ОЛЕГ АСИНОВСКИЙ

МОИСЕЙ

третья картина
ПЛАВАНИЯ

каким бы словом Бог не был, я Богу не буду его говорить; слушай, земля, слова моих уст.

мои слёзы — речи течение, грозы из глаз, как роса; и встречи со мною зелень бежит, как я через траву.

прочь с глаз твоих, мама, ухожу в клетку соловья я, в час, когда солнце расцветку свою меняет, как душа этой птицы толчковую ногу.

как с воды, взлетает с меня дух мой и твёрда, как скала мама со мной; только маме видны капли тьмы в моём теле, капли света на лице моём; свет этот неправеден, тот свет неистинен.

души моей побратим, отец мой, как запад востока; восход строптивый, закат развращённый.

плоть моя, что ты маме даёшь, народ глупый и неосмысленный (?) не я — она твоя мать, которая создала тебя, плоть, за меня умирать.

дух мой, плоть и душа — остались одни у меня, как бог у прежних моих родов, нету у этого бога ни матери, ни отца, чтобы они, Господь помнили о Тебе.

когда на свете один Всевышний, как Солнце между закатом — восходом, и под небосводом нет человечества, тогда душа моя всходов не даёт, как земля Израиля.

ибо ни части от власти беса душе не дано — только тела удел.

душа моя и ночью, и днём в теле моём, как я в середине своей жизни; годы мои, как всходы в степи, как горы в цепи, как взоры отца моего; отец нашёл маму мою в пустыне души моей, смотрел за ней, хранил её, как зеницу своего глаза.

тело оставляет душу — своё гнездо, носится над ней с распущенными волосами, распростирает плоть над душой свои крылья, берёт и носит её на своих перьях.

звезда Рождественская, как вода падает с неба в пустыню из гнезда своего; бес отец любит чужого сына, потому что родной сын не любит никого, кроме беса.

ночь взлетает с земли, как птица с воды на глазах у меня; одно солнце встаёт, оно — мёд из камня; другое солнце погасло, оно — масло из твёрдой скалы.

душа моя под сердцем моим, как слово мама под языком, и не слышу я своего сердца, как своих слов; плоть тучнеет моя, как небеса над пшеницей, и кровь летит птицей, и душа висит гроздью ягод.

люб я себе, дрожат кончики моих губ, и нету конца моим дням; большой я и груб с родителями своими, как труп мой с душой моей; утучнел я, отолстел и разжирел; ни отца, ни матери не оставил мне Бог, и тело моё было, как утро, и душа моя была, как ночь с субботы на воскресение.

умерли мои родители, и стали чужими друг другу, как я и земля под моими ногами; и моя плоть раздражает душу своими мерзостями.

от земли отрываю одну, другую ногу, глаза открываю и не верю своим ногам; так в уши мои души мамы и папы поют, как птенцы.

я забыл папу, рыдавшего на глазах у меня, как Бога, создавшего меня.

свою плоть я увидел глазами своей души и смертью, как Господом пренебрёг; взял в свой дом маму и папу, сына Его сыновей и дочь Его дочерей.

сказал я себе: заберу родителей от тебя моих, и ты не увидишь, какой будет мой конец; мать твоя, и отец не знают, что когда на тебе прекратится их род, тогда в тело твоё возвратится душа, в которой нет ему верности.

сказал я себе: ни жива, ни мертва, душа с тобой на двуногом говорит языке, и слова, как от льва, разбегаются от меня; народом бессмысленным сбегаются слёзы к глазам моим по суху, аки по водам и, как взгляд на тебя стоят на своих двоих.

сказал я себе: ибо что небосвод говорит земле — старой деве, то и тебе твоя мать повторит, что ты — плод только отца твоего; и как ветер играет земле, и солнце жжёт его произведения, так маму твою оно бережёт на том свете, и отец твой поёт ей, как ангельский хор.

сказал я себе: ветер, как дети твои, обратила его в бегство земля твоя; истощи мою душу и тело, как стрелы свои и защити меня от них.

будут истощены тело моё и душа моя голодом; моим холодом будут опустошены они, как оба моих глаза; закрыл я глаза — и нет никого, кроме меня одного в доме отца моего, когда нет там отца самого — и открыл я глаза скорей; открыл я глаза — только матери нет — столько звёзд в глазах, сколько лет свет их идёт к земле.

извне душа моя будет губить тело моё на глазах моих; и голова моя, кружась, будет сеять в душе ужас; один мой глаз — юноша, другой — девица; труд лица моего делает из меня грудного младенца, труд души моей — покрытого сединой старца.

закрыл я глаза мои и открыл их, как гробы родителей; встали муж и жена и на своих двоих ушли от меня на глазах моих.

весна, осень, зима, лето вышли из глаз Бога, как из берегов; и разбежались родители от меня, как по воде круги, чтобы не возомнили глаза мои и не сказали: наша тоска, как звезда Рождественская, высока, Младенец растёт в нас со скоростью света.
ибо слёзы в глазах стоят, как народ и возле Младенца теряют рассудок; нет в слезах смысла.

о, если бы с Младенца глаз не сводили тело Его и душа в теле этом, как близкие люди (!)
как бы могла моя мать поломать тысячу своих жизней и вдвое больше отцу моему, если бы я не предал земле родителей моих, и Господь не отдал мне их (!)

ибо моя плоть — не защитник души моей от воскресших баб, мужиков; земля от мёртвых родителей мой защитник, когда я на этом свете, а они на том.

ибо одной крови тот и этот свет, как сестра и брат; одной крови, как виноград от виноградной лозы Содома и с полей Гоморры; глаза беса — ядовитые ягоды, слёзы его — горькие.

ибо тогда не разрушает сатана на этом свете сначала плоть мою, потом душу, как моей плоти крону, когда на том свете смешает он душу мою и плоть, как яд драконов и гибельную отраву аспидов.

не сокрыта ли эта цветущая ночь, Господи в гуще Твоего дня, как солнце тучное в светохранилищах (?)

солнцестояние, как на голове волос стояние, как стояние души моей перед матерью в теле её; колеблется от страха перед мамой тело моё, которое на волоске от гибели; скоро для мамы наступит уготованное для неё душой моей.

вот-вот перед лицом отца исполнится уготованное мне матерью, небо откроет глаза и закроет рот; глаза наполнятся звёздами, и невидим будет лик мой, как язык за зубами; ибо рука языка ослабела; мама не умерла, только спит, отца видит во сне.

разве отец накажет сына своего, как одна половина моей жизни половину другую (?) только мороз по коже сына, и звёзды горят, как боги; тогда отец скажет сыну: мама была твердыня, дала тебе одну жизнь, забрала другую; дни твои по земле, как звёзды по небу рассеялись.

скажет сатана мне: я не сею и не жну; оставь меня , как я оставил в пустыне родителей твоих; жир тела твоего — жир их жертв, кровь твоя — вино их возлияний; плодитесь и размножайтесь, ходите по головам друг друга; и как ни севера, ни юга, ни запада, ни востока, так ни зимы, ни лета, ни весны, ни осени не дам тебе; пусть восстанут родители твои и помогут тебе, пусть будут для тебя покровом (!)

скажет бес: ты — пустыня; восток, запад, север, юг, весна, осень, зима, лето — это я; и как нет у тебя родителей, так на земле нет дьявола, кроме меня; я умерщвляю и оживляю, я поражаю и я исцеляю, и никто не избавит от моей руки.

скажет Господь: как под землю Я сойду к мертвецам, так и в Царство небесное Я войду: руку Мою Я подъемлю, говорю: живу Я во век (!)

скажет бес: верну родителям твоим жизни, одну за одной, как мужу с женой детей, как волну за волной берегам, и ненавидящим меня воздам; Царство небесное сегодня — тут, завтра — там за ними идёт по пятам.

скажет бес: ты — пустыня; всё сильней солнце печёт, кровь дней убитых и ночей пленных течёт по твоим венам, и Рождественская звезда в Царство небесное входит, как вода в берега.

скажу маме: лицо твоё старше моих рук; веселись, как птица небесная над душой моей; на мне кровь моя, вооружённая до зубов; и, как женщина обнажённая в кругу рабов.

ОЛЕГ АСИНОВСКИЙ
на Середине мира.