на середине мира
алфавит
станция
вести
Так рыба говорила. Стихотворения 2020.
Из книги
«НЕ ПОКИДАЯ СВОИХ МУЛЬТФИЛЬМОВ»
NY. Айлурос, 2013 г.
«НЕ ПОКИДАЯ СВОИХ МУЛЬТФИЛЬМОВ»
NY. Айлурос, 2013 г.
…стихи Алексея Александрова похожи на первые «операторские» фильмы конца двадцатых годов всё того же прошлого века, когда кинематограф уже покинул нишу аттракционов, но ещё не стал фабрикой по производству блокбастеров, когда был интересен сам процесс съёмки, когда показать вещь или ситуацию в абсолютно новом свете удавалось почти без использования спецэффектов и оператор порой затмевал режиссёра.
Андрей Пермяков
***
Твари непарные — в катер прогулочный...
Скромной походкой выходит из булочной
Запах такой, что не надо худеть,
Чтоб поместиться, спастись без остатка.
Войлочный коврик, армейская скатка,
Нищенский завтрак, летейская медь.
Знаешь, что скоро отдаст он концы,
Воды проглотят бетонную пристань.
Если вернуться случайным туристом,
Хлебом и солью встречают отцы.
Как уцелели, что делали здесь —
Снег продавали, на солнышке грелись?
Так что прощай, не скучай, моя прелесть,
Тихо живи, на глаза им не лезь.
***
С этого начинается твой букварь? —
Сдобная родина лезет на всех дрожжах.
Вкусно с грибами? Еще испечет январь,
Для молчаливых особенно ворожа.
Это монтажная пена, почти глазурь,
Новые окна не портят знакомый вид.
Переживем и холод, вернем июль,
Если тебе о чем-нибудь говорит...
Слоги тебя не слушают, из-под парт
Ноги в каких-то гольфиках расписных.
Ма! — задержи дыхание, выдох: а-р-р-рт!
Вот она, чистая рамочка для весны.
***
Всплывает кверху брюхом,
Практически мертва,
И не поводит ухом,
Но лапкою едва.
Наверное, виною
Всему, и в том числе,
Как в сказке, наливное,
Наивное во зле.
Такие в эту осень
Поднимутся со дна
Сомнения в вопросе,
Чья польза не видна...
Кораблик в путь отправлен,
И за окошком льет,
И кто из нас отравлен,
Не знаешь наперед.
***
На горячих клавишах с письменами
Флаги, где начертано — ветер, дуй...
Нажимаешь красную — и цунами
Замок твой воздушный, как поцелуй,
Осыпает враз на осенний берег;
Пляжик, где халявный цветет вай-фай,
Ищешь угол спрятаться, т.е. пеленг,
Чтобы без восторга сказать: давай!
Пеною захлебывайся, стихия,
Рви о камни кружево, жемчуг сыпь.
Нажимаешь белую — и сухие
Небеса по ветру пускают зыбь,
Остужая, сыплют с руки песочек,
То покажут парусник вдалеке,
То мучительно, позабыв источник,
Сочиняют выход большой реке.
Обнажает море гнилые десны,
Маячком зеленым горит капслок,
Морячком вразвалочку несерьезно
Ходит птица, сердце берет в залог.
***
Простор, каких сейчас не пишут,
Засахаренный снег куском
Лежит до наступленья теплых
И дружеских, до новых встреч.
Повтор, в связи с уходом в цифру
Заслуженного граммофона
С его слоновьим нежным ухом,
Иглой сосновой, невозможен.
Но есть пути для ретирады
Под своды капельниц апреля,
Где усилительные лампы
Горят, как брошенные танки,
И это навевает мысли
О перепроизводстве звуков.
Простыл, как в сказке не сказать,
Пером щекочущее горло.
Ирису
Касатик радужный, голубчик, петушок,
О чем известие, какие боги шепчут
Тебе на ухо сладостный стишок,
Пока роса лежит в пыли, как жемчуг?
Пока сестра витает в облаках,
Она к грозе едва спустилась ниже,
Все этажи вприпрыжку проскакав —
Скажи мне, что сейчас увижу,
Где вслед за вспышкой щелкает затвор?
Стозевно чудище, но соберет до капли,
Не расплескав, распахнутый простор,
Когда река исполнит танец с саблей.
***
О привет, — говорит в зазеркалье своем,
В облаках никотиновых, в погребе теплом.
То ли дело железные крючья в прихожей
Детства, впрочем, счастливого, как и у всех,
Кто стоял за подачкою, весь этот джаз
Выдыхая сквозь дыры картинки киношной,
Эти спицы стальные во сне вспоминая
Вместе с лужей натаявшей, храм-планетарий,
Где картавое эхо над чудо-машиной.
***
Шаурмы необрезанный кокон,
Планетария праздничный купол,
Купишь пива и выйдешь за угол —
Там деревья в молчанье глубоком,
Будто легкие после рентгена,
Просветленные, с тихим укором.
Эта осень — лиса патрикевна,
Медсестра с несмертельным уколом.
Можно выменять шило на мыло,
Оседлать своенравного мула,
Но река к обещаньям остыла
И сбежавшую лодку вернула.
Тихо бабочка бьется о сферу,
Хлеб и мясо готовятся к смерти,
В небесах, в клочьях облака серых
Солнце с рыжей усмешкою светит.
***
Дирижабль императора в небе отчизны
Шевелит плавниками в закатном огне,
У него на губе след от марки акцизной,
Маскируемый пластырем к новой войне.
Зацепило, и вверх уплывает солдатик,
Удивляется вслух, что улов небогат.
В черных окнах, украшенных к праздничной дате,
Отражается золотом шитый плакат.
Почтальоны разносят, кому не хватило,
В аккуратных бутылочках медленный яд,
И пируют сверчки в опустевших квартирах,
И на площади мертвые флаги стоят.
***
Не во храме молитву творити —
Из охраны ушел в сторожа,
Был обычный безвестный воитель
С обнаженным железом ножа,
Стал печататься в толстых журналах,
Столоваться у важных гостей.
А потом для центральных каналов
Из колонки смешных новостей —
Не прогнулся, не сделался выше,
Все отверг и небесных даров,
Проезжая по речке Камышин,
Отвечал: будь здоров, будь здоров!
***
Шире шаг, — сообщает тебе проводное,
Обещает какой-нибудь утром прогноз.
И великое царство уходит на дно, и
На запа́сном стоит паровоз.
Рыбье стадо, пройдя сквозь кусты ламинарий,
Не особенно ленится с пеной у рта —
Там мораль, словно песенка, снится в финале,
Голубая сияет звезда.
Сорвалась, словно петелька с ворота шубы —
Только бьющийся к счастью ответит фарфор.
Вдох и выдох сквозь плотно несжатые губы,
Чтоб продолжился наш разговор,
Чтоб отправить молчанье его громовое
В необъятное небо непрожитых дней.
А свекольная кровь и зерно кормовое
Только сделают духом сильней.
***
Зима в прямом эфире кашляет,
И снег предательски хрустит.
И дерево кивает каждому,
Без предъявления впустив
Туда, где празднуют безмолвие,
Где слов насыпанный сугроб,
Где замороженные молнии
Хрустальною указкой в лоб
Прицельно бьют — для усвоения
Азов — тупого школяра.
Вращая ручку настроения,
Мне кажется: теперь пора —
Пойдем от берега до берега,
Как пилигрим и пилигрим,
И птиц веселую истерику
Одним движеньем прекратим.
***
Труба заводская пускает клубы,
Пейзаж расчленен на шары и кубы.
И снег не пытается сгладить,
И площадь, как первый оладий,
Лежит комковатая в белых буграх —
Такими торгуют на каждых углах.
Но серое облако лампа коптит,
Край скатерти лапа кошачья когтит,
А снег, не пытаясь перечить,
Бинтует, вправляет и лечит,
Старается, словно безумный маляр,
Комар малярийный, Малевич а-ля.
Вот музыка толстых в пушистом дыму.
Блины — и оладушки тоже — кому?
И снежные хлопья на площадь
На завтрак слетаются тощий,
Как стайка частиц, облепляют анод,
Квадратное катят, поют мимо нот.
***
Блаженны, кто ни сном, ни духом,
Кто виноват, что делать нужно...
А Пятачок для Винни-Пуха
Бежит за шариком воздушным.
Под ним шмелиное гуденье,
Над ним пчелиное роенье,
И интересов совпаденье,
И праздничное настроенье.
Те унаследуют колхозы,
А эти — песенки шальные.
И на ветру шумят березы,
Как и деревья остальные.
Он долго притворялся тучкой,
Чтоб подобраться к меду ближе,
Они пырнут его заточкой,
А он в финале взял и выжил.
***
Ветром хрустит облетевший камыш,
Берег, рекой превращенный в кисель.
Мимо маршрутная едет газель,
А на обратном пути уже спишь,
Знаешь, что нет ничего за окном,
Кроме деревьев, бегущих назад.
И до моста не кончается сад,
А за рекой начинается дом.
на середине мира
новое столетие
город золотой
корни и ветви
литинститут
Озарения: эссе