на середине мира станция: новости алфавитный список авторов ГАВРИИЛ МАРКИНМОСКВАОБЛИК
стихи из книги *** что побуждает впадать в явь эти потоки ~ парусиновая дрожь камыша стопы рыбачьих туманов на ощупь стирают пляшущий ил со щек растущей деснами листьев в копях цветения белладонны ~ роса заполняет глазные ниши храма лица и луча *** подобно гнезду неведомой птицы в резиновой полусфере лопнувшего мяча блаженство неизреченного в прокрустовом лете обнаруживает смертность пространства — еще теплая скорлупа лезвие-махаон *** ворон не сядет на карнизы текучего дома — и о том не писал Фулканелли — вода ходит вниз и вверх по желобу мозолистого бетона в переливах растворения грядущего: ежевичным туманом лесных полян поперхнулся расколотый дуб — дупла полны зарей лягушачьих келейных молитв тихим скрипом: сердце росы в расщепленном конце пера маргиналия на полях зримого *** в губах холода келья внутри белого камня пронзена зубами тепла растущими из десен-ладоней ~ дерево в позе богомола пепел высказывания в щелях клавиатуры зернистой рябью сновидца — акварельная бумага ~ по ночам рыли каналы под карнизами плоти колокол повествования — земли размыкает объятья *** пустая порода набивается под ногти оседает в легких скрипит на зубах но находим изредка надкрылья апреля золотые пружины сострадания хрусталики глаз покрытые клинописью сроков: полдень — луна в зените грач заглядывает в ее поры тени встали в белых лугах ***
Наталии
1. резкость хлебных крошек муштра муравьев на щеке в горнице немоты где облака отпускали ленивые бороды и мокла листва — женщина-водопад несла на шесте деревянную птицу не просыпался: из опочивальни зерна за грудиной струился стебель пробивая теменные кости и весна клокотала в органе утопления 2. кто-то идет навстречу из подмосковного лесопитомника неся подмышкой аккуратно отделенную садовым ножом еще сочащуюся темно-вишневой смолой голову *** на шатких молочных зубах горчит смола времени — мы взрослели в саду заблудившихся яблонь на пологих берегах зрячей реки и лебеди-льдины плыли вдоль сложенных из гранита сентября стен города населенного облаками города впавшего в детство *** что горизонт — линия сгиба на осени сложенной вдвое во чреве беглого дня земли искупленной ягодами птичьей пасхи — в доме где ладони дверных петель все сжимают заступ исчезновения как сон и деланье в белом Наперсток кровь постигает письменность дольних тел кровь плутает ***
…klimmen wir blinde Zeiger gen Mitternacht.
G. Trakl проснешься однажды — зажатый между зубчатых колес беззвездных часов — незваная слеза оставила на щеке глубокую борозду ожога — вспыхнешь в огромных суставах многоногой ночи белоснежной болью *** облако израненное ливнями сучьев зарывается в чердаки где еще громоздятся пылевые гекзаметры пост-исчезновения — таким его запомнят снега ~ лубяной борт неба расписанного воробьиными провалами задевал двойные рамы лиц исторической библиотеки привыкания — как звезды — в пелене напоминания замедленной киносъемки — инфузорная азбука единиц и нулей Мухи в день когда разорвав дерюгу котомки расставания за спиной пригородной электрички стряхнув паклю сырости с крыл кружили в лазурных стропилах мы породнились с покатыми стогами ливней: мягкая ветошь таяния душистые древности мха и хлеб един — пыльца лжи в цветках телефонных трубок *** сгорбленный город кормит крошками вечного хлеба зимы свои узколобые камни когда стиснуты тени несбывшихся намертво цепкими ребрами кириллицы — ресницы растут как ветряные цветы графикой нашего последнего языка *** прочь уползал в глубоких сугробах безногий с шестикрылой нищетой на плече исчезая с зимой в брызгах солнечной патоки — так тают под языком черные кристаллы безмолвия *** льняная тишь рыбьи звезды сколь тяжелы тела впитавшие в поры маслянистую ночь среди древесных потрохов павшего парка два выворотка ищут корнями на ощупь перину небес — это ты и я это ты и я … … и заснешь — слезящимся утром словно в черную землю весны трое голодных схоронили краюху *** задуты свечи шагов уходящего снега на отмелях тротуаров непрекращенными выстрелами в птиц из окон искаженной весны — разноцветные перья и мел — нарисованный зверь болен гранями города *** карп весны осклизлым ртом припал к высоковольтным сосцам города — до смерти напитаться полнолунием исчезнуть в складках земли измятой как пиджак уснувшего в телефонной будке с оловянными каплями сжиженного опьянения в уголках глаз *** где отверсто неузнавание городом самого себя покрытого сыпью оттепели отраженного в луже танцующих бензиновых угрей — высятся вширь паркетные инкунабулы домов — засыхая между страниц некто всматривается в слюдяное отчуждение своих ладоней — не хватило кровей подписать невосполнимый табель капели Ecce Homo он брел воспаленными ходами метро палестинами праха — лисицами скрежета: глазные пазы забиты пищевыми отходами обрывками целлофана и газетной бумаги полусорванная крышка ротового клапана бьет по ключицам опавшие листья хрустят под ногами издавая запах глухонемоты и ожидания бритой липы в кирасе сгоревшей «волги» ***
Наталии
трое радистов в каюте у правого уха — одно на всех ранение метрополитена — делили бинты вырванные из одеяний тоски словно свою коротковолновую весну: -.. . .-.. .. .-.. .. -... .. -. - -.-- .-- -.-- .-. .-- .- -. -. -.-- . .. --.. --- -.. . .-.- -. .. - --- ... -.- .. ... .-.. --- .-- -. --- ... .-- --- ..-- -.- --- .-. --- - -.- --- .-- --- .-.. -. --- .-- ..- ..-- .-- . ... -. ..- --. --- ... .--. --- -.. .. .--. --- -- .. .-.. ..- --. --- ... .--. --- -.. .. .--. --- -- .. .-.. ..- --. --- ... .--. --- -.. .. *** рост ветвей сосулек с надбровных дуг над угольными глазами обхватившего карандашное бедро — как единственный колос памяти в промзоне солнцестояния ~ как на по-солдатски окаменевший висок выговаривал багровую лессировку утр клен терпения — черные входы в рентгеновский снимок: Париж Целан конструктивизм в готовальне самоубийств *** срам обнаженных зрачков лики и флаги механизмы нашего города бриты наголо и необозримо пусты отверстия голоса — языки растут из плеч у немых *** полз полз по коре нащупывая пульс на запястьях березы шершавый холод вогнутых сумерек покуда та перебирала строительный мусор как гречку а время вылуплялось из треснувшего камня ***
Наталии
как будто осенняя сердечная мышца изжелта хрустнув распалась на крылышки одичания — дуновение свечного дня ворошит вклеенное в коллаж сентября подвижничество хлебного города — натюрморт отстранения: чертежи ладоней на языках лещины корона борщевика потерянная в слоях альбигойского неба солнце в травмпункте фразы *** то крылом опрокинут телебашни листопада то вместо дождя пустят по трубам седину — как ногти бела безучастная стружка локонов слов под ней раковина протагониста в разрезе: искренне ртутное зеркало студено только сам по себе проворачивается заводной ключ метафоры в клети затылка Ворошиловская дача
матери
рифмы прямых углов где старая усадьба пропитана воздухом две статуи замерли в одутловатое небо голода здесь у корней лиственницы нам сухая хвоя заменит ресницы и земля допоет свое дерево За дневниками Бориса Поплавского геральдика вымерших трав запах родной земли чьи комья носят в низу живота эмигранты — все о чем вздыхает осеннее окно электрички ***
памяти отца
1. облака по-тюленьи легли на дырявые крыши окна слезятся улитка ползет по обломку грампластинки 2. щели меж досок гнилого настила тщатся прозреть гвозди корнями обвили отметины жизни на камне — природа устала 3. теперь не снятся облака и нимфы на пыльном верстаке — чертеж времени запах опилок дощатый нимб Иосифа *** разбирая евклидову кладку листвы в нагромождениях мемориального пригорода ненадежными щипцами голосов осени — все красно: полунебесные пробелы заштрихованы тернием осторожности ресниц: в разъятой сердцевине тыквы городов на подоконник ставит цветы женщина в невидимом доме предчувствий ***
Наталии
холод разглаженный полетом ласточки надорванный с севера стал домом для муравьев созданных из спичечных головок разглашенных ресниц но позабытых когда подъемная машина взгляда ползла над найденной рукописью: — тетрадь в клетку — изнутри кто-то греет ладонями тонкие прутья решетки глядит не мигая — — протяженная физиология неразборчивости так караваны туманов возят праотцев отражений в лиственных хлябях *** провисающие провода заброшенности аэростаты волчьих ягод заплаканы заветами нисходящего — так воды наизусть сбрасывают старую кожу на крапивные обложки фантомной боли в сердцах несмиряемых расстояний Прибытие поезда
Наталии
попытался отогреть трахейную вазу прижимая к груди гнейсовые хлеба непогоды — когда прибывает поезд крича распятыми досками в скважины черно-белого — не раздается ни звука и фонарные лозы оплетают черепа кинескопов *** стружкой железной облако вьется в ладони белого света озера лежат неподвижно в зиме и чернеют деревянные рамена заповедных пространств там труп механизма вздыхает под самым далеким сугробом *** пустоты — округлые буквы рыбьего алфавита — плыли над деснами сугробов срастаясь в псалмы исчезновения все что оставалось — снег припасенный под веками когда из почерневшей деревни на руках выносили старуху к порогу последней встречи ***
Наталии
Дюрер — уходит потому и следы его на глинистых почвах обращаются черными птицами речи — когда наши червивые деревья слеплены из мягкой монохромной еды осени и расстрельные смолы проступают на иконах напрасного *** плоды фонарей вяжут во рту метели смотрящей в окно: пыльный силуэт тишины настольная лампа на дне человека: в ящике стола сон желтеющий с прошлой осени осени-казни протагониста *** из аккумулятора пойманного в пригороде свалки извлекали свинец в покинутых кротовьих норах до ночи отливали чешую для рыбы-молчания и спали на мертвой земле а наутро прокашлялся лес и вскричали овраги и рыба-молчание плыла в дальнем небе над чреслами теплотрассы *** и сорокоязыкому колоколу отцветания птичьей скорби не вместить сгущающихся слоев женственно-перистых кромок лент диафильм соприкосновений потемневших на излете своей неуклонности ***
Наталии
mi dissangua la poesia G. Ungaretti изогнется хордой последняя весна в туше нетающего снега что лакает отчаяние — оно густеет его уплотнения вот-вот будут рукоположены в сан птиц и рыб — птицерыбы зыблются над белыми полями где задрав обожженные лица столпились буквы — расформированный взвод алфавита на древке белый флаг неизбывного длится как руки напрасных объятий в необъятность миров *** суры паутины вьются в бронхах — дерево в коре с чужого плеча просит подаяния: его осени не вместила вокзальная площадь ожога от названного имени ***
Uber aller dieser deiner
Trauer: kein zweiter Himmel. P. Celan точки нереста сползания краски с металлоскопа дворов извечно дождливая алеаторика — близкое ржавое княжество: штрихи птичьего костяка липкие перья в принципиальной схеме боли — то ради чего человек замер в далеком оконном проеме вглядываясь в щадящую прозрачность скорлупы невозможного Элегия на осеннее равноденствие где встанут выхлопные фантомы слипшихся мадригалов леса — просядет бурелом детских рисунков за буквeнными заборами как соль на голенях ветра — длящееся проволокой косноязычия поволокой на глазу мороси в чьем центре зреет бутон чьей-то грудной клетки — среди пищевых отходов текучих частиц фундаментов строительного мусора фракталов гибели листьев — ржавчиной пироскафов слезящихся на озимой Москве-реке: но не раскроется как и пристальный ломоть зрения вложенный в заоконный конверт * потому и вспоминаются странствия за Ахерон по пищеводу телефонного провода: ладонь необратимости черствого хлеба жабры осени забитые перьями аллергии флагов ломкость пейзажа — хруст стекла в дебрях белого шума и шорох — бумажные ирисы надписей метут брусчатку города где никогда не было детей ГАВРИИЛ МАРКИН
На Середине Мира Птичья Пасха: стихи ОБЛИК: стихи из книги Единственная графема Стихи бегущие волны на середине мира город золотой новое столетие СПб Москва корни и ветви |