МОСКВА — АЛЕКСАНДР МАКАРОВ-КРОТКОВ

1998 год

Пятница, 13 ноября.

Всю ночь снились кошмары. Вот один из них. Меня направили в какую-то лабораторию для сдачи на анализ серого вещества. То есть должны были в черепе дырочку пробуравить и поковыряться в мозгах. Но прежде мне нужно зайти в другую поликлинику, чтобы побрить затылок. И, к счастью, врач-парикмахер убедил меня, что мне это совсем ни к чему, стоит ли голову дырявить из-за какого-то пустяка. Но как же, возражал я ему, ведь у меня же направление. Да выкиньте вы его, посоветовал мой спаситель. Что я и сделал.
Вот что значит — сны под тринадцатое число. Да еще и под пятницу.

Четверг, 26 ноября.

Приснился мне сон. Сижу я в редакции "Пушкина", в каком-то странном помещении, в комнатке, где за двумя соседними столами — неизвестные мне старушки. Я пью пиво и что-то царапаю карандашом на мятом листе бумаги. Вдруг напротив меня восседает еще одна старушенция, которая через мгновение превращается в коммерческого директора Наташу Пчелкину. Саша, а что вы здесь делаете, спрашивает она. Да вот, отвечаю, рецензию пишу. Вообще-то у нас рецензии принято писать дома, заявляет мне она. Да я быстро, говорю, сейчас ухожу уже. Такой элегантный молодой человек, добавляет одна из старушенций, а на рабочем месте пиво пьет.

2001 год

5 января.

Приснился Гуголев. В каком-то станционном буфете мы с ним закусывали. Надо, говорю, деньги поменять. А то у меня только двадцать долларов. Да ладно, говорит, я заплачу.

Потом шли где-то с Кибировым. Я знаю эту феньку, сказал он, когда я рассказал ему о Гуголеве. Я сам так всегда поступаю, когда денег нет.

Потом я в аэропорте помахивал толстой пачкой французских франков, и, встретив сослуживца, сказал ему, что лечу в Италию.

Потом вместе с Гандлевским и Кибировым лежали в каком-то гостиничном номере на диване, курили, о чем-то болтали.

10 января.

Раньше мне очень часто снился Лев Рубинштейн. В самых различных ситуациях. И я размышлял, к чему бы это? Теперь не снится. К чему бы это?

11 января.

Всю ночь болела спина. И в полудреме мне виделось, что я решаю проблему внутренней рекламы с одним из редакторов наших изданий. Как только мы о чем-либо договаривались, спина затихала, и я впадал в забытье. А спустя какое-то время спина опять давала о себе знать, и появлялся новый редактор. И так всю ночь. Что, впрочем, неудивительно. Ведь наш издательский дом выпускает аж шестнадцать изданий.

12 января.

Снилось сегодня, что получил от кого-то гонорар в английских фунтах. В особо крупных размерах. Мысленно долго переводил его в доллары. Притом, помню, что не умножал или делил, а вычитал. На радостях решил бросить работу и приобрести недвижимость на островах.

Потом где-то в кулуарах встретил Гуголева. И он говорит: что же ты второй день мне встречаешься, а книги так и не несешь? Дело в том, что, кажется, 8 января Юлик позвонил и попросил меня передать ему наши со Стеллой книги для Феликса (фамилию забыл), составителя антологии русской поэзии в Германии. Звонок Юлика был не во сне.

12 апреля.

Приснился странный сон. Бродил я по коридорам какого-то здания, где было много всяких литераторов. Потом вышел на улицу, сел на ступеньки у этого дома, стал записывать в блокнот ответы для интервью Ежи Чеха. Подошел Всеволод Некрасов. Посидели вместе, поговорили. Потом я снова зашел в здание. Открылась какая-то дверь и вышел Генрих Сапгир. У него на голове была странная копна волос, как у Франциско Инфантэ. Он смотрел словно сквозь меня, не узнавая. Я поздоровался. Он быстро протянул руку, пожал мою и тут же куда-то пошел. Я снова оказался на улице. Подошел к другому зданию и встретил своего отца. Он начал убеждать меня, что мне нужно поступать в университет на факультет журналистики. Я же горячо возражал ему. Только публикации нужны, продолжал отец. Но у меня же есть, отвечал я, и немало. Подошел незнакомый молодой человек, поинтересовался, не на актерское ли отделение я поступаю. Я резко ответил ему, что нет. И тут появился кто-то знакомый, но кто именно, не знаю. Я спросил, не видел ли он Некрасова. Так ведь Некрасов умер, ответил знакомый. Ошарашенный известием, я открыл свой блокнот и рядом со своими каракулями обнаружил свежее стихотворение Некрасова, написанное его рукой.

Примечание:
Ноябрь 2006. На самом деле Всеволод Некрасов, дай Бог ему здоровья, жив. А Генрих Сапгир умер года за полтора до этого сна.

2002 год.

21 января.

Приснился мне сон. Где-то я на Украине, в каком-то маленьком городке, по каким-то литературным делам. И там мой покойный отец, и еще один покойный родственник — дядя Вадим.

А вечером мне нужно поездом уезжать, потому что утром я из Москвы улетаю в Америку с какой-то литературной компанией. Но паспорта нет, его должен привезти некий курьер. Я очень нервничаю, до отхода поезда остаются считанные минуты.

Наконец, курьер появляется. Вручает мне паспорт. Ищу визу, где же она? Нахожу, какая-то она странная, скособоченная. А на ней фотография и подпись — Дмитрий Александрович Пригов.

Но меня же могут не пустить с такой визой, вопрошаю курьера. Да вы не волнуйтесь, значит, вашу визу в паспорт Пригову поставили, там разберутся…

Дальше сон пошел в невразумительное русло. Так и не знаю, пустили ли меня в Америку…

28 января.

Что-то последнее время покойники меня часто посещают. Вот вчера Кривулин приснился. Иду я по какому-то московскому переулку, где-то в центре, но что за переулок, не понятно. При этом, город как будто вымер. Никого. А дело происходит, судя по всему, чудесным летним днем. И вдруг только я собрался повернуть направо, как оттуда Кривулин проковылял на костылях мне навстречу. Ну, стоим, разговариваем. И вдруг оттуда же Всеволод Некрасов идет. Я с ним поздоровался, а он что-то буркнул неразборчивое и мимо прошел. Поглядываю я назад как бы боковым (или скорее — задним) зрением и вижу, идет Некрасов и все время оборачивается, смотрит, общаемся ли мы еще с Кривулиным или нет. Ну, подумалось, теперь уж точно и со мной Некрасов здороваться не будет.

27 февраля.

Опять приснился Витя Кривулин. Сижу я в каком-то зале, где обсуждают проблемы неподцензурной литературы советского периода. Какой-то незнакомый человек нахваливает себя, упоминает незнакомые фамилии, вокруг ни одного знакомого лица. Оборачиваюсь и вижу, что на одном из последних рядов сидит Кривулин. Он тоже увидел меня, заулыбался, кивнул. Мы встали, подошли друг к другу, обнялись. Смотрю, борода у него стала намного меньше обычной. "А ты же вроде умер неделю назад", — говорю я Кривулину. "Нет, — отвечает он, — это я пошутил, пустил в интернете дезинформацию. Пойдем покурим на лестницу. Есть тут кто из знакомых?" — "Лева где-то тут мелькал, пойдем порадуем его, что ты жив".

9 сентября.

Приснилось, что Сергей Гандлевский рассказывает мне и какой-то литературной тетке, как он страстно хотел опубликоваться в советское время в "Нашем современнике". Как только напишет новое стихотворение, так сразу туда и несет. Но его там так ни разу и не напечатали, ругали за антинародность. Очень сожалел.

2004 год.

25 февраля.

Приснился на днях сон. В течение получаса мне нужно дозвониться Вите Кривулину, чтобы узнать, лечу ли я на днях (а может сегодня?) в Америку. Звоню, звоню, и все время занято. Иногда попадаю не туда. Например, попал к Владику Кулакову. А у него какая-то гулянка. Пьяноватый народ шумит, приветы мне передает. Остается пять минут. Вдруг рядом со мной оказывается Миша Шейнкер. У него под руками другой аппарат. Раздается звонок, он берет трубку. Кривулин. Они долго о чем-то говорят. Я шепчу ему, чтобы спросил, как там насчет Америки. В конце концов Миша заканчивает разговор, кладет трубку и говорит, что Витя просил передать мне, что зарплату он мне заплатит 6 июля. "А как же Америка?" — спрашиваю. В Америку ты не летишь, говорит мне Миша. "Ну и на хрен тогда мне его зарплата!" — в сердцах бросаю я и просыпаюсь. И соображаю, что Витя умер уже почти три года назад. И что же это за зарплата, которую он мне выплатит 6 июля? Что же случится 6 июля?

5 апреля.

Позавчера задремал днем минут на пять. И приснилось. Прихожу в какой-то клуб, где всякая поэтическая молодежь. Лет 25-ти, не больше. Стихи читают, беседуют. Просят меня что-нибудь прочесть. Я не отказываюсь, озвучиваю хрестоматийное "жизнь длится в течение поцелуя…" И тут подскакивает ко мне один молодой человек, худой, бледный, глазки горят, губы дрожат. И так нервно: "Это не ваше. Это я написал". — "Как это не мое? — спрашиваю. — А как вас тогда величать, коли вы написали?" — "Меня зовут Александр Макаров-Кротков".

24 августа.

Два дня (точнее — две ночи) подряд снится Алеша Айги. Но восстановить сны не могу. Какой-то сумбур.

А неделю назад приснился Геннадий Айги. Мы лежали с ним на крыше, но не дома, а какой-то трансформаторной будки или что-то типа того. Крыша была словно из гудрона. Лежали на животах, он слева от меня, крыша была совсем маленькая, ноги болтались, я еще боялся, как бы не свалиться. Казалось, что мы очень высоко. Вокруг были какие-то пустыри, а где-то в стороне слева тянулась лента шоссе. Было довольно жарко. Мы лежали и читали стихи, по очереди, он — стихотворение, я — стихотворение. И тут меня стал преследовать страх, мол, у Айги стихов намного больше, чем у меня, вдруг в какой-то момент мне придется признаться, что больше у меня ничего нет. Но Геннадий Николаевич неожиданно вдруг куда-то заторопился, мы встали, кстати, оказалось, что не так уж и высоко, эта крыша была чуть ли не по грудь мне. Так что позора со стихами я счастливо избежал. А утром подумал, видимо, приснился он мне за пару дней до своего 70-летия, чтобы я об этом в своей газете сообщил. Что я и сделал. Правда, на это в отделе культуры мне заметили, что пытались с ним связаться, но безуспешно. Да и не смогут, коли он до сентября в деревне просидит. Могли бы хотя бы пару строк о юбилее черкнуть…

А за неделю до этого был еще один "литературный" сон. Пригласили меня почитать стихи в какой-то крошечный поэтический салон, человек 15-20 там еле помещались. Все сидели на каких-то допотопных стульчиках буквально телом к телу. Слева какая-то лестница. Словно это подвал или предбанник какой-то. Решил я читать не из последнего, а наоборот, написанное лет пятнадцать-двадцать назад. Читаю, и чувствую, что большинство стихов не помню до конца. И я начал их дописывать по ходу чтения. Мне даже понравилось, то есть то, что в итоге получалось. Однако публика как-то странно на меня стала поглядывать и начала потихоньку расходиться. К концу чтения остались лишь две девушки, ставшие меня утешать, что, мол, все было не так уж и плохо.

11 ноября.

Видел во сне Мишу Айзенберга. Оказался я в каком-то не то театре, не то доме культуры на премьере некоего спектакля. Вообще, помещение похоже на амфитеатр музея Маяковского. Действие еще не началось, я решил выйти на улицу. Причем, как ни странно, на мне белая рубашка, галстук, но нет брюк, я в одних трусах, однако это меня нисколько не смущает. Вышел я на крыльцо. Оно уже напоминало сельский клуб. Какие-то псевдодорические колонны. И стоят там актеры в какой-то униформе. Все они словно замершие. А рядом на ступеньках чета Айзенбергов. Я подошел к ним, поздоровался. Пожал Мише руку, потянулись друг к другу расцеловаться по обыкновению, но он повернулся ко мне щекой, ну и я — щекой. Так и потерлись щеками. Он недовольно отдернул голову. Я заметил, что его лицо словно покрыто слоем грима, такового розового. И лицо Алены тоже. "Да просто съемки идут", — сказала Алена. И тут, обернувшись, я увидел камеру и оператора, ждущего, когда же я уберусь отсюда.

15 ноября.

А сегодня под утро приснился сон, что я с кем-то иду по каким-то пещерам, долго иду, устал, взмок, очень жарко. Наконец-то решили сделать привал. Перед нами в каменном провале оказалось небольшое озеро. "Ну, можешь искупаться", — словно приказали мне. Я плюхнулся в воду, а там плавают стаи рыб, самых разных размеров, а пространство небольшое, и они все наталкиваются на меня своими скользкими телами.

2005 год.

15 августа

Сон: иду на работу, почему-то поздно вечером, уже темно, встречаю у редакции пьяного Сашу Левина (который не пьет вообще), потом в редакции кто-то мне говорит: а это завтрак (сухой паек) для Фанайловой, возьми, вы вместе едете. Но куда? Тем более, что Ленка Фанайлова в нашей редакции никогда не была и никакого к ней отношения не имеет. Однако продолжения сна не последовало.

2006 год.

3 августа

Приснилось, что встретил где-то в центре Диму Кузьмина, который говорит: "Саша, вышла поэтическая антология, что я составлял. Тебе гонорар причитается. Там у тебя четыре текста. Но мы платим независимо от количества стихов, по географическому принципу. Питерцам — по 15 тысяч рублей. Москвичам по 70 тысяч. Так что заходи как-нибудь за деньгами". Обрадованный, прихожу после этой встречи домой, рассказываю про гонорар, а мне говорят: "Так тебе его уже принесли, какой-то молодой человек приходил, 50 тысяч". — "Так мало? Обещали-то больше". — "Ничего себе, мало. 50 тысяч долларов".

25 сентября.

Под утро приснился Алеша Айги. Сижу в Париже в каком-то крошечном кафе, где, судя по объявлению на витрине, проходит дегустация сыров. И Алеша там — официантом. Какой-то посетитель заказал некую трубочку и кофе. Я же сказал, что пришел отведать сыров. И тут в какую-то крутящуюся колбу Алеша и хозяйка кафе стали накладывать множество всяких маленьких упакованных сыров с ценниками. Я присматривался к ним. А в это время мне принесли кофе, хлебцы и масло. Сыры, надо сказать, были недешевые. От 100 франков за крошечную упаковку. "Алеш, — спрашиваю, а сколько за кофе с хлебцами? А то у меня всего 900 франков". — "Да за это всего сотню", — ответил он. Ну ладно, думаю, несколько сыров смогу себе позволить. И в этот момент прозвенел будильник…