на середине мира
станция: новости
алфавитный список авторов



ОЛЬГА МЕХОНОШИНА








Родилась в Нижнем Тагиле в 1984 г. В 2000-х многократно замечена в студии Е.Туренко. Публиковалась в журналах («Урал», «Крещатик», «ЛиФФт» и др.), антологиях («Екатеринбург» и др.); шорт-лист «ЛитературРентгена», дважды победитель Кыштымских чтений, Северо-западного поэтического семинара и др. Проявлялась на пмж в Москве, в Нижнем Новгороде, в Мурманске, сейчас пишет в Екатеринбурге. Книги: «Город Зет» (2001, Нижний Тагил), «Чистый понедельник» (2003, Екатеринбург), «Двадцатая нация» (2007, Челябинск), недовыпущена «Если...» (2016, Мурманск). Художник, дизайнер-график.




БЕРЕГ
Избранные стихотворения



* * *
К своим не сразу соберёшься в гости.
Сначала шают угольки во тьме
неярких станций, переходов поздних
промотанные наскоро кэмэ.

Едва войду — сон в руку — в реку — кокореку,
по-давнему меня поокликай.

Свет лазит сквозь рассохшийся сарай,
кот лижется, пропахнув человеком.
Ну проходи! устала? дверь плотнее! —
снег вздрогнет, не проснувшись, дом обняв.

Из чашек валит пар, неспешно зреет,
и кажет травы... Вздох —
и каждый прав.

Намоленное небо за лампадой
синё и обещательно вблизи.
И ничего действительно не надо.
Но пощади всё это и спаси.

Ту шевелёнку на ветру-весу —
со всеми колокольнями, плетнями,
сугробами — в квартиру донесу
и выложу, копируя, рядами.

А фото — только общее, одно:
похожи стали...

Непохожи стали.
На прежнем, изначальном и родном,
неподалёку —
поминай,
как звали.




* * *
Насыпало декабрь, перевязав нас туго.
В ладонях стали глубже очертания дорог.
Полярная слюда, не помнящая юга,
Сияет да молчит, и ты не одинок.

Залив не пустота, а прогудит в тумане
И страшно, аж смешно, и дважды не войти.
А вытащат за так из кольской иордани.
В ресницах иней — жжёт и яростно блестит.

Так явно нету дня, что едем, как в подлодке,
Но держатся, зовут — мне к Ждущей, нам — Уют…
Так мало, что — родня. Так мёрзло — чётче фотки
Прижатые носы
Мой выход стерегут.




* * *
На ночь совесть поправляю —
Жмет и жжётся утюгом.
Неумело умоляя,
Поживаю напролом.
А вселенная витает,
утешая малых сих.
По минее понимаю
день и час… Глас пятый тих.

Запросто даются люди,
Так привязаны они…
Обнадёженных не судят,
Что осудишь — то пожни.

Сложно лгать, егда узнахом.
После — пой, а в горле вой,
Нечто памятнее страха,
Взор во свете —
Я с тобой.




* * *
Твой безмерный взгляд налегке, твой живой ножевой, нашёл…

На оглядышке, на волоске посреди параллельных толп.

Вообще не его ждала. Но ещё неотрывно гляди: я как есть.

Светла не дотла, твоего тепла посреди.




* * *
Допустим,
                 мы только взаимная смена утрат,
Ребристые,                  как годовые кольца воды.
Сгущается воздух,
                 и вкрадчивый плеск полноты —
Потоп дворовой, подбросивший веток во взгляд.


Беспалевно,
                 ибо в отмытых ладонях — нема,
Зудит несекомая память,
                 и множит дома
До метки подхода машин, поездов, кораблей,
И дервиш последний, вот видишь, верней и родней.

Приди —
                 и в глубокие улицы вместится тишь,
Вот-вот, и по ней
                 за ресницами вскроется свет.
И точка возврата домой
                 налегке, ты простишь,
Важнее, чем мили этапов, высот и побед.




* * *
На Покров жгут листву, или свет, или нет ничего.
Лица нравятся снегу. И проступает зима.
По её рассказам дороги входят во двор,
Тишина которого упоминает март.
А ребёнок в потёмках изобретает: ма.

Тепло долго держится после себя, после таких
Понятных улыбок, прощений, горячих, как смерть,
Так же непостижимо, как птицы находят след,
Я начинаю любить тебя позже других.
На Покров ждут снегов, забывая у листьев свет.




* * *
Выглянет душа
Из своих обносков,
Воля хороша,
Нараспашку, в доску.
Этот свет — везде,
Дальше будет то же.
И дождливый день
Бегает по коже.




БЕЛОМОРЬЕ

Берег — наружу развёрнутый глиной —
Скрашен лучом, как старушечьей хной.
Тени дымят и ложатся в низины
Душной полынью и тишиной.

Разом остыть до размеров рябины,
Ветра хлебнуть, чтобы горло прожгло,
Медлить, окончить «аминь» воедино
И удивиться конечности слов.

Любо икается нам, кочевые,
Дайте своих подержаться чуть-чуть…
В окнах, блеснувших по чёрной России, —
Сродные, дальние — вся наша суть.




* * *
Руки мои — на платье,
край в коленях зажат, —
скроены под объятья:
будто ничьё, лежат.
Вздрагивая на стыках,
тронут на лбу орла
в паспорте многоликом:
не за себя жила.
Да, — отвечаю, — села,
выключу, чтоб не сел.
Свидимся, раз по делу
(не разобрать совсем).
И придвигает время
к детям сады-города:
пусть посидят со всеми
и убегут туда.
Каждый мгновенен в белом,
в семь(десят) с долькой лет.
Ждёт кипяточка слева,
сахарный на просвет…
Быстрая это тема:
— Сам-то был, помнишь?
— Ннет…




* * *
Из книги выпала рёбрышком, в масть, закладка,
Обнаружила сбитый текст надутренних ёмких балконов,
Почесушки домашней живности в клиньях рассвета,
Округлости ранних раскатов шин.
Оглядишься и приземляешься в абсолютной точке.

Быстро скользящий простейший настырно щекочет —
Апчхи и тебе, и внимание боком, пока ты
Покато и осторожно, обводя по периметру метры,
Глядя сразу на всех, будишь во всех мужчин.
Тотчас тут зацветут и протянутся по стене
Виноградности, плющ разговоров кухо́нных.

О, походы по стёклышкам — дай покажу,
Куда метит «мне давеча наплели…»
Не бойся, никто не оплюнет, нельзя утереть истину.
Она, и прикрытая, резко заносит вправду.
Вывернув без разбора ящики наших письменных,
Мы слишком беспечны для щипких её открытий.

Сама говорю с тобою, добрее чем есть.
Как не хватает обратных твоих междометко!
А — день подрастает быстро — денься, мгновенно, детка…
Радиоволны ещё пробирают насквозь,
Правда трясёт — будоражит — новеет — всерьёз,
Выдох дверей выхода не означит.

Можно иначе, но я не посмею иначе.



* * *
Разнуздай кобылу, растреножь,
Чисто поле пусто не бывает.
Кротко ржет она — и клонит рожь,
Фыркает — и ночь цветёт, живая.
Оседлать не смог — не мучь гнедую.
Отвяжи её, пока темно.
Пусть уйдет, не помня поцелуев.

Бродят в ней бескрайней крови струи,
Не твоё домашнее вино!




* * *

1.
Перелётная птаха с оседлой не уживается.
Домовитое «жду на обед» остаётся в месседжах.
Чечевичное варево — так себе тема для аиста.
И суёт суета, но ни времени толком, ни мест уже.

Кочевые глаза не прощаются, разом срываются
Крупной рысью, в дальние броды, темными тропами.
Огибай теперь, медленной вспышкой, бусым ли заяцем.
Возвратись потом,
Чтобы я тебя просто потрогала.


2.
Если за день свести gpsы нам, то — вот-те-мандала —
Ахалай махалай выясняется, движемся посолонь,
Отстаём, заползаем во двор,
В ду́ше греемся наголо,
И лежим в темноте не свои, гудящие, бо́сые.

А орбиты скрипят на ветру, всё-таки вертятся
По глазницам во сне, пробегает волна, и явится:
Мироздание в наших садах уподоблено лестнице,
Где курлыкают птахи.
И пёстрая певчей нравится.




ТАНЕЦ НА УГЛЯХ

Иссушенная земля,
муравьями исхожена,
кожа,
припоминается в дымке,
в жаре,
мареве...
Ударь её! —

облачко пыли от каблуков,
ноги, что кличут
и топчут любовь.
И талия.
Соль и плоть —
на огонь и угли,
и
мы, смуглые...

Ты растишь с отцом виноград,
знаешь губами наощупь сорт.
Чёрт!))
Царская пляска резких встреч:
укради и укрась собой,
перейди за родную речь —
свей в гортани бархат и звон,
и братаясь с золой —
стопой,
с камнем,
пламенем,
заражён,
под видом мяса сердце времен
съешь белозубо
горячим
со мной!

Земля
древних согласий тверда:
свет, соль, пепел,
вода,
мы чуть пьяные —
навсег-
да.




***
Манит прибой, ибо ничей в ночи.
Вязнет в метре от ног и, отъехав, ждет.
Махонький физик морщится да молчит,
Шмыгая, тянет шелковицу в сонный рот.

Вал набегает — и устаёт, как слон
Мягко попятившись — я не того искал.
С силой над ним деревья упёрлись в склон,
Угрожая фарватеру грузом скал.

Мир измеряем парой босых опор,
Тёплой запрудой, по локоть глубокой, в песке.
Автор следит, как волны прибавят напор:
Значит, пора. Встает и несёт пакет.

Пара моторных лодок тянет улов,
Вечно ликующий берег детьми богат.
Вот и мелькают руки живых отцов,
Вот и усталые матери к ним спешат...

...Химик вихрастый спит поперек забот.
Мама утрет от шелковицы сизый рот.




* * *
Я застала последний Съезд,
На исходе, врасплох, не в бровь,
Карту перепиленных мест
И фасады — на пять слоёв.

Если время опять бросать,
Собирать, то — хорош, Сизиф:
Вечна лишь поутру роса,
Родословные отразив.

Легкий свет явил горизонт,
Будто сжалился — Бог с тобой,
Наполняя рыбацкий порт,
Распирая базар молвой,

Раздувая в печах огонь,
Простирая дым — как ладонь
Греет землю, где вдоль — стоим,
Продолжать на которой — своим.





на середине мира
новое столетие
соцветие
город золотой
СПб
Москва
корни и ветви