на середине мира алфавит станция новое столетие вести ЕЛЕНА ФРОЛОВА
Родилась я в Симферополе в 1976 году, в семье военного. Детство прошло в переездах по стране,
поэтому долгое время наша семья жила в Сибири. Именно Сибирь и родительское воспитание в любви,
заботе сформировали во мне то хорошее, за что я могу называться человеком.
Я окончила Красноярский педагогический университет имени В.П.Астафьева по специальности «Русский язык и литература». С 15 лет печаталась в газетах Новосибирск, Красноярска, Тульской области. Потом уехала в Москву, в лучший город на Земле и до сих пор люблю его всем сердцем. Но всё же самые сердечные воспоминания у меня о бабушках и дедушках, у которых я проводила лето в деревне под Тулой и на Украине. Лучшее, что случилось со мной с этой жизни — рождение моей дочери. С ее появлением я поняла, что Бог меня любит. Я же люблю людей, и не потому, что Господь учит всех любит, а потому, что люди заслуживают счастья, радости и любви. У меня немало публикаций в больших журналах «Москва», «Эмигрантская лира», «День и ночь», «Графит», «Веси»и др. А в 2019 году вышел мой сборник лирики «Непоправимое лето» (Издательство «СТиХИ»), с которым я езжу на фестивали. Но скажу, что самая благодарная публика — это люди, живущие далеко от больших городов. Они по-настоящему хотят услышать то, что ты им хочешь рассказать в своих стихах. И по-настоящему откликаются. НЕДОЧИТАННАЯ СКАЗКА
*** Поговори со мной про белый свет. Про тихий день. Про розовость улыбки. Про то, что, может, через тыщу лет, Мы перестанем совершать ошибки. Поговори про радость бытия С помытыми окошками в апреле, Где все не повзрослевшие друзья Раскачивают старые качели. Поговори со мною о тоске, Которую приносит белый аист, Где крошечная жизнь на волоске, Но больше ничего не означает… Поговори о маме и отце, Которые становятся, как дети. Я знаю, что случается в конце На этой грустной маленькой планете. Поговори… Но если одинок Ты, как и прежде, в эру Водолея, Иди ко мне, усталый тихий Бог. Я слушаю тебя. Люблю. Жалею. * * * Озимые снега идут над миром, И мы идем одетые в снега. Я снова сотворю себе кумира Из моего заклятого врага. Как учит недочитанная книга, Подставлю свою щёку и ладонь. Смиренье, неизбежное, как иго, Берет любого Каина в полон. Прощенные становятся сильнее. Прощающие канут в тишине. И неприметно горько заалеет Раздавленная клюковка в вине. И к сердцу, как к забытому зимовью, Протянется тропинка на снегу. И враг мой, заклинаемый любовью, Устанет ждать меня на берегу. * * * Недочитанной сказкой обрывается жизнь. А казалось, что завтра наступит счастье. Буратиний ключик в карман положи, Просто так, без сочувствия и участья. Недоваренным варевом гаснет очаг. А казалось, что к вечеру будет ужин. Положи- ка хворост на тот верстак. Хотя здесь и верстак никому не нужен. Над театром выцветут все флажки. Карабасья плётка — за три монеты. А шарманку старую отнеси к морю. Между зимой и летом. * * * Коростель трещит. В огороде до одури стонут жабы. Земляника в поле спуталася с вьюнами. Вопреки дворянской, просыпается кровь деревенской бабы, (хоть дворянской — капля, но это так, между нами). Из комода вытащишь ситцевую косынку, Закрываешь лицо до бровей, как учила прабабка. Спички, яблок и хлеба положишь в свою корзинку, У двери оставляя с затоптанный задником тапки, и уходишь в поле. А там — благодать земная, В самом разгаре среднеравнинное лето! Господи, как хорошо у Тебя на земле бывает! Будет ли лучше Там? И нету ответа. Нету ответа ни на какие вопросы. А ты всё думаешь: важно это или не важно? Бабочки и стрекозы садятся тебе на косы, Вернее туда, где были они однажды. Но однажды ты их отрезаешь, как тонкие нити, Как отрезаешь дороги, события, отрезаешь время. А через жизнь возвращаешься и сквозь ресницы Лежишь и смотришь на самое лучшее небо, На которое так же когда-то смотрел твой папа, И дед смотрел, и прадед долгие лета. И ты кусаешь яблоко, чтобы не плакать. Потому что теперь понимаешь, зачем всё это. * * * Плыть от берега до заката, Разгребая руками нагретую воду. Завернуться потом в голубой халатик, А потом дожить до Нового года. А потом дожить до нового века, А еще дожить до первого внука… Так, счастливой проходит жизнь человека, А потом приходит за ним разлука, Разлучая с халатиком, с внуком, с веком, Превращая всё в бесценную плату За челнок и долгую в звездах реку, Чтобы плыть от берега до заката. * * * Мальчик прыгает с пирса в бирюзовое чрево моря. Оно пишет свои письмена. В древнем Анакопийском царстве горы тихонько дремлют, уставшие от напастей пришедших на эту землю множество раз. Веками воины ищут мира. Скрюченными руками сажают сады. А мимо море несет обломки жизни, кораблекрушений, которые их потомки потом назовут прошедшим. И лишь одна картинка будет всегда вне спора: мальчик прыгает с пирса в бирюзовое море. * * * Собака у моря пахнет соленой рыбой. Скормишь ей хачапур, погладишь по холке. И мы ее забрать, конечно, могли бы, но собака сидит у моря. Осколки зеленых бутылок обточены морем нежно. Посмотришь сквозь них на солнце — солнечный зайчик. Ее забыли случайно, случайно, конечно, и как там теперь веселый вихрастый мальчик? Собака думает, смотрит в глаза кротко. А мы свои отводим, смотрим на волны… На горизонте плывет старая лодка, такая старая, что не боится шторма. Собака верит. Сезон давно окончен. Под лежаком у моря так сладко спится. Ген человечности, видно, давно заколочен, как чье-то кафе на пляже с синею птицей. * * * Помолись обо мне, развесёлая райская птица, в этом старом саду, где не собран, стоит виноград, где луна, как хурма, над горою в ночи золотится, где никто мне не друг, где никто мне не враг и не брат. Где меня не найти никому, кроме дочки, которой снится мальчик с глазами черней, чем абхазская ночь. Помолитесь о ней, безмятежной, огромные горы, чтобы ей эту жизнь легко, будто сон, превозмочь. Потому что не так и не с теми случаются встречи, и уходим не к тем, с кем хотелось идти по пути. Помолись же о нас, кипарисы качающий ветер, и еще помолись, чтоб слова мне об этом найти, чтоб сказать ей потом, здесь сложившей доверчиво руки у меня на груди и уснувшей в ночной тишине, что сильнее любви на земле этой только разлуки и дороги к любимым, подобные долгой войне. * * * Экскаваторщик Дима сгребает ковшом во дворе самый чистый и самый прекрасный на свете снег. Середина зимы обозначена в календаре. Серединой зимы обозначен мой давний побег. Я бегу от себя. В ожидании вчерашнего дня я запуталась так, что не выбраться мне нипочем. Экскаваторщик Дима сгребает как будто меня этим старым разлапистым с синею краской ковшом. Брезжит белою дымкой утро за мерзлым окном, брезжит белою дымкой над кофе разбуженный день. На земле этой ранней мы будто бы только втроем — экскаваторщик Дима, да я, да огромная тень этой грузной машины со звуками, как у шмеля, оставляющей черные нити полос на снегу, И по этому нотному стану безумною «ля» я мечусь, я кричу, я запутываюсь и бегу… Я бегу от тебя. Половина зимы прожита. Но смотрю иногда я с надеждой на снег за окном. Экскаваторщик Дима снимает с земного листа эту снежную музыку синим небесным ковшом. * * * Звук рождается просто, на исходе зари. Может, это ребенок во сне вздохнул? Может, гаснут уставшие фонари, Может, кто-то в окно моё заглянул. Или это бабочка между рам, Или вишни падают на порог. Или тихо ангел смеётся там, Где осталась жизнь, между трёх дорог. на середине мира: главная новое столетие вести озарения вера-надежда-любовь Санкт-Петербург Москва |