на середине мира
алфавит
станция
вести
СЕРГЕЙ ТЕНЯТНИКОВ
Сергей Тенятников
(р. 1981 г., Красноярск) — поэт, переводчик, видеопоэт.
Пишет на русском и немецком языках.
Победитель фестиваля «Эмигрантская лира» 2014 г. Лауреат литературной премии Фонда им. В. П. Астафьева 2015 г.
Дебютный сборник стихов «Из твоего глаза вылупляется кукушка». (нем. Aus deinem Auge schlüpft der Kuckuck).
— Лейпциг: Lychatz Verlag, 2017. Вторая книга стихов на немецком Голова Плутарха. (нем. Plutarchs Kopf).
— Херфорд: ostbooks verlag, 2019. Первая книга в России Остров Гутенберга: Стихи. — М.: Летний сад, 2019.
Публикации в литературных журналах «День и ночь», «Журнал ПОэтов», «Интерпоэзия», «Крещатик», «Новая Юность», «Плавучий мост», «Эмигрантская лира», в антологиях «Прощание с Вавилоном», «Новый Гильгамеш», «Третий этаж. МетрОполь и некрополь: сорок лет без цензуры» и др. Также стихи публиковались на немецком в литературных журналах в Германии.
В переводе Тенятникова на немецкий публиковались стихи Сергея Бирюкова, Елены Иноземцевой, Александра Кабанова, Констатина Кедрова, Елены Кацюбы, Егора Летова и проза Анатолия Гринвальда. В 2016 г. вышел сборник стихов Глеба Шульпякова «Anfang der Religion» («Начало религии») в переводе Тенятникова в издательстве hochroth Verlag.
Также в переводе на русский публиковались немецкие стихи Алеся Рязанова.
Сергей Тенятников окончил Лейпцигский университет по специальностям политолог, историк, филолог-русист. Среди прочего обучался два семестра в Манчестерском университете и жил три с половиной года на о. Майорка. В настоящее время живёт в Москве.
***
Не смотря на далеко не эфемерную атмосферу в подборке стихов Сергея Тенятникова, которая как бы предполагается к теме Рождества, образы его поэзии ведут нас к ощущению того самого, что вот-вот случится. Как «в начале было слово», так в начале у поэта появляется дерево, из него дом, потом приходят в дом люди, приносят икону, бумажную, простую, живут подле нее, как и прежних множество поколений, просто, без затей. И случается всякое… Но становится неважным, который по счету адвент, если есть теплое вино с гвоздикой и ожидания чуда, стирающего дистанции между земным и надмирным. И объединено это единственным пониманием человека, что в любые времена в канун Рождества «живет одна для всех Любовь».
Победитель фестиваля «Эмигрантская лира» 2014 г. Лауреат литературной премии Фонда им. В. П. Астафьева 2015 г.
Дебютный сборник стихов «Из твоего глаза вылупляется кукушка». (нем. Aus deinem Auge schlüpft der Kuckuck).
— Лейпциг: Lychatz Verlag, 2017. Вторая книга стихов на немецком Голова Плутарха. (нем. Plutarchs Kopf).
— Херфорд: ostbooks verlag, 2019. Первая книга в России Остров Гутенберга: Стихи. — М.: Летний сад, 2019.
Публикации в литературных журналах «День и ночь», «Журнал ПОэтов», «Интерпоэзия», «Крещатик», «Новая Юность», «Плавучий мост», «Эмигрантская лира», в антологиях «Прощание с Вавилоном», «Новый Гильгамеш», «Третий этаж. МетрОполь и некрополь: сорок лет без цензуры» и др. Также стихи публиковались на немецком в литературных журналах в Германии.
В переводе Тенятникова на немецкий публиковались стихи Сергея Бирюкова, Елены Иноземцевой, Александра Кабанова, Констатина Кедрова, Елены Кацюбы, Егора Летова и проза Анатолия Гринвальда. В 2016 г. вышел сборник стихов Глеба Шульпякова «Anfang der Religion» («Начало религии») в переводе Тенятникова в издательстве hochroth Verlag.
Также в переводе на русский публиковались немецкие стихи Алеся Рязанова.
Сергей Тенятников окончил Лейпцигский университет по специальностям политолог, историк, филолог-русист. Среди прочего обучался два семестра в Манчестерском университете и жил три с половиной года на о. Майорка. В настоящее время живёт в Москве.
***
Не смотря на далеко не эфемерную атмосферу в подборке стихов Сергея Тенятникова, которая как бы предполагается к теме Рождества, образы его поэзии ведут нас к ощущению того самого, что вот-вот случится. Как «в начале было слово», так в начале у поэта появляется дерево, из него дом, потом приходят в дом люди, приносят икону, бумажную, простую, живут подле нее, как и прежних множество поколений, просто, без затей. И случается всякое… Но становится неважным, который по счету адвент, если есть теплое вино с гвоздикой и ожидания чуда, стирающего дистанции между земным и надмирным. И объединено это единственным пониманием человека, что в любые времена в канун Рождества «живет одна для всех Любовь».
ВТОРОЙ АДВЕНТ
Дуб
дуб стоит в лесу, как дом,
как стол, как гроб.
дуб стоит ни жив, ни мёртв,
словно предмет туалета
осени, зимы, весны и лета.
уши его оглохли,
губы его зачерствели.
дуб врос головою в землю
на сотни лет.
дуб разут, раздет,
бездетен.
дуб уже не дерево, ещё не зверь.
дуб стоит, как сто дверей.
он в землю зарывается глубже,
чтобы быть к ней ближе,
чтобы стать с ней одним целым —
единым,
вечным…
чтобы видеть её свет
ещё тысячи лет,
чтобы птицы его не смогли когтями
схватить, вырвать, унести
из леса туда,
откуда возврата нет.
***
Памяти П. Д. З.
не верь никому: ни веку, ни внуку.
из ветки растут твои уши,
из ветра растут твои губы.
там, где ты плывёшь,
воде не нужен стакан,
там, где ты живёшь,
из твоего глаза вылупляется кукушка.
не верь никому, что сумма
сошедшей с ума материи — мертва.
ты сам теперь — распаханная земля:
в тебе больше правды,
чем во всех словах,
в тебе больше надежды,
чем во всех делах.
Мои немцы
мои немцы строили дома и дороги,
ходили за плугом, ковали железо,
служили царю, молились Деве Марии,
пекли хлеб, кочевали по Сибири,
жили среди татар, мордвы, староверов,
теряли глаза, существительные, могилы,
целовали землю снова и снова
и уходили под утро, будто домой из дома.
В ночь перед Новым годом
у моей бабушки в избе жила икона.
ни у кого в деревне я больше не видел икон.
тысячи окон и ни одной иконы…
только в опустевшей деревне, откуда
бабушка родом, когда-то стояла церковь.
затем в ней разместили сельский клуб.
а когда я пришёл на это место,
там стоял лишь железный обелиск,
крашенный голубой краской
и увенчанный красной звездой.
на нём был список с фамилиями павших.
и каждый год на девятое мая
собирались люди у обелиска.
им было хорошо вместе, будто
не было войны, никто не умирал,
и церковь звонила в свои колокола.
люди радовались весне и встрече.
хотя, быть может, всё дело в алкоголе?
но я тогда не пил и радовался
просто так со всеми.
позже я узнал, что икона, для которой
бабушка из алюминиевой фольги
смастерила оклад, была бумажной.
Богоматерь с Младенцем были просто
напечатаны в каком-то журнале.
из него бабушка и вырезала этот образ.
когда я это теперь так вспоминаю,
мне делается одновременно больно и легко:
куда брели мы и что у нас осталось?
ни церкви, ни деревни. ни веры, ни земли.
не лучше ли принять иную веру,
а землю распотрошить
и сделать из неё паштет?
но я светлею, когда я думаю,
что у меня была бумажная икона
и со звездой железный обелиск.
не потому ли мы чувствуем и мыслим,
чтоб вспоминать о том, что жертва
не была напрасной, что жизнь — не тень,
а гаснущее и самовозгорающееся пламя.
Второй адвент
что за яблоко с яблони упало?
от чего дрожит древесная кора?
небо цвета жаренного сала
занавесим сосновым покрывалом,
выпьем тёплого с гвоздикою вина.
Пустыня
ребёнок плачет, звезда светит.
точит палач, носит ветер.
пастухи пасут, мудрецы бредут.
пейзаж пуст, плюёт верблюд.
местность спит, отец молчит.
(воюет пилат, отпрыск волчицы).
пыль на полу, земля в слезах.
мать в поту: имя — Иешуа.
Рождественский вертеп
ещё звезда над Вифлеемом не погасла
ещё на храме нет креста
ещё волхвы не собрались домой
ещё не распакованы подарки
ещё никто не думает о смерти
ещё вода не превратилась в лёд
ещё нет на затылке ни волос ни нимба
ещё не отражается Пилат в глазах и в сердце
живёт одна для всех Любовь
Камень
мой дедушка лет до тринадцати
не говорил по-русски.
«а школа?» — удивлялся я.
«война была. валенок не было».
«и где же ты так научился русскому?»
«скотину пасли.
пастух поднимет камень
и говорит: камень.
а я повторяю:
kamеn.
камеn.
камень.
тогда камней много было.»
***
Памяти М. М. З.
звёзды замолчали, будто никогда не говорили.
только дети, засыпая, повторяют: «жили-были».
но я помню эту птичью немоту и страх:
«где ж моя, расшитая тобой, рубашка?»
жизнь моя шатается, мой язык считает зубы.
если я домой вернусь счастливым, перебью посуду.
только солнце какой родины в мой затылок светит?
что за птица теперь бьётся надо мною с ветром?
всё моё наследство, всё соседство мира…
это всё как-будто ты мне на ночь сотворила.
скоро Рождество. будет снова плакать мальчик.
расщелкнул орех кедровый. он пустой, как мячик.
Акушерка
что стало с моей акушеркой?
как же её звали?
может, я кричал её имя,
когда она на своих руках
меня в последний раз качала?
может, она была косая
или у неё была ярко-красная помада
и волосы цвета мака?
была ли она, точно лань, стройна
или коровьим поставом страдала?
никто не расскажет, здорова, жива ли?
её я простил.
аминь.
на середине мира: главная
многоточие
вера-надежда-любовь
Санкт-Петербург
Москва