на середине мира алфавитный список город золотой АНДРЕЙ КОНОНОВ(Вятка)Cвященник, поэт, эссеист. Живёт и служит в Вятке. Был неутомимым путешественникм, интересовался авангардным искусством. Автор сборника стихов «То есть». «МОСКОВСКОЕ КИНО»oтрывок из поэмыСтолетья разменяет смерть На мелочь бытового трепа. Вскипит языков круговерть В водах всемирного потопа. Ковчега высохнут бока На косогорах Арарата, Взыграют новые века И брат поднимется на брата. Забродит виноградный сок. Меха расправятся воздухом, И Ной, уестестив глоток, В шатре возрадуется духом. Вино прольется через край. Намокнут рукава рубахи, И патриарх вернется в рай, Преодолев земные страхи. Душа утихнет в забытьи, Развяжет пояс без опаски. На человеческом пути Есть место празднику и сказке. Но хамов род всегда найдет Дешевый повод поглумиться Над тем, кто праведно живет И простодушно веселится. История добавит грань К пределам Иерусалима… Так Иафет вселился нань В священные чертоги Сима. Все было так же, как теперь Во дни изгнания из рая, И дурачок закроет дверь В притвор, блаженного играя. Над стоптанным холмом Москвы Звон, как надгробие застынет… Святитель митру снял с главы И вытер на подкладке иней. Морозный дух его скрепил. Мир Божий сердце уневестил, И он в огне бесплотных крыл Сомлел, как горстка соли в тесте. На Xерувимской жизнь сама Тебя, как рукопись сверяет С Первоисточником Ума И все ошибки исправляет. Черкает вдоль и поперек, Пером из ангельских пределов, Чтоб это жизненный урок Стал ближе, чем рубашка к телу: На тыльной стороне души Под током вековечных линий, Как безымянное лежит Твое неведомое имя. Бог начертал его крестом И собственною кровью выжег. Его не выщелкнуть перстом, Не вычитать из умных книжек. Войдя в себя до смертных вод Душа, остановив дыханье, Сама, как точный перевод Прочтет свое именованье. И сквозь него проступит мир Непостижимый, но веселый. Господь зовет на брачный пир, И приглашает в новоселы. Пасхальный Агнец испечен. На горький травах соль искрится. Свет электрический включен Для освещения столицы. Повсюду тьма рекламных дул, Светло, как днем на пепелище. И ветер уличный раздул Свинцовый пепел по жилищам. Паникадило щиплет взгляд. Спросонок жмурятся младенцы. Собрался в храме стольный град, Набились журналисты в сенцы. Протодиакон развязал Все узелки на голосище, И зверским голосом позвал Вкусить Богопричастной Пищи. Епископ дышит тяжело. Рука со лжицей занемела, И мелким бисером чело Устлало немощное тело. Но сердце каждого, как брат Святитель чувствует не дремно, И подносить причастный плат Он просит бережно и ровно. На стенах алтаря — роса. Кровавый пот — на облаченье. Пономари, смежив глаза, Сметают с ковролина бренье. Открыты Царские Врата, Благая Весть сияет медью, Голгофа римского креста Завалена домашней снедью. Рассвет буксует по стеклу. Гуляет изморозь по телу. С кадила теплую золу Сквозняк разносит по пределу. Погасли фонари вокруг. В метро просеяли мгновенья. Святитель, не подъемля рук, Благословил на розговенье. Все разошлись. Христос воскрес. На лавках дремлют прихожане. Земли строительный отвес Качнулся на вселенском плане В ту сторону, куда во гроб Народ жестоковыйный Бога Загнал пред субботой, чтоб Ветхозаветного пролога К обетованным временам Не обескровились текстуры. Для книжной справы это срам, Предания литературы. Мостились Кесаря пути, Сиял копилкой храм Сиона. «Дорог сегодня не найти, А вместо храма — плач Закона». Играет солнце на дворе. Веселье твари не измерить. Один оставшись в алтаре Владыка, поджидая челядь, Смотрел в открытое окно, На утро, в Первый День Недели. «Неужто выцвело кино, И мы живем на самом деле?» Куски святого кулича Раздали нищим вдоль ограды, Они, как дети гогоча Толкаются, вкусив услады. Ныряет стая голубей, Корабликами из тетради, Среди пространственных зыбей, Животного восторга ради. Машина свистнув, подошла, Примчались служки с приношеньем. Он взял с алтарного стола Одно яйцо с изображеньем Пасхальных крашеных яиц. Быль повторялась на картинке. «Что это? Шутка мастериц, Стандартный оттиск на машинке?» Владыка встал. Окно закрыл. И вышел из пределов храма. Он был в огне бесплотных крыл И растопил печать Адама. Певец топтался на крыльце. Епископ подозвал гусляра. Протер рисунок на яйце, И преподнес воскресным даром. Колокола молчали днесь Троллейбусы жужжали роем. Столичная святая весь Сияла городом-героем. «Запомни, Пасха — переход, В подстрочном древнем переводе. Но есть духовный оборот, Его ты слышал в переходе». Объем церковного двора Внезапно вырвался из петель, И легче птичьего пера Его понес по крышам ветер. Он плыл как будто нагишом, Сияя золотистой кожей, Огромным праздничным ковшом Накрыв дома, кусты, прохожих. Играя неземным огнем, Он просветлел над Третьим Римом, И город отразившись в нем, Стал, как Давид необоримым. Певец поднял свое лицо, Сошел с крыльцо на две ступени, И съел пасхальное яйцо Не чая новых откровений. Сознанья черная дыры Блеснула зайчиками жести. Поднявшись, мыслей мошкара Заплакала на лобном месте. Гром не закаркал, и перо С небес в ладони не слетело. Но это жизненный урок Стал ближе, чем рубашка к телу. Зажав скорлупки в кулаке, Как ветошь после воскресенья. Он ощутил на языке Сладчайший уголь вдохновенья. Над автором — дождят века, Над книгочеями — мгновения. Повествованья облака Соединяются, как звенья, Как дети парами спешат, Через дорогу на прогулке. Пространство прыгает в ушат, И время смазывает втулки. Стихи являются толпясь, И дух «волнуется в отваге», Не находя меж ними связь Посредством рифмы на бумаге. Но это вехи ремесла, Бросай стихи без милосердья Через колено, без числа, Они восстанут у предсердья, И в песню слаженно войдут, Анапестом, хореем, ямбом, Не трогая земной уют, И не гася на кухне лампу. Поэзия хранит стезю Неодолимого единства, И место, даже букве «зю» Найдет усильем материнства Среди глаголов, падежей, Деепричастий, междометий, Улыбок титлов до ушей И многоточия столетий, Она, как добрая жена Не тяготится медяками, И потому ее казна Сообразована с веками. Любую мелочь подберет, И обиходит по хозяйски. Поэзия собой живет, Осуществляя опыт райский. Не ведая земных утрат, Не правя творческие шкивы, Она теребит свой наряд, Связуя времени разрывы. От пункта «А» до пункта «Б» В любом языковом пределе Она покажет путь тебе И доведет до самой цели. А там пиши и не зевай, Воспринимай священный опыт. По рельсам движется трамвай, И автору глазами хлопать На сбитый смысл своих стихов Приходиться, через страницу. В душе сплошной переполох, По-русски тянет за границу! Но ты, свернувшись калачом, И уподобившись пружине, Вдруг понимаешь, что по чем, И пишешь по горячей глине Сухим намоленным перстом Без вариантов, изменений, И чувствуешь себя мостом Над пропастью стихотворений. Весь этот грустный эпизод Мешает сократить владыка. Герой поэму создает, А стихотворец поелику. День новый петель возгласил. Очнувшись, вздрогнула поэма. И я, в прибытке высших сил, Последовал за старой темой. Публикация на сайте журнала «Русский Дом» — поэма «Божии звери» АНДРЕЙ КОНОНОВ
на Середине мира. озарения |