на середине мира алфавитный список город золотой СПб Москва новое столетие ИНЕРЦИАЛЬНЫЕ ЭЛЕГИИ2005 г.Наталия Черных
* Стихия — поэзия. Предмет — культурная ситуация, а не роды литературы. Предмет — совокупность поэтичских отношений, способы воспроизведения стихов, их подачи и восприятия. Название ситуация условное, да и сами понятия могут быть подвергнуты разносторонней критике. Важно показать трение разных сознаний, существующих в одном литпространстве. * Поэзия, создаваемая авторами в промежутке от конца 80-х до сего времени — поэзия двух одновременно существующих культурных ситуаций. Одна ситуация развивается крайне медленно и, по-видимому, её положение довольно прочное. Её основа — толстые журналы, всевозможные союзы писателей и Лито, существовавшие ещё в Советском Союзе. Её можно назвать консервативной. Оппонент — ситуация либеральная, развивается гораздо быстрее и основой имеет огромные пласты неофициальной литературы. Ситуация либеральная почти целиком опирается на неофициальную литературу и идею самиздата (идею эскапистскую, по сути нефиксируемую). * Примерной точкой отсчёта выхода новой культурной ситуации из герметичного пространства, в котором она существовала долгие годы, можно считать высокую середину 80-х — года с 85. Это Ферганская школа и круг авторов журнала «Родник» (в провинции). Питер — «Митин журнал» и «Равноденствие» (просуществовавшее недолго). В Москве такими объединениями могли бы стать «Московское время» и клуб «Поэзия». Кроме клуба «Поэзия» были: кружок Арво Метса, круг Германа Лукомникова, в котором вращались авторы, близкие к лианозовской школе, и несколько не столь заметных собраний поэтов (например, поэты Аромата: Славоросов, Жаворонков, Валиев, Сенягин, Сучилин). Именно в творчестве московских поэтов наблюдается интереснейшее явление рефлексии культурных ситуаций друг на друга. Поэты, начинавшие яркими либералами, переходят в противоположный лагерь (Полина Иванова). * Ощущение мира поэтов того времени трагическое, но с оговоркой. Это поэзия весьма ленивая и холодная, это спящая красавица. Важен был именно словесный сон, некое оцепенение поэзии. Или, цитируя Шамшада Абдуллаева — медитация. * В то же время существовала поэзия, создаваемая по совершенно другим принципам, не принадлежащая ни к той, ни к другой культурной ситуации, а находящаяся на грани их. Сейчас эта поэзия представляет довольно значительный сегмент. В нём много имён авторов-женщин. Для примера возьму тексты трёх: Ольги Ивановой, Ольги Родионовой и Ирины Перуновой. Но необходимо упомянуть так же Елену Фанайлову и Веру Павлову. Именно в текстах Фанайловой идеи двойной оппозиции проявились вполне. Но и ходульность идеи двойной оппозиции — тоже. В текстах названных поэтесс заметна сознательно создаваемая инерция поэтического мышления. В этом мире нарочно устроенного трения — как будто концептуализма не было, или же он никогда не обладал тем значением, которое ему придали читатели и критики. Форма — метрически организованный стих, обладающий довольно чёткой кадентой и внутренней логикой до-постмодернистского стиха. Впечатление такое, что из осколков, наделанных концептуалистами, собирается нечто цельное и единое. Произошла своего рода реабилитация. * Тяготение к регулярному стиху особенно заметно в творчестве Ирины Перуновой. Основное настроение её стихов я назвала бы инерцией тепла. Она собирает и сохраняет лучшее в доконцептуальной поэзии. * Невысокий слог у любви порой, так заходит Бог в твой закут сырой, говорит: — Прими двести грамм, сынок, и неси свой крест. Ведь и Я не мог. Плыл горе в подол, огребал лицом и оставлен был на кресте Отцом, и затекшим глазом вбирая явь, шевелил едва языком: «Оставь им грехи, Отец, небывалые. Не в себе они, эти малые». Ирина Перунова, «Драхма». * Употребить устоявшийся термин «женская поэзия» или, как сейчас говорят «гендерная», было бы не совсем верно. «Я» поэтессы излучает скорее материнский флюид. Эта лирическая героиня слишком деятельна, чтобы застыть в собственном очаровании. * Яблони, яблони, выводки ртов грачиных, кружево белых свадебных майских лат. Бог мне простит, что бога люблю в мужчинах. в женщинах тоже, но женщины — это ад. О. Родионова, «Яблони…». 7. воду мутила, кидала понты запросто переходила на-ты идеже — обеими, жарко объяв — и добивала, едва обаяв… О. Иванова, «Жизнь». Я назвала бы такую поэзию — лирикой эпического фрагмента. Названные поэтессы не откровенничают с читателем. Они вообще избегают писать о житейском и будничном. Житейское и будничное в их поэзии существует только как отражение метафизического. От такого переноса акцента хрупкие структуры, которыми держалась традиционная лирика, разлетаются в прах. Лирическая героиня повествует об изнанке человеческих отношений, то есть, по сути, об анти-отношениях. Открываются жутковатые провалы, сквозь которые «просвечивает горящая эпоха». Возникает то, что я назвала бы «эффектом Цветаевой» — развод воспринимается точно так же, как и распад СССР. * Поэзия Ольги Ивановой и Елены Фанайловой нарочито литературна, просвечивает буквально все слои литературы. Мир складывается как некая мозаика, из множества однородных и разнородных кусочков. Это общий признак поэзии последних лет, наиболее сильно обозначившийся в конце 80-х. Заметен он и в творчестве Ирины Перуновой. * За тридцать сребренников? Нет, за пачку сахара и «Примы». Не поторопишься чуть свет — последним в очередь не примут. За тридцать сребренников? Нет, за пайку сумрачного хлеба, за отсыревший тот кисет, за телогрейку цвета неба. Ирина Перунова, «Драхма». * Фрагментарность поэзии — нечто общее для всех поэтов теперь. Современные авторы любят эпичность, но только с условием, что в центре эпоса стоит «я» автора. Лирическое «я» названных поэтесс тоже обращается к эпическим темам, и к методам фрагментарного письма. «В атмосфере западного и русского дилетантства (поэт) находит новый жанр: фрагмент». (Тынянов, «Пушкин и Тютчев»). Перед нами же не просто фрагмент, а фрагмент кинематографический: 24 кадра в секунду. Пляшущие пиктограммы. Особенно заметно в творчестве Ольги Ивановой. * … спокойные серпы стекающихся жниц… мышиная возня метафор и химер… в аттической ночи — сияние глазниц… бессонница, гомер... — бессмертие, гомер! О. Иванова * Идея эпического жанра и метод фрагмента — вот диалектика названной поэтики. На первый взгляд, общая для всех поэтов конца 80-х. Однако есть несколько достаточно сильных различий. Отличия следующие. Во-первых, нет построения псевдо-центра стихотворной композиции, как обычно было в конце 80-х, через номинальное поэтическое «я» (я-тип, как у Айзенберга и мн. др.). У поэтесс я личностное (я-не-тип), но занято надличностными переживаниями. Это переживания этноса, народа, страны (совокупности этносов и поколений). Это я-участник, оно скорее указывает на центр и границы поэзофрагмента, чем ими является. ТИТАНИК Страна ходила на «Титаник», под Рождество за пол-цены в клуб выходного дня стекались герои тыла и войны. Они ходили на «картину», дни коротая до весны. И баба Капа с Антониной, и дядя Гоша с целины. Брели порожней деревенькой, Николин огибая храм, когда церковный сторож Венька вослед бурчал про стыд и срам Ирина Перунова. * Большинство поэтических методов (контрастная лексика, резкая поливалентность метра) весьма новые. Ольга Иванова пишет порой без прописных букв и со смещёнными знаками препинания, а так же помещает внутри текста сноски, которые являются частью целого текста. Здесь видится и отталкивание от концептуализма, и его следы. не повод оробевшей фаберже пластаться долу в мороке утробы, но нечто походящее уже на слепоту иной /и высшей/ пробы, разящую, дерзающую за — прозрение её предначиная… ___________ *где Воина Алмазная Слеза. и Зимний Сад. и Радуга Ночная. Ольга Иванова, «Душа». Основная интонация большинства стихов Ольги Ивановой и Ольги Родионовой — мрачноватый юмор. Полноте восприятия стиха иногда мешает инертность формы. Равновесие смысла и формы нарушается. * Стихи Ольги Родионовой из всех названных более пластичны и легки по форме. Самоощущение её лирической героини одновременно ультрасовременно и ретроградно. На форме стиха и в стиховой ткани такая диалектика отражается своеобразными переливами эпитетов, присутствует почти пастернаковская интонация. * Не оступись на последней ступеньке зимы, В рану влагая персты недоверчивой длани, Мелочь сгребая, ключи сберегая в кармане, Горбясь под гнетом своей переметной сумы. Вон он, апрель, — перепрыгни распутицу марта, Там до метро — и дворами — рукою подать. Что за кошмар-то, воистину, что за кошмар-то В талую воду из чрева зимы выпадать! Не оступись, это время последних простуд, Мокрых ботинок, бессонниц, и дрожи, и дрожи. Я ещё тоже барахтаюсь, я ещё тоже Как-то пытаюсь согреться, и я ещё тут. * Ощущение присутствия лирической героини пронизывает стиховую ткань. Лирическая героиня, как я уже писала, не является центром стихотворения, но она является его движущей силой. Она существует как сгусток, как импульс, который задаёт направление развитию стиха. Поэтессы равно желают владеть графикой письма — и письмом между строк. Удаётся с переменным успехом. Но важно то, что эта ретроградная и инертная, на первый взгляд, поэзия совершенно не похожа на всё, что писалось и пишется в последнее десятилетие. Поэзия героинь моего очерка — поэзия совершенно другого рода. Это уход от ухода. Это аспект глубоко личностный, ценностный. Это поэзия действия, и рассматривать её надо именно с этой точки зрения. на середине мира гостиная кухня вера-надежда-любовь Санкт-Петербург Москва многоточие новое столетие |