|
На самом дне мусоропровода Молитва перед иконой Покрова Пресвятой Богородицы. Весна: стихи о любви. Завтра-сегодня: стихи 2010 г. Памяти Александра Лугина АЛЕКСЕЙ РАФИЕВВЕСНА
(стихи о любви) 1. Я растворяюсь. Господи, помоги… Только и хочется так, чтобы здесь и сейчас. Вдруг успокоились все, как один, враги — все, как один, в ужасе от Меча. Чаша и Посох, если ты сам — Ковчег. Красным драконом очерчены Небеса. А на пороге нежданчиком ©время Че» — самое время закрыть насовсем глаза. Дальше теплеет — я начинаю жить, я просыпаюсь и делаю первый шаг, и никакой он не вечный их вечный жид, и воскресает умершая душа, и ничего не надо — ни ад, ни рай ни в шалаше, ни вообще нигде. Я растворяюсь — я ухожу за край — в духе и истине, кольцами по воде. 2. Будет теплеть, и от сердца уйдет испуг — облокотись на посох левой рукой. Ты так легка, как тополиный пух, как перелЁтная птица над талой водой. Луч проскользнул — зайчик кинулся за лучом. Дециметровое счастье — одно на всех. Жизнь напролет мы думаем ни о чём, стоны и всхлипы пряча в кошмарный смех. Будет теплеть — с каждым днём, с каждым днём. Здравствуй, и больше ни слова, ни шепотка. Видишь, как я полыхнул для тебя огнём? — Серебряным вензелем на уголке платка. 3. Свечи по кругу, иконы и купола. Страсти такие, что человеку петля. Помнишь себя, когда ты уже была? Я, между прочим, не меньшая сука и тля. Ведь, если вдуматься, то человек — никто. Самый при этом значительный человек — тень человека, лежащая от и до. Как тебе наш превративший нас в комиксы век? Дети, конечно, даны, чтобы нас спасти. Глядя на них, понимаю, что я за чмо. Если вдруг что не так — ты меня прости. Я бы наплёл ещё, но облом плести, хоть и плетётся как будто бы всё само. 4. Мир, опечатанный по рукам и ногам календарём циферблата — секунды, года. И человечество, как Вавилонский гам. Город, в котором сходятся все города. Город, которым правит пришедший хам. Дальше — теплее. Осталось совсем чуть-чуть. Мир улыбается скорым приходом весны, и хорошо от припездей и причуд, и, как ребёнку, снятся добрые сны. Взрослый мирок, очарованный пустотой, так и остался с той стороны плиты. Не торопись, а просто застынь, постой — выпуклым образом, имя которому — ты. 5. Осознавая, не городи забор — не обноси им изгородь, до тебя вкопанную святыми — с тех самых пор, как мы очнулись от жалости, возлюбя ближнего в дальнем. В нашей шведской семье нечеловечески вывернутого нутра — можно встретить тоску по родной земле, и никакая бездонная яма, дыра не самоценна — всё здесь подчинено высшему смыслу неизреченной, одной, вечной надежды на вечное счастье, но следует помнить о доле своей земной. Сердце, конечно, оттает — и новых начал выбор коснется трепещущей в Боге души. Демоны в ужасе от моего Меча, данного мне Архангелом — чтоб я жил. 6. Что же… Живи и ты, позабыв про ад. Если захочешь — я подарю — возьми всю поднебесную — от Кордильер и Анд. Страшно представить, что значит — десять в восьми. Единство мужского, слитого с женским, с землёй. Каждое слово приобретает смысл — выжженное и удобренное золой. Ты понимаешь, что я пишу Вам, мисс? Мир столь огромен, мы так ничтожны в нём, что временами хотелось и мне умереть. Видишь, как я полыхнул для тебя огнём? Помни мой факел, когда станет грустно — впредь. В наших застенках непросто и нелегко нам, зачастую, спрятаться от себя. Небо разлито над нами, как молоко. Дышит легко родившая нас земля. 7. Звуки и отзвуки, запахи и касания. Кальки пунктирных линий наших путей вдоль периметра данного мироздания миру людей, забывших про мир идей. В этой дуальности, в этой видимой прочности материального чада и смрада лет — высшее, что нам доступно — в своей порочности не задохнуться под тяжестью звезд и планет. Помня, как догорают иные галактики, и медитируя на хвосты комет, не забывай, сестрица, о блудном братике, сжавшем цивилизацию вмиг в момент. 8. Я разрушал своим сердцем такие стены, что не выдерживал ни один кирпич — от корабля, увёзшего плач Елены, до Соломона со сводом псалмов и притч. Люди всегда смотрели с опаской и искоса — как бы чего не вышло себе в ущерб. Вот я и высадился у истоков Стикса ангелом киевских, псковских, тибетских пещер — еле доступно, но всё-таки осязаемо. Не торопись, дорогая моя, не спеши — в мире людей немного найдется займа, могущего покрыть нищету души. Тысячу раз подумай, малейшим сполохом, как фонарём, освещая свой узкий путь, скрытый от зрения непроницаемым пологом — вспомненного, о котором прошу — забудь. 9. Власти склоняются, передавая силу каждому из вернувшихся в детство нас. Я полюбил всем сердцем мою Россию, глядя в неё, как смотрят на иконостас. Лики и лица — черты восхождения. Нимбы сияют — святостью озарены. И ни малейшего, ни одного повреждения непоправимого нет для моей страны. Дерзостью всепрощения, искупившего братоубийственный омут кровавых жертв, я открываю в дальнем подобие ближнего, и начинается новый, иной сюжет. Всё ли по кругу? Кому-то оно, разумеется, будет кружиться, как млечная карусель. Ясное Солнышко просит тебя, красна девица — на облаках для меня постели постель. 10. Я обернусь облаками, лучами обласканный, перья свои разбросав, как пушистый снег. Всё здесь моё — ты своими красивыми глазками видишь ли дрожь этих нечеловеческих нег? Можно попробовать остановить меня, выколов на сердце кельтский орнамент ветхих узлов. Меж полюсов моей жизнью свобода двигала и привела туда, где бессильно зло. Хочешь — пари. Если хочешь — доверься течению мягких ветров первородного естества, не подчиненных ещё числовому значению времени, лёгшего мумией под пьедестал. 11. Не постареешь… Морщинки потом изгладятся — после того, как поднимешься от земли. Звёзды на душу твою, как вечернее платьице, лягут на выходе из шести, семи. В радуге, безусловно, есть притяжение. Ах, поднебесная клетка нашей тюрьмы! Только бы ты почувствовала моё жжение — самосожжение «я», чтоб воскресли мы. Сложно об этом — непостижимом, неведомом. Но умозрительно ты ведь совсем, как я — чувствуешь и созерцаешь бессмертие — это нам в равной мере дала отродясь земля. 12. Разница стёрта и в ритуальной вышивке — там, где даётся сила Бога словам — даже такому, как я, прохвосту и выжиге выпало, радость моя, не меньше, чем Вам — всякого и такого, о чём не думалось и от чего мурашки до тошноты. В мир этот окаянный не ветром вдуло нас. Если мы встретились — значит, хотела ты. 13. Ни поцелуи, ни трепетные касания нам не заменят вечного счастья быть в царских коронах венцом всего мироздания, вырвавшимся живым из могильных плит. Все эти наши лживые притязания так и останутся, так и остались там, где мы ещё не достойны венца мироздания. Мир, поделённый на кавалеров и дам, нас разделил, разорвав себя в брызги, вдребезги расколотив опечатанный свой удел ленинцев, отказавшихся жить по-ленински — в затхлых темницах забывших о Боге тел. 14. Видишь? — дорога. Просто по ней иди. Не оборачиваясь, покидай Содом. И ничего не бойся — там, впереди мир и счастливые вечные дети. Ом. Я тебя жду, потому что я здесь уже. Время бессильно — времени больше нет. Солнце с Луной в обнимку и свет в душе — на покрывале галактик, в мире планет — там — за пределами всех магнитных лучей — там, где так дышится — хоть не живи совсем — там, где я всюду и никогда ничей — древнее чудище. Я тебя просто съем. Господи Боже мой, убереги меня от самого себя и всего, что не Ты. Видишь, как я полыхнул языком огня, лишь прикоснувшись к хранилищам темноты? 15. Лишь шестикрылые вхожи за эту дверь. Не горячись и не думай, что ты одна. Я, как и каждый, и человек, и зверь. Ты, между прочим, тоже насквозь видна. Самоуверенность, позы, гордость, ах-ах… А если составлю наговор до детей? — волей-неволей подумаешь, что ведьмак. И неизбежно всыплешь себе плетей. Древние идолы смотрят с картонных стен, перед глазами крутится веретено. Я человек — пепел, прах и тлен — червь, которому столько всего дано. Между бунтующей плоти, тугих жгутов и ледяной купели с живой Водой — мы воскресаем, и каждый из нас готов с вечностью слиться — незыблемой и святой. * и улетел, и с той стороны нутра — в многих парсеках — точкой в точках Земля. чёрная-чёрная, сверхмассивная, ядерная дыра. пора на ограде позолотить вензеля. дальше? американские горки? Хватит — уволь, но пусть всё будет так, как надо Тебе. фугами Баха разносится волчий вой. как же красиво в ядерной этой зиме. матрица? Троица? Троица! Бог — Один. солнышко греет полюс под толщей льдин. * Под парусом на бригантине, в обнимку с Грином. Солнце, барашки волн, мир и покой. Дорогой проституткой по барским рабочим перинам — бесконечная шлюха, слившаяся с рекой. И никак от неё, и ничто не способно отмерить ровно столько, чтобы закончилось и началось. Уходя — уходи. У Содома с Гоморрой смерти хватит на семерых — и подправить земную ось. Боже мой, помоги, видя всё это, как на ладони, не проклясть ни себя, никого-никого, ни Тебя. Не держи нас, Отец, слишком долго в Твоём Авадоне и помилуй нас грешных, давно забывших себя. АЛЕКСЕЙ РАФИЕВ
на СЕРЕДИНЕ МИРА На самом дне мусоропровода На краю земли. Молитва перед иконой Покрова Пресвятой Богородицы Весна: стихи о любви. Завтра-сегодня: стихи 2010 г. Памяти Александра Лугина бегущие волны на середине мира город золотой новое столетие СПб Москва корни и ветви  |