читала) уже в зрелом возрасте. Действительно, стихотворения небольшие, тщательные, как нэцке и при этом - с неназываемым завитком внутри, с вихрем. Он движется, волнуется, отчего форма стихотворения может показаться неровной. Нельзя сказать, что именно это такое. Или взгляд вглубь тревожит уютно устроившиеся доныне семантические вопросы, или наоборот, маячит берег, пока ещё не ясный, после изматывающего плавания.


* * *
Океан велик: прозрачная, или мутная —
Твоя соль, и Рыба — Твоя, Боже,
лабиринт-карусель вертя, распутывая,
плывёт, и чтобы ни одному больше
мигу отчаянья не украсть Её —
пришита к вечности красной ниткой
Рыба, разделанная — на счастье,
по всем правилам и с молитвой


Напоследок хочется сказать о звукописи. У Извариной она всегда безупречна. Может быть, это самая "стильная", чувствующая звук, умелая поэтесса в звуке из всех, кого я знаю. Её опыты (а у Извариной со звуком - незаконченные отношения) не шокирующие, они скорее мягкие, но чёткой, уверенной мягкостью. И всегда нетривиальны, хотя у меня довольно часто возникает ощущение, что поэтесса "щадит" ухо, что могла бы сильнее и ярче выразить через звук образ и чувство (а может, сильнее и не надо?). Отношения со звуком яснее всего прочитываются в рифмах, порой с сознательной "осечкой", очевидных (снег - человек). Возникает картина старого фильма, который каждый раз смотришь по-новому. В стихах это не многим удаётся. Можно поговорить о "радости узнавания", но в стихах Извариной нет такой эйфории, это скорее грустные повести о прекрасном умирании вещей и чувств, именно возврат к любимым кадрам, перед тем, как...

Так что отчасти завидую читателю, который впервые прочтёт эту публикацию.

без числа

ПОЭТ-АНГЕЛ
маленький очерк

Много лет назад мне приснился сон, который чётко помню и сейчас. Было лето 1994 г. Героем сна был молодой поэт: едва исполнилось восемнадцать. И тем не менее он был центром своей довольно большой семьи, немного чопорной и крахмальной, как все добрые французские семьи времён Наполеона Третьего. Этого мальчика очень любили и почитали в семье. Каждое утро за кофе слушали его утренние мысли как сводку новостей. Иногда он читал стихи, написанные ночью. И голубоватые тени под глазами подрагивали. Далее события стали стремительно развиваться. Помню: поезд, белое-белое полупровинциальное крохотное кафе, настороженная семейка. И потом — ледяной зимний Монмартр, ещё не тот Монмартр, который мы все получили обросшим легендами, а просто улица, на которой жили те-то и те-то. Поэт болен, кажется у него чахотка. Он живёт у пьяницы, который очень его любит, но и ругает, на чём свет стоит. Обоим и в голову не приходит, что ситуация двусмысленная, у них есть только забота друг о друге. Просто у поэта нет денег, а к семье он не обращается принципиально. Он слишком ценит свою странную нищую самостоятельность. И финал: пьяница, амбал, убивает поэта ножницами, как в фильме Хичкока, только наоборот. Поэт говорит убийце: прости меня. И ещё говорит: я хотел увидеть поэта-ангела, сильного и кроткого, не знающего ни нужды, ни боли, ни страха.

Когда я впервые прочитала стихи Ильи Тюрина, этот образ из сна всплыл, но был потоплен рассуждениями. Всё было слишком. Судьба, стихи, имя. За этим "слишком" конечно должно было последовать то самое "но", без которого ни одно "да" не обходится. Однако это "но" оказалось не громким и опровергающим, а мирным и чрезвычайно ясным. Я поняла, что это была встреча с без пяти минут чудом, а может быть и с самим чудом. Мне не хочется усиливать тона, мне важна естественность, в которой и кроется загадка. В стихах Ильи Тюрина меня завораживает неразрешимость. Вот и сейчас: нужны цитаты, а я просто читаю стихи и не понимаю, что выбрать. Причина этой рассеянности не в том, что не могу выбрать цитаты (да и не во мне дело). А в том, что есть искусство, подошедшее к грани искусства и развивающееся уже по законам живого существа. Так писались и живут стихи Георгия Иванова, так поют канты, так рисуют примитивисты. Это всегда единичные случаи, их нельзя ни каталогизировать, ни описать толком, с точки зрения обычных критериев.

Стихи Ильи Тюрина больше всего похожи на обросшие водорослями большие раковины или валуны. Они как бы мохнатые, неуклюжие и вдруг поразительно тонкие и острые. Сразу же вспоминается о юном поэте-ангеле. Эти стихи напоминают бедноватый дом в провинции, по которому ходит одинокая старуха, потерявшая всех своих родных, и расписывает стены и потолки комнат райскими птицами и золотыми львами под берёзами. Как и в этой живописи — если так можно назвать это искусство — в стихах Ильи Тюрина есть пороговая (не скажу: последняя) мудрость. Та мудрость, когда человек постигает изначально заложенное в его жизни счастье.

И тогда мне стало страшно. Ведь общая мысль: если бы Илья Тюрин прожил ещё несколько лет, он написал бы самые прекрасные свои стихи — смысла уже не имеет. Всё получилось так, как должно было получиться, но это страшно. И потому рассыпаются цитаты, и потому снова вспоминается тот давний сон о поэте-ангеле.

Был ещё один сон. Монсегюр накануне падения, провансальский январь. Совершенные уложили в крохотный ларчик две-три вещи, вроде бы материальной ценности не имеющие. И вручили ларчик мальчишке. А мальчишка рыдает так сильно, что начал икать. Он хочет остаться в Монсегюре, хочет умереть за веру и Христа. Но его отправляют в жизнь, в мир, чтобы он сохранил свидетельства веры альбигойцев. И вот, в дождь и ветер, мальчишка с ларчиком, накрест привязанным к груди, спускается по верёвке с замковой стены. И французы не заметили его. Финал сна такой: мальчишка, как и наказали ему Совершенные, был принят в доминиканский орден, стал известным кардиналом. Но до конца своих дней плакал над ларчиком, за которым, наконец, пришёл молодой преемник.

на середине мира

станция

алфавит

гостиная

кухня

корни и ветви

город золотой

новое столетие

озарения

дневник