на середине мира
алфавитный список
город золотой
ИГОРЬ ЛАВЛЕНЦЕВ
27.08.1963 - 07.10.2005БЕССОННИЦА
избранные стихотворения
избранные стихотворения
Бессонница
С веток — яблоки,
С белых цветов — лепестки,
С неба — звезды,
Из сердца — пустые тревоги.
Нам пора,
Из-под пыли мятежной тоски
Разбегаются прочь две обочных дороги.
Все случилось до срока,
Чему наперед
Суждено и предписано
Было случиться:
Скрылся в сумрачном облаке
Твой самолет,
Прокричала в полуночи
Дикая птица.
Скоро утро развеет над заводью пар,
Словно память,
И я позабуду навеки
Губ прохладных твоих
Опьяняющий жар,
Эти руки твои —
Эти белые реки.
Я забуду
Шафрановый запах волос,
Я забуду твой взгляд,
Настигавший повсюду,
Под успенское пенье тоскующих ос
Я твой голос,
Дыханье твое позабуду.
В третий раз прогоняет
Бессонный петух
Мелких бесов измен,
Горьких духов разлуки,
Только твой
Неуемный безжалостный дух
Все кладет мне на грудь
Невесомые руки.
Сгинь!
Но губы...
Но глаз полусвет-полумрак...
Прочь изыди!
Но век золотых гильотина...
Расточись!
Но дыханье похожее так
На последний полет
Лепестка георгина...
* * *
Кто будит стылые поля
И пыль тяжелую взметает
На перепутьях октября
В тот час,
Когда едва светает?
И ветер — в свист,
И травы — ниц,
И Век клубится на копытах.
То скачут души кобылиц
Во ржи под седлами убитых.
Просторы гулкие креня,
Летит эдемная элита.
И будто молоком стерня
Заиндевелая облита.
Сквозь межи,
Как через года,
За грань стального горизонта...
А мне — лишь эхо, навсегда
Вперед умчавшегося фронта.
И вязнет дальний зов трубы
В густом дыханье листопада.
Со мной усердием судьбы
Моя смиренная декада.
* * *
Незаменима и добра
Обычных дров земная участь:
Хранить кого-то до утра,
Гореть, не плача и не мучаясь,
О приближении весны
Мечтать в ночи кого-то ради
Слагать безоблачные сны
Для ученической тетради,
Простую истину тепла
Носить по выстуженным хатам,
Когда, на плоскости стекла
Играя инеем мохнатым,
Сулит морозная луна
Неискушенному в надежде
Судьбу, невиданную прежде,
Хотя бы в долг
И не сполна.
* * *
Судьба в глаза бросает весело
Крупинки горького песка.
Мое земное равновесие...
Моя небесная тоска...
Не обрету иного чаянья,
К иному берегу приплыв.
Мое счастливое молчание...
Мой нерастраченный порыв...
Сквозит прохлада одиночества
Над веками моими вновь.
Мое заветное пророчество...
Моя запретная любовь...
* * *
Перелетел ложбину овод
И закружил над бузиной,
Как лишний довод
Или повод
Неброской радости земной.
Туман меж небом и рекою
Сгустила сумерек пора
Приметой мирного покоя
И равновесия добра.
Спустилась с облачного ската
Печаль,
Не боль и не беда.
И в этом тоже виновата
В ночи упавшая звезда.
* * *
Зависит речи глубина
От звука сказанного слова...
Какая зыбкая основа,
И зыбкость явственно видна,
Когда на ближнем рубеже,
Теряя вольную тональность,
Прямая пропорциональность
От мысли тянется к душе.
Но как сквозь стадию молвы
Восходят к речи окрылено
И ропот мартовского клена,
И крик полуночной совы,
И запах срезанной лозы
Несет словесную примету?
Труднее следовать завету,
Чем выводить свои азы.
* * *
Нас тайна не покинет вдруг.
Еще пребудет временами
Иной,
Неведомый испуг
Пред всё изведавшими нами,
Когда одна из ближних туч,
Приемля все обличья разом,
Пошлет конусовидный луч,
Как небеса,
Пронзая разум,
Когда вздохнет в пустом дому
Под чьим-то шагом половица,
Когда усталому уму
Ночная формула приснится.
Еще таинственны в глуши
Слова неведомых наречий,
И тайны плоти человечьей,
И человеческой души.
Еще темны в не меньшей доле,
Еще соседствуют в мирах
Желанье знать — как мера боли,
Как боль —
Всеведения страх.
* * *
Лишить поэзию имен...
Нельзя.
Невиданно.
Но странно,
С каких немыслимых времен
Восходит «Слово...» безымянно
И не печально,
А вослед
Иным неназванным былинам,
Летящим в токе лет и бед
Высоким криком журавлиным.
Лишить...
Делить на Вы и Ты
Вершину речи не пристало.
И в книгах, верно бы, не стало
Фамильной гулкой пустоты.
Все верно, будто бы,
Но как
Забыть то имя,
За которым
В крови и гари стольких драк,
Квитаясь славой и позором,
Прошли столетья,
Но плывет
Его эпическая тема,
И в имени самом живет
Непревзойденная поэма.
Колыбельная
Полно, Берта,
Не плачь,
От твоих полуночных обид
Замирает душа,
Голубиные плечи сутуля.
Все равно не поверит твой прадед
Матерый хасид
В то, что годы любви
Уместились в неделе июля.
Не печалься,
О, Берта!
Обещано было всерьез,
Все сокровища лета
Твои навсегда,
Без обмана:
Лепестки из букетов
Бордовых и палевых роз
И венчальное платье
Из клочьев речного тумана.
Не грусти,
Эти слезы
Достойны бесценных оправ,
Самоцветы царей рядом с ними —
Унылые тени.
Помани,
И я ринусь,
Сломавший клыки волкодав,
До рассвета лизать
Остроуглые эти колени.
Не сердись,
Посмотри,
На тебя проливает свой свет
Рой галактик пугливых,
Туманностей ближняя стая.
Звездной их канителью
Длиною в три тысячи лет
Обовью эти бедра,
Все тайны твои покрывая.
Улыбнись,
Через час,
За двенадцать минут до зари
Пронесется по небу
Веселая фата-моргана,
То видений Баюна
Волнующее попурри,
Иль явь,
Что бредет под рожок
Козлоногого Пана.
Спи же,
Сон твой храня,
Я замру,
Словно сфинкс,
На века.
Лишь любить тебя вечно
Мне, Берта,
Увы, не по силам.
Как же, Берта,
Ладонь твоя невыносимо легка...
Продыши мне проталину
В сердце,
Как сумерки, стылом.
* * *
М. Березину
Одуванчик, крапива, лопух...
Вянут травы от осени ранней.
Встрепенется ли суетный слух
От твоих невеликих стараний,
Где не слово,
А вздох по верхам
Тополей за изгибом дороги.
Осыпаются листья к ногам,
Тонут в золоте бренные ноги,
И ни с места от этих болот
Золотых, золотее эдема.
Поздно, поздно,
Кончается год,
Сякнет в землю безумная тема.
Не до радости,
Не до беды.
Полусон, полубдение, полу-
Свет мерцает в снегу бороды
Неусыпного старца Николы.
Наплывет на оконницах лед.
Сквозь наросты обыденной прозы,
Будут зиму цвести напролет
Георгины, пионы и розы.
Не разбудят вовек
Ни петух,
Ни архангел...
Но вспомнится все же:
Прорастут по весне,
Дай то, Боже,
Одуванчик, крапива, лопух.
* * *
России снег к лицу:
Ветвям пустого сада,
Высокому крыльцу
Старинного фасада,
Летящим куполам
Над Родиной метельной,
И песне беспредельной
С тоскою пополам.
Птичий рынок
Не будет большего,
Чем то,
Движенье глупого восторга:
Бегом в распахнутом пальто
На зовы праздничного торга,
Где тополь утренний белес,
Где сквозь ряды заборных реек
Текли шумы автоколес
На трели желтых канареек,
Где рыбы радугой тонов
Цвели в кубических сосудах
Под споры ярых болтунов,
Поднаторевших в пересудах,
Где я узнал издалека
В пылу созвучий и соцветий
Большеголового щенка —
Мечту моих тысячелетий,
Где было вольно мне мечтать,
Произрастая понемногу,
О чем обыденному слогу
Не передать.
Не передать.
Ваня Хлыст
По недосмотру всевышнего зрака
Палец погрызла шальная собака.
Плачет юродивый хлыст:
Свет твой изыдет с равнины востока.
Милость твоя не по мере жестока.
Крест твой высок и лучист.
Господи, души не тронь человечьи.
Бродят двуногие псы по заречью,
Будят от пахоты рать.
Вышел из стаи блудливый приказный,
Плюнул в глаза мне слюною проказной
И не велел утирать.
Пенятся, пенятся тяжкие слезы,
Ржут в зеленях воровские обозы,
Сеют дорогами рожь.
Лошади — пулю в жеребое брюхо.
Лисы дерут лошадиное ухо,
Сыт и похмелен скулеж.
Водит ли отрок по грифелю мелом,
Вороны ль по снегу...
Черным да белым
Переметало судьбу.
Красное — ягода в колотом блюде.
Отроковице истыкали груди,
Кровью поить голытьбу.
Звездочки на небе —
Гвозди с распятья.
Полноте, полноте, гневные братья.
Вечер морозен и тих.
Звезды во лбу из малиновой жести...
Оборони от безжалостной мести
Лбы неразумные их.
Зябко и голодно,
Дышится еле.
Дай отогреться в небесной постели.
Господи, я ли один...
Тает в тряпицу гноящийся палец.
Плачет в кустах неуемный скиталец
Ваня, купеческий сын.
Ной
Он сажал на язык
Золотую пчелу,
И еще,
И за нею другую,
И вонзала пчела
Золотую иглу
В ненасытную мякоть нагую.
Не до боли
В доении стонущих сих,
Во смешении меда и яда.
И в глазах
Необъятно прекрасно больших
Зеленела безумья прохлада.
Выше облака дум,
В лубяных небесах,
Над стенами звенящего зноя
Лик полуденный солнца
В парчовых усах
Изнывал над молчанием Ноя.
Был ли знак или голос:
Ступиша на твердь...
Не до знаменья в мареве дела.
Мир гудел под руками,
И новая смерть
Во спасаемом улье гудела.
И спирали галактик
Вились за спиной,
И клубились туманностей шубы.
Не скиталец убогий,
Не названный Ной
Мазал воском
Иссохшие губы.
Был он Бог,
И земля,
И четыре угла
Светлой горницы —
Звездного плата.
И сползала во тьму
Золотая пчела
По печальному лбу Арарата.
* * *
Нет,
Еще не истлел
Над моею страной
Окоем золотого ее покрова,
Это просто Россия болеет весной,
Это просто весна
Пред Россией права.
Малой искрой
В тревожимой ветром золе
Тлеет вера,
И след бесприютной любви
На едва пересилившей холод земле
Остывает по утру,
Зови, не зови.
Лишь надежда
Еще до полудня жива.
Под малиновым пологом
Новой зари
Пробивает асфальт
Молодая трава,
Вьются ласточки в небе,
Кружат сизари.
Замирают крестом
Два простертых крыла —
Заревые распятья
Российских небес.
Взмах —
И радость души
Мимолетно светла!
Взмах —
И чудо!
Воистину Сыне воскрес!
И плывет над полями,
И будит сады,
И апрелю велит:
По дорогам труби —
Я воскрес!
О, Россия!
Воскресни и ты,
И надейся, надейся,
И верь,
И люби...
Черный турман
Черный турман —
Дух летучий,
Голубь — аспид,
Голубь — грач,
Под малиновою тучей
Я не плачу,
Ты заплачь.
Под малиновою тучей...
Что за ересь?
Что за блажь? Не размыть слезой падучей
Цвета ягоды мираж,
Не постигнуть,
Крыл не мучай,
Мной очерченный вираж.
Черный турман —
Дух летучий.
на середине мира: главная
соцветие
озарения
вера-надежда-любовь
Санкт-Петербург
Москва
многоточие
новое столетие
у врат зари
