|
на середине мира алфавит станция АЛЕКСАНДР РЫТОВ
Александр Григорьевич Рытов (род. 29 февраля 1964, Москва) — русский поэт,
переводчик с греческого и английского языков.
Публиковался в журналах «Воздух», «Вестник Европы», «Арион», на портале «Лиterraтура», сайтах «Полутона», «Середина мира» и других изданиях. В 2013 году в переводах Александра Рытова была издана крупнейшая на сегодняшний день антология современной греческой поэзии «Балканский аккордеон», куда вошло 340 стихотворений 55 греческих поэтов XX—XXI веков. В декабре 2017 года Александр вместе с Олегом Филипповым и Андреем Сен-Сеньковым выпустил книгу переводов стихов англо-американского поэта Келли Гровьера "Бабочка в Британском Музее". РАЗГОВОР ЧЕРЕЗ ВОДУстихотворения 2017 *** Матросы в белых бушлатах не пускали в столицу ночь. Их пули метко дробили мглу. Бойцы в решето превращали осень из пулеметов Максим и винтовок Мосина, рыли в тыл темноте подкоп под белые вспышки холодных взрывов, внутри окуляров и объективов из окопа бежали в другой окоп. Дрожали цепи, дрожали шпалы, старики ворочались до зари. К утру сражение затихало матросы возвращались на корабли. Пробы Взяты темных материй пробы. Теперь бы их донести до света. Но мглы безотказные турникеты блокируют в офисах небоскреба все неопознанные силуэты. Всю ночь... Всю ночь листаю страницы хроник раскулачивания в Техасе, фермеров лишают земли, коров, овец, все ближе непознанный голод. Ведь дальше родина или смерть, начало или конец... Фермеры пашут и в зной и в холод, фермеры пашут и в холод и в зной, серп дни и ночи свистит, как молот, чтоб прокормить трудовой Детройт, чтоб прокормить Вашингтон рабочий. *** Вечно девственные чистые рыбы пересекают акватории грешные, унося на искрящихся спинах все, что можно спасти. Прибрежные дома затихли, кровати отодвинуты от окна, в подушках вода дождевая и темень, в подушках неразбавленная глубина, сон разложившийся, на колени встали люди и привидения. Рыбы девственные... Дно... Луна... Океан Океан плывет, превращается в облака, приближается к тихим домикам на развилке сельских дорог исторической середины неизвестной, но очень большой равнины где-то в Южной Америке на границе двух агрессивных стран. Океан пропитывает солью травы, растворяет небо, усыпляет его наркозом. Небо раскручивается бoбиной с намотанным, как на шее, тросом, дрожит щеками, надутыми шумным ветром. Вода повсюду, мячи и гетры наполнены крепким густым озоном. Океан проникает легко в мир бедных, в их обесточенные кварталы, на их футбольные стадионы. Перед катаклизмом 1. Ни отшельников, ни муравьев, лишь семена подсолнуха и опилки. Санитары прислонили к стволу носилки, спеша на чей-то последний зов. Вода, похожая на желе, вниз не сбегает на майском склоне. Эпоха кончилась на земле. Застыли реки, ветра и кони. 2. Кабели Национальной Электростанции переплелись под землею с корнями сосен. Электричество в низину поступает, черпая силу из недр забвения. Город безумен стал и несносен. К нему подбирается землетрясение. *** Я в чужую свесился темноту, и чужая съедала меня память. Я терял тепло, у меня во рту леденцы никак не могли растаять. *** Ветер всю ночь бушевал у кромки сильной греческой буквы Ро, бился лысой башкой в окно, превращаясь то в броненосец Потемкин, то в перевернутое ведро. Дом дрожал, как говяжий студень, змеи по трубам стремились вверх. Спали химеры больших орудий под гулкий шепот и тихий смех. Все разбились давно на пары. Свет расколотый на куски. День пополнил резервуары влажной темени и тоски. *** Мне приснилось, что Фернандо Магеллан говорит со мной, говорит. Потом замолкает. Мы плывем, слушаем воду и ветер. Вдруг я прерываю молчание, дерзко спрашиваю Магеллана: Вы довольны жизнью своей и собой? Эхом волны разбившейся о камень он отвечает мне: чем земля сговорчивей и круглее, тем счастливей я, тем счастливей. А потом были рваные тучи, расчлененные тени, сон в эпилоге был слишком нервным. *** Утром птицы и самолеты проверяют сохранность неба после долгой ночной грозы. Внизу старый фордовский грузовик включает омытые ливнем фары, разгоняются тяжелые башенные часы, уменьшаются сердечные интервалы. И тогда мир детских кроваток сменяется миром больших колес, рушатся книжные полки, превращаются в пыль дневники и даты. Как правило, после таких многодневных гроз мы встречаем родственников из двадцатых. *** Сегодня в воздухе нет проблем. Разговор через воду, через стекло, разговор всю ночь непонятно с кем. Черная рыба, ее тепло раз в неделю рождает шторм, рождает яркий пустой вольфрам. Наступает смятение, а потом, рыбе сверху спускают корм, как обычно по четвергам. Под весом моря Под весом моря уже три года. Какое счастье звонить оттуда домой сквозь шип рубинового телефона, сидя весь вечер с совершенно мне не знакомым в трюме наперекор болезни кессонной и сквозь надрывные ординаторские кричать в эфире, что я не умер, что там, в сердце династии Нептунидов движутся психоделические раки и пауки, сухие и мокрые, живые и мертвые, медленные и тяжелые... Сквозь сморщенные глубины кладбищенских ахов-охов, сообщаю родственникам и любимым, что все по сути не так уж плохо. АЛЕКСАНДР РЫТОВ
На Середине Мира Разговор через воду. Стихотворения Скит Дроводелов. Стихотворения. Случайно выжившие фигуры. Стихотворения Лето закончилось. Проза. Из Яниса Варвериса. Переводы. имноготочие на середине мира город золотой новое столетие спб москва корни и ветви |