на середине мира
алфавит
станция
вести

Не покидая своих мультфильмов. Стихотворения.



АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВ





Саратов, минус-столица, где я живу чуть ли не с рождения и удаленно работаю (в этом году, благодаря карантину, многие узнали, что это такое), место в некотором смысле идеальное. Не только для писания стихов, но и для существования с минимумом затрат и передвижений — река, степи, ветхий городок летнего типа. В нем, как в Греции, всё есть, даже интернет. Лучшее времяпровождение — сидеть за пластмассовым столиком какого-нибудь уличного кафе, здороваться с проходящими мимо поэтами и художниками, листать свежий номер «Волги».

В этом году вся жизнь перешла в zoom и фейсбук, но тем не менее журналы и книги выходят, вот и у меня вышла «Жизнь Ивана Ильича» в серии «Пальмира-поэзия» и готовится еще один сборник в «Стеклографе». А сколько было встреч и открытий в прошлом году на фестивалях в Тарту, Москве, Саратове, Тольятти! Я читатель медленный, до сих пор все это перевариваю. Из старенького — всегда под рукой Саша Соколов, Мандельштам, Поплавский, Пушкин, Заболоцкий или вот, как сейчас, Честертон, например.



ТАК РЫБА ГОВОРИЛА




***
И рыба говорила чепуху,
И уходило дерево из леса
На заработки в город — там в цеху
Лежат зимой забытые колеса.

Готовь телегу, стало быть, она
Нужней всего — так рыба говорила.
Но что сейчас нам видно из окна,
Похоже на последствия аврала.

Куда телега едет без колес?
Не разберешь ее неровный почерк.
А дерево у нас не прижилось,
И рыба рот закрыла на замочек.




***
Звезды созданы богами,
Но, теряя букву эль,
Мы для них за облаками
Не за тридевять земель.

И предел положен ими
Там, где гномы меч куют.
Кто его из камня вынет,
Тот забудет букву ю,

В электричке с чудесами
Устремляется во мрак,
Обретя под небесами
Непонятный мягкий знак.




***
На рынках облава — там ловят людей.
А нам уготован счастливый удел,
Сиди себе дома и рыб не уди,
И всё привезут. А чего ты хотел?

С Булгаковым спорит в тебе Гришковец.
Вот пиво и вобла, еще не пора,
Но скоро мученьям наступит конец,
В июне назначили майский парад.

И будь ты министр или митрополит,
Водитель их таксомоторной коляски,
Приснится, что сердце твое не болит
И ты колокольчик, привязанный к леске.




***
Не громче, чем машины, воробьи,
И дерево не заслоняет дом —
Чужое, как печенье курабье
И прочая веселая еда.

Пойдем отсюда в наше никуда,
Меня с собой за ручку забери.
Работайте, часы нам говорят,
За остальным вернемся мы потом.

Серебряную ложечку колдун
Погнул, остановив-таки Биг-Бен,
И колотун всемирный наступил.
Стучи в воображаемый пинг-понг

Не тише, чем в обед играет гонг,
И устрицы печальные во льду,
На стул садится карточный король,
По веткам скачет призрачный гиббон.




***
Дети приходят и громко молчат,
Вот и приходится им отвечать —
А почему мы сидим взаперти?
Кто тебе выйти гулять запретит?

Нет у нас выбора, жизнь или смерть,
Родина, дерево, облако, птица.
Можно на это в окошко смотреть
И перелистывать, словно страницы.

Как тебе это, дружок, объяснить?
Видишь, на дереве ветка пустая —
Птица вспорхнула и облако тает,
Не добежав до небесных границ.




***
У дыма над водой есть черная суббота
И модная болезнь, которой больше нет,
И человек, его сейчас не видно, вот он
На кухне тушит газ, но оставляет свет.

Из облака к нему летит ночная птица
И, словно мотылек, сгорает по пути,
И книга на столе открыта на странице,
Где чьи-нибудь слова увязли в паути-

Не(нужных) перемен, вот в нем проснулась совесть,
Пружиною кольнул и заскрипел диван.
Нет ничего во тьме привычнее, чем повесть,
Когда давно уже закончился роман.




***
Вновь улицы покрылись пылью,
Как в год, когда ушел отец.
Деревьям подрезают крылья,
Чтоб не хотелось улететь,

Стать облаком в холодной сини
И оторваться от корней,
Младенцем долго плыть в корзине,
Сплетенной из своих ветвей,

Туда, где не родился шепот
И кровь соленая молитв,
Где ждет их выцветший Египет
И сфинкс лежит у пирамид.




***
Троллейбус, или был трамвай?
Теперь, наверное, не важно.
И рельсы заросли травой,
И день, как дом многоэтажный,

Стоит под небом голубым,
И знаешь, что тебя там встретят,
И облако плывет, как дым
Над тихой речкой на рассвете.

Кому теперь доверишь тайну
У входа в этот парадиз?
Последний или же случайный,
Не страшно, все равно садись.




***
Ямы против поправок и рвы,
Но асфальт и бетонные плиты
Агитируют клочья травы,
Приглашая фонарь неразбитый

В темноту, где летают жуки,
Где история нашей болезни
Переписана вновь от руки
И поют невеселые песни.

Что тут скажешь? А надо молчать,
Вспоминая великие стройки,
И сияет луна, как печать
На воротах с бумажной контрольки.

Птицы спят, словно им все равно,
Но деревья стоят, выжидая.
Открывается ветром окно,
И петляет дорога пустая.




***
Облака над Саратовом,
Тени ползут как змеи.
Двадцать минут девятого,
Значит, скоро стемнеет.

Сходит вода большая,
Огни загораются дальние.
Бури не обещают,
Но будет похолодание.

Рыбаки возле пристани
Расходятся по домам,
Закрыл свой возок бариста,
Значит, пора и нам.




***
Бывает воздушным и каменный шар,
Когда его кто-нибудь кверху подбросит,
Летит он и, стены у замков круша,
У женщины встречной прощения просит.

Бывает чугунным и мост над рекой,
Когда по нему светлячки проползают,
Спеша до полуночи к жизни другой,
И велосипед пробежит, как борзая.

Когда выпадает бубновый валет
И вдруг наступает минута молчания,
И птица стальная по небу плывет
И дико оттуда сверкает очами.




***
На берегу реки какой-то,
Смотри название реки,
Играли скрипки, пели флейты
И телефонные гудки.

Когда водоворот событий,
И на пороге перемен
Куда нам плыть и просто выйти
Под надоедливый рефрен?

А вы острот сказать смогли бы?
Причем тут их водопровод?
Свалилась с плеч такая глыба,
И рыба здесь, и флейта вот.



на середине мира: главная
вести
озарения
вера-надежда-любовь
Санкт-Петербург
Москва