ВАЛЕРИЙ ДЁМИН
Родился в 1967 году. Учился в Дальневосточном университете (филологический факультет).
Трудился журналистом, редактором, рекламным копирайтером.
жж Валерия Дёмина
жж Валерия Дёмина
ПУТЕВОЙ ДНЕВНИК АНГЕЛОВ
стихотовренияЖИВОТНЫЕ
С библейскою тоской в очах
Вы бродите меж нас наощупь,
Но тронешь вас, как ветер рощу,
И воздух вспыхнет в волосах.
Для тонкой страсти фарисеев
Короткая сухая шерсть,
А тот, кто в племени рассеян,
Не сложит пламенную персть.
НЕБЫТИЁ
И сон — как зеркало пустое,
И день, как тонкий лист,
Надломленный упавшей тенью.
О, он ее не стоит!
Но линии сомкнулись в ось,
И связь нездешней обернулась,
Устами слово разомкнулось:
«Не преломить надломленную трость».
ЗАТЕРЯННЫЙ НА ЗЕМЛЕ
Был день, и человек устал
Плодить земное, пали стены,
Творенья к Богу потекли
И распустили соль земли
В ее двенадцати коленах.
Моря лишились глубины,
И было все, но прежде были сны.
И были ангелы живые,
Как мы, но плоти лишены.
Однажды видел я — простые рыбари
Тянули сети золотые.
Не оторвется от зари
Мой взгляд, покуда небеса пустые
Его крылом испещрены.
Прости, мой Бог,
Я не нашел земли,
Где бесконечными очами
Взглянуть бы мог,
Не ослепив дали.
В иных мирах повенчаны, не в прахе,
Мы, как лучи, разлучены,
Летим из горней глубины.
В единой книге разными листами, —
Так наши души сплетены
И говорят едиными устами:
«Прости, мой Бог, я не нашел земли.»
И в третий раз Он ангела послал:
«Пройди во тьме веков, как сон,
Оденься горной синевою,
Раба упадшего найди.
На кладбище, в загробном полусне,
И в рубище он славит Бога.
Убей его и приведи ко Мне.
Пройдешься бурею беспечной,
Пади росою подвенечной,
И назовут тебя чума,
И проклянут твой мир предвечный,
Для многих станешь как пустыня.
Тогда раскрой свои крыла —
Тяжелый мир качается в пучине!
И сад небес далеких, Палестина,
Мне говорит: «Будь ближе к божеству
И сажень, и плечо, и чистая причина.»
ГИПЕРБОРЕЯ
Как аристотелев мужик,
Ушедши в небо с головою,
Я к форточке приник,
Молочной замороченный роднею.
И, видимо, давно простужен
Тяжелым пеньем хоровым,
Да не прикинуться глухим,
Гиперборея головой наружу.
Створоженные сумерки и зимние квартиры
Распишут втемную зернистым льдом сухим:
«Золотокрылым командирам —
Лихие ангелы стихий!»
А на заре слабее лёд, теплее грязь,
Распустит золотая спица
Славянскую сухую вязь:
«Ты — первенец, ты — рыжая лисица!»
Осипшие дрова запели,
Все семь небес, как в колыбели,
Любовь проснулась и поёт
Про жизнь слепую, как вода без чашки,
И туч медлительных великолепный гнёт,
Когда пылает и плывёт
Для ангела непроливашка.
Гиперборея, зелье зренья,
Лазурь плешивая на глиняных ожогах.
Ослепла соль, и пена на порогах,
И на губах одни лишь сожаленья.
ПЯТИДЕСЯТНИЦА
К Пятидесятнице многоязыкой
Мне речь глухая принесла
И азбуку, причисленную к лику,
И тень летейского весла.
Не трогай их, забывшихся в смешеньи,
Как стадо жертвенных тельцов!
Их понесет незыблемость творенья,
Что унесла и дедов, и отцов.
И все, что сказано, восполнит недостаток
Той пустоты, где сказанное мнит
Себя восполнить и залить
Неумолкающий осадок.
СМЕРТЬ ЯСОНА
Букашку с книжного листа
Сдувает гибельным дыханьем,
И в этом есть интимность великанья,
Что позабыла наша красота.
Что двигало всюду, что станет последним приютом.
Источником. Точкой. Лодочкой. Тенью в тени.
Жизнь, как Арго, разломилась на годы и дни
И погребает спящих в тени,
Казалось, забывшихся лишь на минуту.
«Lá musica»
Другое небо мною овдовело,
И я питался пищею земною,
В паденьи обретая тело.
Вновь небо овладело мною.
Владенья Вышнего, поспешные лады!
Они соскучились не узнавать друг дружку.
Качают голоса верхушку
Корнями вскормленной беды.
О, музыка, тебя на все хватает.
Ты сфер небесных головокруженье
И вечная тоска движенья.
Ты слышишь — ангелы летают?
Тебя благодарит рутина горла,
Ей не мешает ангельское «эль»,
Латынь солдатская просторна,
Метель — для пенья колыбель.
Заколосились голоса, и песней
Проходит жнец. Пройдут века.
Я слеп. Завешен круг небесный.
И не просохли облака.
ДЕРВИШ
Небесное веселье, вожделенно
Все, что к тебе приводит, —
Гоненья, как попутный ветер,
И дно стакана ближе преисподней.
На грани мира всё - желанье,
Всё слепо, будто родилось,
Друг в друга глядя, и сплелось
В единые уста, не знавшие страданья.
Здесь все любовь и больше ничего,
Нельзя отнять ягненка от огня,
Спроси любого: «Кто ты?», скажет: «Я —
Душа возлюбленного моего».
КИТАЙ
Хорошо, не жёлтая Ян-цзы.
Банка пива, бледность Хуанхэ.
Ласточка-погибель на язык
Тенью оживёт в моей строке.
Ночь оставлю в номере чужом,
Утром и не вспомню о Китае.
Просто эхо, как душа, нас покидает,
Когда мы о гибели поём.
ПАСХА
На праздники неслышно прилетали
Румяные, как пряничные звери,
Все ангелы, которых не видали:
«Вонмем премудростию, двери!»
В страну теней сквозь шаткое рыданье
В слезах от луковиц войдет
Простоволосый небосвод:
«Сие творите в Мое воспоминанье».
Многоочитый, почитай
Тот алфавит, что в нас не медлит,
И над землей играй пасхальной медью
И золото сусальное листай!
ПУТЕВОЙ ДНЕВНИК АНГЕЛОВ
(стихи на два голоса)
Погибшему Сергею Глухову
Alter: Не горит — потому и чад,
Не поет — потому и ад,
Не услышит — потому что сон,
Не уходит — потому что стон.
AlterAlter: Не надейся — ты в раю ослеп,
Не пиши — ты в прозе не рождён,
Не родись — там бродит столько лет
Неприкаянных чужих времён.
Alter: Не дели, что сложено в бреду.
Не ходи у всех на поводу.
Только боль останется твоей —
Что ты мечешься среди людей?
AlterAlter: Не броди, болезный, не ищи,
Все надежды разрушают дом.
Небеса душой не искривишь,
А узлы развяжутся потом.
Alter: Стой не стой — без крови не уйти.
Ноги отнялись — лети.
Ящерица оставляет хвост —
Где ответы? Где вопрос?
AlterAlter: Высота лишь там, где мера,
Не спасет глухая вера,
От ворон тяжелый воздух,
Не для ангелов он создан,
А полет без высоты —
Только белые листы.
Трудно взрослым умирать —
Возвращаются опять.
Жизнь их — вечный черновик,
Набело — один лишь миг.
В. ХЛЕБНИКОВУ
Далеко закатились чисел клубки.
Туда, где они, не протянешь руки.
Незримы, как в беге слитые спицы,
Молитвенниц-ос хоронили
в словах беглецы,
Очами полны, как чужие границы.
Дрожала цифирь, как будто читали слепцы.
***
Я знаю несколько таких людей,
Жизнь увлекает их до собственного горла,
До содрогания небесных колесниц,
До забытья излучин, лестниц, криков птиц,
До дыр блуждающих, что, опускаясь в нас, трезвеют
До той прозрачности предчувствий,
Приобретающей значенье света.
ПРОСКРИПЦИИ
1.
Нет ни одной у света стороны,
Все боги некой линзой сведены,
Как в фокус. В каждой точке нераздельно
Без ангелов и льда хранит
Свое бессмертье алфавит,
И нянчит, будто в колыбели.
2.
В имени этом есть
Мельницы солнц и безмолвия волны,
Гнева крепкий и точный алмаз,
Есть ветры пустыни, что оставляют
От каменных книг
Только рассыпанный шрифт…
Есть небесный дракон, пожирающий камни
И обнажающий их бесконечность.
Вот этот мир. Он не буквален.
3.
Самый разгар! Жизнь уже не фальшивит на меди.
Верхняя нота самозабвенья —
Души, как пар, растворяются в небе,
Благо и чаша освобождения —
В каждом мгновеньи…
ЛАГЕРНОЕ
Посвящается дедушке Дармадоди
Лес ребрист, хрустящ, обморожен,
Запечён в ледяную глазурь,
Не заплакан, не потревожен,
Спит и видит небесную смурь.
Лишь запутан между скрипящих стволов
Клубок солнца, как в трубочке кровь,
И другое небо, и другая земля
Не видны нам еще с корабля.
Не сияют нам зубы хохочущих пил
И бездонные омуты братских могил,
Нас еще и еще не ведут на убой,
Мы еще не родились с тобой…
АФГАНСКИЙ СОН
Кипящий бой. Покой уже не снится.
Всё стало сном, включая лица.
Пески вокруг
Как будто булькают от пуль.
Их пение мгновенно, вдруг
Тебя отправит в самый дальний из миров,
Сверкающий или тяжелый.
Упав, как куль, как тяжкие оковы,
Как срезанная ветвь,
Ты станешь проще
Без основы.
След в след.
Уже без продолженья.
Нальются кровью бесплодные пески,
Не чувствуя движения.
Ни зги. Осев,
Разбита чаша жизни. Не испита.
И пули замерли, вновь отяжелев.
ОТТИСК
Я прижимаюсь к тебе, словно печать
К бумаге, дрожащей и гладкой,
Оттиск оставить,
Дохнув на тушь в лихорадке.
Трудно представить, что лист будет молчать,
Передавая знаков расположения,
Жженье — пера.
Сначала оно, будто пловец,
Подошедший к осенней реке. Потом
Поток, рука согревает бумагу…
Горячеет перо — гонец, в мыле с утра,
Жаждет его адресат в каждом движеньи…
Пора! Жженье сильней, и перо,
Как танцор на углях —
Cо взглядом блудливым и не от мира
Тщится
Выразить наконец себя
И продлиться.
Печать прижимается и заверяет,
Что я не теряю тебя.
Так доверяет
Одинокой мачте
корабля
В открытом море обессилевшая птица…
ДВИЖЕНЬЕ
Долгорастущий лист агавы пересёк
Атлантику, путь алкоголика из бара,
Где месяц-нож, смеясь, откроет сок,
И шкалик в голову ударит,
По жилам в бег, как пальцы Аполлона,
Что путают луну и лоно,
Но оживляют статуи богов.
Чем дышат вновь на высоте, откуда
Мир виден как морозный паззл?
За бога здесь себя принять нетрудно,
Заметив связь дыханья и рисунка.
Разум играет в кости,
Себя поставив на кон — в лунку,
Как голову Крестителя на блюдо.
Вдохнуть, нырнув, как в смерть, в глубины,
Где шрифт рассыпан, а звуки всё текут,
Где алфавит богов спит под лавиной,
И ждет, когда его найдут.
И алфавиту снится — весь мир звучит,
Играя камешками во рту у Демосфена,
И в шуме взращивая волю говорить,
Он хочет вырваться из плена.
Мне повезло, что тело не вросло
В мой разум — его игра фривольна.
Раздроблено летейское весло,
Я выплюну обол, с меня довольно!
И быстрое теченье в мир иной
Подхватит, понесёт, но мне не больно.
Мир заштрихован быстротой.
П О. Э. М. А
Милая, уйдём. Здесь холодно и неуютно.
Лепнина пьяная на потолке вповалку спит,
Я забываюсь поминутно,
А смерть мои пелёнки золотит.
У города, у рога, у царя
Погибелью полны моря,
Где мыслит влага завитками.
Я освежаю тебя глотками,
Градирнею чужой, блаженной глоткой,
Доской гладильной, бессмертной лодкой.
Слова мне подаются Христа ради,
Строка питается чем Бог пошлет —
Вся сладость голосоведения в разладе,
Как милость, с неба упадет.
Хоть небо легкое, как тело юной Гебы,
Что мне с того? Я ей представлен не был.
У нас и тень так тяжела, что, коль упала,
Так не подняться ей до Страшного суда.
Не оставляя ни следа, она лежит на чем попало.
Земная жизнь похожа на часы
И так же равнодушна без оглядки.
С тупым упорством я сдвигаю пятки
По направленью к взрыву, чтоб, росы
В последний раз напившись, испариться
И там, паря и сохраняя высоту
На должном уровне температуры,
Не то чтоб голый, просто без фигуры
Явлюсь я Господу начистоту.
Ты знаешь, что такое смерть?
Как девушка играет в куклы —
Ты поплывёшь в ладошке утлой,
А ниже — что-то от мировой глуши,
Пещь огненная, где дышит алфавит.
В твоём аду не видно ни души.
Когда не дышат ни почва, ни судьба,
Гони беспечного раба
К концу времен, в суды и трубы,
Когда полопаются ко всем чертям
Все кровеносные и прочие сосуды,
Подымется в цене любая крестовина…
Последнее, что унесу в своем мозгу, —
Не бред сминаемого пластилина,
Но, выпрямляясь на бегу,
Уже чужой для адского сретенья,
Я память о тебе приберегу,
Как фотографию с смещенной светотенью…
…Свора борзых колоколец взапуски,
Вырастают позвонки вперегонки.
Один молится-звенит «дин»,
А другой поёт-зовёт: «В бой!»,
Звонари от колыбельных от первин
Языков не чуют над собой.
По басовым подстилкам в бега,
На колючих летейских снегах
Где-то падают трели погреться,
Милый гам этот русскому сердцу.
Там качают нашу смерть, —
Отголоски — подголоски,
Мелочь, жертвенная медь.
Оторваться б от берёзки,
Вчуже золотом запеть…
Узник тёмный и глухой,
В воздухе могила,
Ты из воздуха воскреснешь,
Слово — Божья сила!
Семь светилен золотых,
Голос, шуму вод подобный,
Ты не бей меня под дых
В невесомости утробной!
…А из рога голубого —
Ни рыдания, ни стона.
Берег — пеной утеплённый,
Как замазкою оконной.
От магнитных бурь хмелея,
Напевая свой псалом,
Ходит рыба подо льдом.
Лёд — как небо Птолемея…
Забывшись, смерть становится лицом,
На пальце золотым кольцом.
Напрасно вы трудитесь разговором
И пыль сдуваете с венца —
Свобода не удержит беглеца
При всех открывшимся позором,
А перед Богом нет лица!
Ему теплее, чем сгоревшей спичке,
В кандальной брачной перекличке
Где по дугам, где из-под земли
Окликают его корабли.
Он лежит, не чуя морозца.
На заре сдвигают со звоном вдали
Горячие, как молоко, колокольца.
ВАЛЕРИЙ ДЁМИН
путевой дневник ангелов
чёрные дыры
на середине мира: главная
соцветие
озарения
вера-надежда-любовь
Санкт-Петербург
Москва
многоточие
новое столетие
у врат зари
путевой дневник ангелов
чёрные дыры
на середине мира: главная
соцветие
озарения
вера-надежда-любовь
Санкт-Петербург
Москва
многоточие
новое столетие
у врат зари
