на середине мира
вера-надежда-любовь
новое столетие
город золотой
корни и ветви
многоточие



Венецианский квинтет.

Крымское: первые буквы.

Альфа и омега

Сербское кладбище в Либертивилле

Первоснежье: стихи 1994 — 2006

Избранные стихотворения 2018 и 2019 гг.
ИГОРЬ ВИШНЕВЕЦКИЙ



Крымское: первые буквы
(Азбука-Земля)



АЗБУКА этой земли
             сложена из
дыханья глубокого моря, потухших вулканов,
шелеста буковых и можжевеловых рощ.

Когда я очнусь от всечасного морока зренья,
со слуха спадёт пелена,
я тоже сложусь в пестрокрылую яркую букву,
усиками развернувшись на жаркий восток, —

в БАБОЧКУ БАХЧИСАРАЯ с персидско-арабской
вязью пыльцы,
            но с рисунком зубцов, полукружий
крымско-татарским —
            в ту, что поверх девяти
плачущих лотосов вырезанного фонтана
            пляшет и дальше скользит —

в пыльном ВОЗДУХЕ степи —

через ГОРЫ,
            в каких высекали пещеры ГРЕКИ и ГОТЫ,
хвалы вознося Богородице —
под её омофором
звёздного неба

            простор высветляется в ДЕНЬ, —
на юго-запад, подальше от зноя,
через отлогие чащи, вослед за сарматским
оленем, сбегающим к яркой воде.

Там ЕВПАТОРИЯ, белая в йодистой сини, —
            город, где в детстве купался в рапановых водах,
ездил на пляж на трофейных немецких трамваях,
            после часами валялся в просторной гостиной
съёмной квартиры, весь обожжённый до жара
            щупальцами слизевидных медуз-корнеротов —
как ненавидел я этих прозрачных существ! —

Как там блестел потолок, изрисованный солнцем!
            Бабушка, помню, молчала, лишь байки хозяев
о миновавшей — для них лишь недавно — войне,
            вечные байки, какие я слышал всё детство,
про оккупацию, страхи, нелепости, юг —
            спать не давали.
                                         Каким теперь эхом
вспомнились мне б среди призраков Киркенетиды,
            в южном углу превращаемой в морок державы
байки про наш затянувшийся собственный плен?

ЖИЗНЬ, замкнутая в кокон сна,
исчерченная письменами,
качается, заключена
в молитве, что словами

и мысленно творим
о родине свободной,
и доверяем им,
словам, — что соприродно

не сказанным, внутри
крепчающим порывам
на первый свет зари —
им, пламенноречивым

и лёгким; им — из пут
свиваемого праха,
поправшим плен минут,
во весь простор замаха

раскрывшимся в любой
из рощ, что зыблют склоны,
в хвоистый вал — солёной
ударившим волной.

Здесь та ЗЕМЛЯ, грядущему чиста,
где русское преобразилось слово,
где Пушкина оставила тщета
и воспарило зренье Муравьёва

чешуекрылым с мягкого листа
сквозь ветер солнца, как порыв сплошного
сознания, из узкого скита,
столпом огня — опора и основа

тому, что в помутненье охряном
готовится для нового усилья
собою быть, всё взяв и сохранив,
и вот дожди становятся вином,
трепещут гробных кипарисов крылья
и смыслом высветляется прорыв.

13-14 декабря 2008. Москва.





Над свежей могилой


Свет, ослепительный свет
ударяет в мембраны зрения.
Труба возглашает завет
смерти и воскресения.

Его по вязи огня
уже повторяют хоры и
хоры существ, которые,
лёгким доспехом звеня,

встречают тебя, отец,
как в детстве — в цветном пределе,
узами тела в теле
не связанного, наконец.

«Бури жизни миновали,
страдания земные окончены,
бессильны враги с их злобою,
но сильна любовь, избавляющая от вечного мрака и спасающая всех,
о ком возносится Тебе дерзновенная песнь: Аллилуиа
».


Хвала Тебе, создавший утробу и своды дыханья.
Хвала Тебе, расцветивший всем спектром лучения радуг,
            превращающий в пар кроветворную соль Океана.
Хвала Тебе, сливший всех нас в единое мощное сердце,
            солнечным языком ударяющее в звонкий купол,
            в колокол мира гигантским протуберанцем,
            гуд его отдаётся в планетных орбитах,
            остро рисуется в письменах Зодиака,
            и лучистым пунктиром двух эллипсоид
            нам обещает свершение метаморфозы.
Верим, бесхозное тело, что дышит личинкой
в братской земли перегное, — выпорхнет в пламя.

«Веруем, что недолгой будет разлука наша.
Мы хороним тебя, как на ниве зерно,
ты произрастаешь в иной стране».


Ты, папа, любил формулы и разъясненья.
Брат положил тебе в гроб любимую ручку.
Если не станешь прерывистым пением солнца,
шелестом в ветре весны, расправляющей парус,
будет тогда чем записывать на иномирной
ломкой бумаге тебе иероглифы ритмов
жизни и смерти — теперь-то вполне очевидных.

В щёлочку только и видно нам, в почву укрывшим
сердце твоё, твои кости и ткани — замкнувшее сгустком
впавшее в некробиоз превращение воли;
в щёлочку только — нам, страшный посев совершившим.
Но прорастёт сильный колос, услышим твой голос,
в омоложении волос чело увенчает:
там, где уже шевелятся единые судьбы
в зримом бессмертии дня, в волнолучии света.

«...Какой благодатный переход в мир Духа,
какое созерцание новых неведомых миру земному вещей и небесных красот,
душа возвращается в отечество своё,
где светлое солнце,
правда Божия просвещает поющих: Аллилуиа».


Се опаляющий жар —
            многоколёсный огонь:
солнечный диск сквозь ладонь
            просвечивает, она
разомкнута, чтобы в дар
            принять всего спектра лучи,
раскаляясь в печи
            воздушной, состав волокна
меняя, — теперь само
            испускает жар и творит
пенье планетных орбит
            эхом первоогня,
и солнцебуквой клеймо —
            нет, не клеймо, а глаз
глядит, не моргая, на нас
            с ладони всесветного дня.

10-13 апреля 2009. Ростов-на-Дону


ИГОРЬ ВИШНЕВЕЦКИЙ
на СЕРЕДИНЕ МИРА

Венецианский квинтет.

Крымское: первые буквы.

Альфа и омега

Сербское кладбище в Либертивилле

Первоснежье: стихи 1994 — 2006

Избранные стихотворения 2018 и 2019 гг.










на середине мира
вера-надежда-любовь
новое столетие
город золотой
корни и ветви
многоточие


Hosted by uCoz