на середине мира
алфавитный список
город золотой
ЮЛИЙ ГОЛОВАТЕНКО
«Бессонница общих вагонов…»
***
И почему мы вдруг поверили
В простор распахнутых дорог?
А было осени поветрие,
Какой-то вирус и амок.
И чьих советов мы послушали,
Какой придумали резон?
Была та осень милым случаем,
Как недоступный горизонт.
Зачем мы сами напророчили
Свой мир высокий и иной?
А были годы, крепи прочные…
И кто-то третий за спиной.
УГЛИЧ
Эти
Слёзы
Твои —
Мне пугающим даром
Незакатной внезапной любви.
Мне цыганка тебя нагадала,
На чужой нагадала крови.
Где лежал убиенный царевич,
Из земли выступает роса.
Изо всех окровавленных зрелищ
Мне страшнее чужие глаза:
Те, которые —
в спину и следом,
Тенью чёрной и местью слепой…
Я навстречу забытому лету,
Как-нибудь я уеду с тобой.
Поезд медленный, медленный в Углич,
И на станциях жгут керосин.
И внезапным закатом обуглен
Угол острый и горький осин.
И к окошку затянутым мигом
Подступает тоска и гроза.
Но сегодня мне —
Мимо и мимо
Те чужие, чужие глаза…
Мне навстречу и храмы, и церкви,
Чтобы снова дивить и дивить.
Незакатным зарницам не меркнуть —
Это слёзы и блики твои.
ЕЛАТЬМА
Земля в рубцах и метинах
Лежит черно и твёрдо.
И бьют лучи, как медники,
И бьют в пустое вёдро.
Земля в крестах и оспинах,
И засухой, как спазмом.
Несут навстречу озими,
Несут рябого Спаса.
А поезд мимо волоком,
Замучен каждой пядью.
И вдруг ударит в колокол
На станции Елатьма.
На сердце рухнет марево
Обугленною кровлей…
И белизною марлевой…
И засухой, как кровью…
БЕЛОРУССКИЙ ВОКЗАЛ
А кого-то касалось,
И кого-то пронзило.
Есть в московских вокзалах
Беспощадная сила:
Трафареты, разлуки,
Семафоры и встречи,
И кричащие руки,
И немотные речи.
А меня миновало:
Ни восторга, ни плача.
Я с такого вокзала
Еду просто на дачу.
РАБОЧИЙ ПОСЁЛОК
Время низких платформ.
Самовластье и дым паровозов.
Мёртвой маской лежит хлороформ:
Время светлых идей и наркозов.
Триумфальной дугой кипяток,
Металлический строй водокачек.
И уже не упомнит никто
Время флагов, маёвок и стачек.
А потом торжествующий класс:
Типовой пирамидой посёлок…
И сквозь время единственный глаз,
Электрический глаз, как осколок.
***
А поезд недальний всё тщится и тащится,
Да жмётся к платформе липуче и банно.
И только случайная будка, как дачница,
Взмахнёт на прощанье цветастым шлагбаумом.
КОЛОКОЛ
Паровозы умирают стоя,
Холодеют накипью котлов.
В жизни страшно самое простое:
Уходить без жестов и без слов.
У железа видимо и просто,
Только смерть, она одна и та ж:
Нас пугает пушкинская проза —
Наступает сердца демонтаж.
Гаснут в топках искры интеллекта,
И немеет бывшая душа.
И железней женщина и клетка,
Деревянней крышка или шаг.
Простота пронзительней, бездомней.
И провалом время или взгляд…
На путях заржавленных в Коломне
Паровозы бывшие стоят.
ВЯЗЬМА
Его толкали с горки и на горку,
Негабаритный грузовой вагон.
Однажды
Потерял он треуголку
И позабыл про мёртвый легион.
Без памяти и славы ветерана,
К чужим путям и колеям привык.
И вот однажды
Два железных крана
Его свезли в ромашковый тупик.
Настало отчуждение дороги,
И горьким был мазутный вкус травы.
И на распутье
Или на пороге
Колёса безысходностью мертвы.
ЮРЬЕВ-ПОЛЬСКИЙ
Не всякий город стоит мессы
И теплоты твоих колен.
Но поезд тягостный и местный —
В дорожных знаках перемен.
Пространство, скованное болью,
И мир вчерашний стал нелеп
Сама разомкнутость Ополья
Сулит разлуку или хлеб.
Застигнут хворью или дурью,
Я снова еду второпях…
Сквозной и пыльный город Юрьев,
Как нотабене на полях.
***
Бессонница общих вагонов —
Причастность к вселенской тоске,
Загадочность душ, перегонов
На плоской и гладкой доске,
Проклятых вопросов на полки
Навален транзитный багаж,
Дорожные думы и толки,
Соитие душ или чаш,
Подобие некой всемирной
Печали о судьбах планет.
И попросту с вонью сортирной
Бессонный ночной туалет.
ГЖАТСК
Езда на долгих или почтовых,
Как всякая езда,
Нетерпелива,
Включаясь в бытие и мёртвых и живых
Чересполосицей приливов и отливов:
На разнотравье наступает лес,
Вонзает небо синее зиянье.
Привычкою прижатые к земле,
Спят на земле заложники-земляне.
Они навеки у себя в плену,
Проклятьем им земное тяготенье.
И на нездешнюю ущербную луну
Вагоны громоздят грохочущие тени:
Живые едут,
Мёртвые лежат.
И рвутся вспять экспрессы и ракеты…
А наш почтовый прибывает в Гжатск,
Землистый город,
Смешанный с рассветом.
***
На полутемы, полутени,
На расщеплённое перо
Вдруг хлопья сажи полетели,
И опрокинулся перрон.
Вдруг пассажирский захолустный
Хлестнул пожаром по окну —
И вёрсты стиснуты до хруста:
Не расцепить, не разомкнуть.
Сквозь полустансы, полустанки
Вдуг снова вынырнет перрон...
И лягут жадные весталки
Под оскоплённое перо.
страничка
Юлия Головатенко.
на середине мира
город золотой
новое столетие
СПб
Москва
корни и ветви
