на середине мира
алфавит
станция


ИГОРЬ КАРАУЛОВ






ПРОТИВ ХАОСА

За последний век о поэзии было написано очень много, и трудно выделить что-то наиболее проницательное. А вот языком кино о поэзии лучше всего, на мой взгляд, было сказано в фильме, где нет ни одного поэта: «Ошибка резидента». Там героя Михаила Ножкина, советского разведчика, который выдает себя за перебежчика, западная спецслужба пытает в «музыкальной шкатулке» — комнате, где часами звучит отвратительная какофония, призванная сломить волю героя. Такая вариация на тему гомеровских сирен. Но он спасает свой разум: в его голове начинают звучать стихи, и наваждение рассеивается. Авторам фильма было нужно, чтобы это были патриотические стихи Есенина («Если крикнет рать святая…»), но сам образ гораздо шире и относится к действию стихов как таковых. Наверное, тут дело не в том, что красота побеждает некрасивое или гармония побеждает хаос. Стихи вносят смысл в бессмыслицу, и это самое главное. О том же и Пушкин: «Я понять тебя хочу, смысла я в тебе ищу». Причем и «блаженное бессмысленное слово» поэзии тоже противостоит бессмыслице.

Я всегда с иронией относился к известному лозунгу «приращения смыслов»; было бы здорово, если бы поэзии удавалось хотя бы воскрешать прежние смыслы, удерживать смыслы исчезающие или утверждать сам поиск смысла как необходимую ценность. Поэтому меня не очень вдохновляют тексты, претендующие быть стихотворениями, которые, напротив, стремятся погрузить читателя в «музыкальную шкатулку» хаоса.



ГЛЭМ-РОК




***
Дед Мороз всегда был очень молод
и неимоверно знаменит.
У него коллекция из бóрод
в гардеробе щёгольском висит.
Дед Мороз совсем ещё не старый,
просто у него парик седой.
Вечерами ходит он с гитарой,
развлекаясь «Дымом над водой».
Дед Мороз совсем не любит зиму:
ветер, снег, узорное окно.
Раньше он любил гулять по Риму,
но теперь ему запрещено.
Всё равно его здесь держит что-то.
Может быть, немаленький доход
и не бей лежачего работа —
ёлки! ёлки! — сутки через год?




***
Светлый человек из стеклопластика,
из полиамида голова.
В дом к нему приходит на полчасика
тёмный человек из Рождества.
Говорит, что где-то возле Конго
мусорные бродят острова.
Запускает зимний воздух в комнату,
сделанный из ткани Рождества.
Ставит чайник на плиту неновую,
не спеша разогревает плов.
Гладит его голову садовую,
видит в окнах сад таких голов.
Позвони мне по резервной линии,
твой звонок не стоит ничего.
Расскажу тебе про тёмно-синюю
чудную планету Рождество.
Как мы выживали в годы кризиса,
закреплялись на крутой скале.
Как в пустыне космоса и кристмаса
тосковали о простом тепле.
Вот она висит венгерской сливою
над тропинкой бортовых огней.
Мы такими кажемся счастливыми
из любого кратера на ней.




***
В меховой шапке пирожком
ты стоишь над заснеженной толпой.
Может быть, ещё переждём.
Может, удача ещё с тобой.
На тебя смотрят мортиры лиц,
все готовы к команде «пли».
Ещё вчера падали ниц,
зачем сегодня они пришли?

Льётся свет нерезкий,
у неба вид оборванца.
Но всё же ты не сдавайся,
команданте Чаушеску.

С далёкой Тимишоары
нанесло менструальной ваты.
Все гости на этой свадьбе
видят, какой ты старый.
Нации цыганские шаровары
затрещали по шву Карпат.
На перекрёстках тарахтят
винтокрылые шарабаны.

Свинцом нерестится масса,
твоя столица не стоит мессы.
Но всё же ты не сдавайся,
команданте Чаушеску.

Тонкий голосок с холма —
флейта одинокого пастуха.
Кто стреляет, тот без греха.
Кто упал, на том и вина.
Падают пластмассовые куклы
в домашнем тире истории.
Члены будущей директории
делят кастрюли на кухне.

Достаточно одного жеста.
Не хватает одного часа.
Но всё же ты не сдавайся,
команданте Чаушеску.




***
Надоело делать то, что звалось экономикой,
устали быть Сизифами подземные гномики.
Сколько ни паши, в кармане свищет ветерок.
В это тухлое время надо делать глэм-рок.

Глэм-рок — это ребята с вечной «бэйби» в мозгах,
это бритые ноги в волосатых сапогах.
Это полыхание разбитых витрин,
это мраморный дворец под вывеской Latrinе.

Лейбористы, консерваторы — то псих, то урод.
Всё летит к едреной матери, а мы наоборот,
из утробы той же матери выходим, плюясь.
Посмотрите на нас внимательно, запомните нас.

Глэм-рок — это хруст внутривенных льдинок.
Глэм-рок — это двух бухих басов поединок.
Это тёмные клубы, это жирные бабы,
у которых в волосах поселились крабы.

На каждой свалке есть бутылки, а работа не волк.
Галдят из ящика эксперты, хоть один бы умолк.
Ты же знаешь всё на свете, расписной голубок,
так расскажи нам, чёрный ворон, что такое глэм-рок?

Это красная улыбка во всю серую стенку,
это тощие коровы танцуют летку-енку,
это огненным коктейлем развороченный живот,
это ангелов над нами полицейский разворот.




***
Все дворники под окнами у барыньки
метут-метут классический снежок.
А барынька посапывает в спаленке,
а рядом ножичек и мужичок.
И Рождество! И Рождества мелодия
из циферблата бьёт наверняка:
какая-то богемская рапсодия,
какая-то румынская тоска.
Смешинка, золотинка, червоточинка,
разинутые сани, снежный путь.
Проснись и пой! А хочется не очень-то.
А хочется забыться и заснуть.
Сверкают небеса золотозубые,
кухарка мастерит яйцо пашот
и дворники метут в сугробы грубые
лебяжий пух и сонный порошок.
Уже слышны мальчишеские выкрики
про сербские, турецкие дела.
Но сталь была. Меж розовою щиколкой
и волосатой ляжкой — сталь была!




***
Королевские семьи несчастны всегда,
а шахтёрские семьи прекрасны,
а матросские семьи — слеза как вода,
а актёрские огнеопасны.
И когда Санта-Клаус ведёт под уздцы
своего золотого оленя,
он за флотскую милю обходит дворцы,
где копили тоску поколенья.
Он стучится с подарками в двери квартир,
где нехитрые люди ликуют,
и лобастого шкета зовёт «командир»,
а девчонку в макушку целует.
Он садится на стул, достаёт из мешка
леденцы, марципаны, конфеты,
изумрудные серьги, цветные шелка,
луки, дротики, шпаги, мушкеты.
И пока на два локтя не скрылась земля
в непролазной холодной извёстке,
подарить успевает модель корабля
сиротинушке в синей матроске.
Он велит, чтобы смех осыпался как снег —
смех над папертью, смех над колонной —
потому что Господь народился для всех,
кроме тех, кто увенчан короной.
Королевские семьи несчастны всегда.
Санта-Клаус летит над домами,
и пылает, как магний, его борода,
предвещая весеннее пламя.



Игорь Караулов
На Середине Мира

Играем Гамлета: стихотворения.

Фантастическая четверка: стихотворения.

Глэм-рок: стихотворения.



на середине мира: главная
озарения
вера-надежда-любовь
Санкт-Петербург
Москва