Жанна Сизова родилась в Москве, окончила филологический факультет Иркутского университета и Санкт-Петербургский институт богословия и философии. Жила в Санкт-Петербурге, работала радиожурналистом. С 2006 г. — в Великобритании. Стихи публиковались в журналах и альманахах "Арион", "Вавилон", "Черновик". По мнению Сергея Стратановского, в стихах Жанны Сизовой архаика и экспериментальность – не противоположные точки, а пересекающиеся параллельные прямые. Мысль Стратановского записана мною по памяти.

Из интервью Жанны Сизовой радио «Град Петров»: «Мнение о том, что православному христианину не подобает читать современную прозу и поэзию, сейчас очень распространено. Однако я вспоминаю, как я в 17 лет, читая Воннегута, выписывала на листочек и дарила своим друзьям его слова: "Господи, дай мне душевный покой, чтобы принимать то, что я не могу изменить, мужество изменять то, что я могу, и мудрость для того, чтобы отличать одно от другого". Потом, несколько лет спустя, я нашла те же самые слова у оптинских старцев. Какая могла быть связь между Куртом Воннегутом и оптинскими старцами? Я говорю это к тому, что святоотеческая литература предполагает то зерно, ту кристальную молекулу, которая представляет собой обнаженное знание для ума и сердца. Современная литература есть лишь преломление этой самой молекулы в другом контексте, в контексте современного человека».

Изысканные, плотные, строгие стихи. Поэзия, стремящаяся к гимну, к славословию — и одновременно чувственная. Поражает количество предметов и явлений, возникающих в стихах. Вспоминается: «всякое дыхание да хвалит Господа». Поэтессе интересно все: астрономия, медиевистика, кинематограф и конечно анатомия: от терапии до микрохирургии. Каждая дисциплина, к которой обращается поэтесса, открывает свои секреты. И каждая — зеркало, в котором проступают Божественные энергии. Наиболее полно — в поэтическом слове.

Для «Дегустатора поэзии» дидактика и схоластика — лиричны, а лирика — строга. Здесь новейшие технологи жаждут "вина архаики". Можно сказать, это стихи строго вертикальной ориентации. Это громоотвод или антенна — в зависимости от того, какая погода формируется в небе. Это прибор, но очень живой, говорящий женским голосом и смотрящий женскими глазами. Необыкновенно чуткий инструмент. Отзывается на каждое новое дуновение, на каждый новый виток мироздания. Показывает, как стареет вселенная или как она внезапно обновилась. Стихи вызывают переживания, близкие к религиозным — и поэтессе действительно удалось передать читателю радость религиозного переживания, чувство первозданной полноты при обращении к Богу и Его Силам. Эти стихи можно назвать ангеловидными. В них слышится ангельское пение, которое отягощенному суетою уху может показаться косноязычным. Эти стихи ангельски косноязычны.

Можно было бы назвать — женскими, но они, скорее, женственные. Скользящее тело стихотворения таинственно бесполо; можно сравнить с телом души, которая и не материальна, и материальна одновременно; и мужественна, и мягкотела. Причудливость, сомнамбулическое очарование таких стихотворений немного отпугивают вначале: как сложно! А потом купаешься в строчках, чувствуешь тепло детской купели. Порой косноязычие этих стихов напоминает о средневековых трактатах. Для поэтессы такой ход в сторону средневековья, которое одновременно и модно, и непонятно, — довольно смелый. Награда поэтессе, пишущей такие стихи, — счастье внутреннего преображения, просветления.

Но свет спрятать нельзя. И если он есть, если преображение произошло - свет выходит вовне и освещает все пространства, которых эти стихи касались, высвечивает все находящиеся в них вещи, просветляет их. Сказав о свете, придется сказать и о мессианстве. У стихов Жанны Сизовой есть миссия - миссия чистоты и света, миссия богопознания, переданного с мягкой, материнской теплотой, с "вниманием к телу", как отмечает один из английских поэтов. Поэзия — младшая сестра богословия. Вкусив вина поэзии, человек может пожелать и вина богословия. Потому и «дегустатор поэзии».

Стихи визионерские, что ясно из первого же стихотворения: возникает таинственный образ мистического древа с четкой пространственной локализацией. Можно торопливо воскликнуть: да это же Россия! Однако поэтесса не утверждает. Предпочитает речь юродствующую (не юродивую, а именно юродствующую), речь косноязычную — речи прямой, хотя владеет и последней. Мягкость высказывания не противоречит точности. Стремление к точности в речи часто приводит к грубости, к увечью мысли и даже к увечью самой речи. Возможно, это и есть основной посыл таких стихов. Тихая миссия света, готового к тому, что его не примут. Это нечто тонкое и нежное, обреченное на победу.