на середине мира
алфавитный список
город золотой
СПб
Москва
новое столетие
С ВОСТОКА
избранные стихотворения
2006 — 2010
избранные стихотворения
2006 — 2010
*
Выхожу с Восточного вокзала
и с восточным распростясь морозом.
Заумь — безумь, я уже сказала,
но она же, если хочет, розумь,
но она же мотыльком по розам,
утюжком по грёзам поизмятым,
вопреки угару и угрозам,
вопреки таблеткам сердцемятным,
вопреки самой себе... О заумь,
о Котаумь с зелёными глазаумь,
так дерзайся, только не слезайся
с поезда, где едешь в виде зайца.
*
Поленья в печи не сгорают, а греют,
не тают, не тлеют, в трубу не влетают
и бремени времени как не имеют,
от вымени имени пьют и питают.
Бревёшки и чурочки дивное диво
и чудное чудо, без дыма, без чада,
творят — и горят терпеливо-счастливо,
как сада невырубленная ограда.
*
All I have is a voice...
W.H.Auden
W.H.Auden
Эти места,
где нигде не была я.
Холод холста
на закраине рая.
Ноты с листа
ненаверно играя,
глянешь в окно:
скушно, смешно.
Там в сентябре
ты проехал в телеге,
в пыльной жаре,
позабыв о ночлеге,
а на заре,
очутившись в побеге,
вынул смычок,
вывел крючок.
Это заря
наступает с востока,
шестизарядна,
шестидестиока,
значит, не зря
перестала до срока
скрипочка петь,
половица скрипеть.
НА КРЕЩЕНЬЕ-БОГОЯВЛЕНЬЕ
Три стихотворения
1.
В эту синь
в эти волнины
кинь свой взор
неозлобленный
слушай звон
в небе словленный
— Сей есть Сын
Мой возлюбленный
2.
Зверю — зверево.
Вязу — вязь.
На вросшее дерево
перекрестясь,
выходишь, кемаришь,
закуриваешь
и марево-хмарево —
хмурево ешь.
3.
На Крещенье-Богоявленье
брызжет веник молодой,
и серебряное ангелье
льется пенье над водой.
Льется пение над пролубью,
льет свячёная вода,
и гуляют голубь с голубью
по-над ломкой кромкой льда.
*
Друзьям-мемориальцам
То-то раньше был порядок,
лист газетный чист и гладок,
ни страстей, ни людобоен,
полосы лесопосадок
шли в шеренгу под конвоем.
Мало, мало постреляли
нас.
Это кто сказал «нас»?
Это Мы от имени Масс,
куда затесался класс-
-овый враг. Оный враг — не дурак,
он страну толкал в буерак,
а теперь затолкнул, затолкнул,
недострелянный, недобитый,
недовыброшенный орбитой
людобоек и мясорубок,
и ещё шевелится, обрубок,
и ещё разевает рот...
*
Этот дар раздари
и раздай,
оторви от себя —
и оттай,
как оттаивает
карниз
от сосулек,
тянувших вниз.
...А, ВПРОЧЕМ, И НЕ В ТОМ...
Восьмистишия остинато
1.
Что тебя так улыбает?
Что меня так мутит?
Отставная коза барабанит,
и по полю пыль летит.
А деревья срубают, как головы,
безболезненно и бесполезно,
и бесслёзно, и бескорыстно,
как истории коромысло.
2.
Коромысло или маятник?
Слёзный дар или колодец?
Память, память или памятник?
Бездна, бездна или кладезь,
где закопаны сокровища,
а какие — Бог весть, Бог весть,
где кровится и сукровится,
где кроится чья-то повесть.
3.
Повесть — совесть,
роман — обман.
Кто там? Кто здесь?
По чьим домам
ходит с обыском
ветер нагой
с липовым пропуском,
с липовой ногой?
4.
И все звери спят, спят.
И все люди сны снят.
И от головы до пят
ты и заснят и заснят.
Спи-усни, но не засни,
только сон к себе мани.
Сини-сини и сини
ночи, ночи, дни и дни.
5.
Как на дно, как без дна,
как без позвоночника...
Как беззвёздна одна
тёмная ноченька.
На день сохнет со дня
светлая реченька.
Не слышна, не видна
флейта поперечная.
6.
Эти «не», эти «без»,
этот отрицанья бес
над безгрешной землёй
пролетел, сухой и злой.
Пролетел, сухой и злобный
над Калугой, над Коломной,
над Окой и Двиной
и над тёмной надо мной.
7.
Образуется, всё образуется,
образумится и обрящется.
И русалочка лёгко разуется,
позабудет про ножки болящие.
Заиграет и в прятки, и в салочки
до полуночи, после полуночи,
и щекочущим смехом русалочьим
грянут по небу луны и луночки.
8.
Слышен-виден, виден-слышен
чистый помысл, чистый замысл,
лепестки отцветших вишен
заметаю. Заметались
под метлою. Загорелись,
как подсохшая берёста.
Вот тебе «краса и прелись»,
и красоты, и короста.
9.
Месяц прост, но не прям.
Как дорога в храм,
он изогнут.
Никаких программ,
выпьем по сто грамм,
и чабрец, и тимьян,
и лопух, и бурьян
— все иссохнут.
10.
Если я автомобиль,
то, конечно, грузовик.
Если грязь и если пыль,
кузов мой из них возник.
Если стелется ковыль
пеленой из-под колёс
— небыль? небыль? или быль?
— в том вопрос? не в том вопрос?
11.
Ухабами забитый,
разутый, позабытый,
кончается стишок.
И вновь пошли ухабы,
ну да и мы не слабы,
затянем ремешок
покрепче да потуже,
ныряя в рифму в ту же.
12.
В ту же степь, не в ту же степь,
жестяные вывески,
газетные вырезки,
то известия, то весть,
а благая ли, Бог весть,
два шага, ту-степ, ту-степ,
две ступеньки с лестницы
у меня-безвестницы.
13.
Единица в кубе — один,
а двое в кубе — восемь.
По двое в кубах сидим,
ничего не просим.
Непросимый — не вопроси.
Непростимый — другим прости.
Напейся росы, росы.
Ни с ума не сойди, ни с пути.
*
НЕ говорите мне, что ручей
не сам выбирает в дебрях дорогу.
Он неуч, как я, а у неучей
в запасе всего понемногу.
Он не вечен, как я, он бежит по камням
и всплёскивает крылами,
пока ему, пока мне, пока нам
не приходит в голову заняться делами.
Пока ранний снег ещё редок и сед,
пока нам сонет заменяет обед,
а соната заменяет и окна, и двери.
Покудова конь недостаточно блед,
а плед на коленях не оставил след,
наши дебри держатся на надежде и вере.
*
Что ж вы, мои нещечки,
щепочки, дощечки,
за которые цепляюсь,
чтоб не утонуть.
Речи, речки, реченьки,
припечки и печки,
на которых моя душенька
греется в мороз.
Отогреется, оттает,
улыбнется, улетит,
только пёрышко порхает
над сугробами зимы,
только пёрышко прохвалит
душу беглую мою...
Но — и оно! — улетает.
Куда? Я не знаю, куда.
*
Ни дерзости, в общем, ни робости,
прохладца.
Что хочешь, то пишешь, и обыски
не снятся.
Захочешь — напишешь подробности,
а нет — и не надо.
А снится? А снятся мне отблески
из райского сада.
*
Избушка, избушка,
а ну повернись.
Чугунная чушка,
не грохайся вниз.
А чайная чашка — не бейся.
Когда от когда-то
уже ни следа
и смазана дата
с поверхности льда,
одно остается — не бойся.
Ни глада, ни мора,
холеры, чумы,
разбойника, вора,
сумы и тюрьмы
и тех предрассветных кошмаров,
которые кротко
лежат в глубине,
но словно подлодка
при полной луне
всплывут
*
Вышью, выжгу,
вырежу из дерева.
Памятником чижику
встану возле берега.
Выпью, чайкой,
совою или филином,
выпитою чашкой,
вылитым графином.
Выстрелю, выпалю,
выпаду в осадок.
Чайкой ли, выпью ль,
когда чай не сладок.
*
Дрель за стеною — сплю.
Веет войною — сплю.
Грохот и хохот стерплю.
Страхи и крахи просплю.
Щаслива и вольна
в теплых объятиях сна.
*
Стихотворяются двери,
развоплощаются звери,
паром свистит о потере
невидимый пароход.
Потере, утрате плоти,
и тоже невидимый плотик,
чтоб выплыть на берег напротив,
Харон спускает на лёд.
И машет веслом незримым,
как будто над городом Римом
в просторе необозримом
посылает последний привет.
И ветер, зияя и вея
в развалинах Колизея,
подвывает не хуже зверя,
но без особых примет.
*
Ненаглядное моё
солнышко на крыше,
житиё и бытиё,
даденное свыше.
Бытиё, а с ним и быт,
грязная посуда...
Не замучен, не убит,
не спеши отсюда.
Не спеши отседова,
где сияет месяц
и где на траве дрова
светятся и светят.
*
Не хотится ль вам пройтиться...
у колодца расколоться
я б хотела как вода
эти нищие деревни
и электропровода
и газопроводы
рекрутские проводы
не по небосводу
ходят бабы по воду
ходят бабы подолгу
от попевки к пенью
и похоже наступает
край долготерпенью
*
С конструктивистского клуба
ступеней катила их рать.
Эх как они пели эхлюбо,
а имея в виду умирать,
уминать, твою мать, в изголовье
мёрзлый нечернозём,
вот так вот сбывалось присловье:
всё в землю,
всё прахом,
все будем
быльём.
*
руки в боки русский рок
у сороки-белобоки истекает срок
под кликухою ворона кашу заварила
а как выйдет за ворота и опять за прежнее
покидая клетку не через окно
а как выйдешь за запретку — значит всё разрешено
на середине мира
город золотой
новое столетие
СПб
Москва
корни и ветви
