на середине мира
алфавит
спб
москва
новое столетие
Андрей Тавров
ответ фаусту.: стихи 80-х годов.
альба: стихи 80-х годов.
зима ахашвероша: из книги.
из часослова ахашвероша
свет в каждом разломе
из цикла "данте"
"Эль": поэма
АНДРЕЙ ТАВРОВ
ИЗ ЦИКЛА "ДАНТЕ"
ЛУНА
1
Свет, уплотняясь, складывается в губы, Эрата, вот
на них уже танк растет, вот белое плечо.
Не надо фраз — по скорлупке понятно яйцо,
по свисту ветра в глазницах — маска из гипса:
что за бог в ней сокрыт или ушел,
светом стал, не схваченным формой.
Лиса на снежном холме.
Что выдавливает створка раковины, устрицы —
не свет ли? Створка над глазом,
веко в черных лучах? Как пружина пресса.
Черный виноград остается, отжимки, косточки.
Толща вина над могилой солдата или собаки.
Лиса на снежном холме.
В тиши дирижабль стоит в Луне.
Изменился ль ты, Генрих? Все ль с тобой
Марго с белой шеей? Рощи твои?
Как и там, они здесь. Как и там, здесь их нет.
Но здесь это видишь.
Не иллюзия ты — ее причина.
Лучи доносят пыль героев, мягкие ткани,
семена вещей.
Кратеры в жидком стекле глаза в которых
стоит Солнце.
Восхитись движеньем песка, не его остановкой.
Марго это луч через пальцы,
корпускулы, огненные черепахи.
Белые цапли зачинают, глядя друг на друга
немигающим взором,
существо по имени Лэй — само от себя.
Сороки откладывают яйцы, рыбы мечут икру,
все совершается через мельчайшие метаморфозы,
слишком долго я не понимал,
что такое быть другом перемен в мире,
говорит Кун-цзы
Последнее уйдет как лайнер да вот и ушло Генрих
Воодрузи алтарь ни на чем! В нигде насади рощу!
Будь бережен к смерти своей, как к деве,
стой без земли.
Луч-черепаха ползет по черепа склону.
Артемида бела как перчатки официанта.
Это не высказать — свет Луны.
Ветер в соснах. Озеро. Кто там
лежит на склоне, откинув мундир.
В купальных штанишках, голубом верхе
— вокруг обручи волн.
В воде это видно, в воздухе реже:
расходящиеся волны, что собирают нас воедино —
белокурые волосы, губу с трещинкой,
синие глаза.
2
Разве вещи остались
Монна Биче плывет в ладье по живому александриту
а ветер как в соснах мундир валяется рядом.
Разве не ушли вослед за богами?
живая словно медуза плоть между слов
Медуза делится, умножает себя, срослись вещь и слизь
врастают новые петухи в Себастьяна,
тюрьмы, порты, атлеты в допинге
себастьян разросся до мира, Христос до Фомы
Луна есть Луна есть Генрих живая масса света
как ласты морского льва шлепают, вживляя цирк
и снег в южном городе
мясо висящее на тусклом крюке
раздавленная шелковица на асфальте
Паук бежит по доске — выше головы колени
4 желтых с яблони падают в ветре
Леонардо вглядывается в сухую вещь
как в двухстволку
боги ушли нимбы не уходили
у каждой снежинки свое место в мире
喜, 怒, 哀, 乐 радость гнев наслажденье печаль —
строители вещей.
Но ведь темная сирень в лунном свете!
но ведь глаза как падаешь в бездонный термос
в тусклый уголь сирени, размазанной по стеклу
холодно и навсегда. Пой же Урания, пой!
Каждую пядь, что увидел, я кровью наполню!
Бык не брат ли Медузе?
Поступок, адекватный вечности, —
вот вызов, бык говорит.
красная нить разматывает тебя пока идешь
В подводной лодке твое сердце бьется
глубоко где расплющен
скат
бык — кулак с твоей головой внутри:
усильем струны ты стянул эту лиру —
жилы от темени до сокрушенной пяты.
глотай же сердце свое ты так летишь
Нога ее задрана, голова под коленом, сухой вихрь
Плач идет из центра земли
любое место есть центр вселенной — мышь, роза, моча,
только вдохнуть и меж вдохом и выдохом
услышать как падает снег
сердце — источник существования живого
и неживого,
сердце движется — возникают вещи,
если пусто — вещи пусты. Когда нет в нем плохого
или хорошего —
становятся самими собой.
У меня было достаточно лунного света,
говорит Рионен перед смертью.
Снегирь на ветке
помет на снегу
3
Бык, а не слово, не знак, не остальное.
Сам себе гексаграмма, наростившая плоть вибрация,
имя в мышцах и холке.
Закопченый, огромный. Бык в бытии, бык — бытие.
Черные мышцы, золотой глаз, ноздря.
Ни на чем.
Бык не есть бык не есть бык не есть бык
— дело сердца без слов
Рогами расходится в человека.
Ноздрей в звезду. Фаллосом в море.
Все же застегнут формой как нога чулком.
Втягивает вес и имя в себя как гиря.
Как пятка — землю.
Бык и снежинка. — Все, что осталось после Метаморфозы.
Поля ушли, океаны, тоннели, пахнущие дерьмом и креозотом,
«Едоки картофеля» ушли, стали огнем, огонь ушел.
Вода и земля, дерево и металл. Сраженья в альковах, боинги.
Матери ушли, заливы.
Бык и снежинка.
Не с чем сравнить. Он ее больше. Она бела.
Она есть снежинка, снежинка, есть круг с рогами.
Белая как лицо. Прыжок в обруч без обруча. Расширена в никуда.
Бодает быка. Она не огурец, не демон,
не фикция, не швейная машинка, не черный шар.
Бык не черный шар, не трава. Бык — бык.
Его кости внутри слажены, как она —
белые: снежинка позвонка, снежинка позвонка.
Бык больше шара в нем, меньше квадрата.
Сердце выбрасывает его из себя,
как лопата землю из ямы, оно тоже бык.
Снежинка висит над быком.
Тает но не исчезла. Бык тоже тает.
Но удерживает себя как авоська черный картофель.
Бугрится, выпадает, вставляет, возвращает в себя.
Бык росток быка, сгусток быка, бык быка.
У снежинки нет сердца, но есть рога, есть глаз.
Нет черного. Она легка легка.
Она то что осталось от кого-то
от кого больше
ничего не осталось. Имена ушли, за ними события,
Словно вода стекает с подводной лодки без лодки
и без воды.
Только бык и снежинка. Черный и зависшая.
Картофель и хлопок одной ладони.
АНДРЕЙ ТАВРОВ
на Середине мира.
Ответ Фаусту.: стихи 80-х годов.
Альба: стихи 80-х гг.
Зима Ахашвероша: из книги.
Из Часослова Ахашвероша
Свет в каждом разломе
О поэзии ЧНБ.
О книге Вадима Месяца
из цикла "данте"
"Эль": поэма
алфавит
станция
многоточие
на середине мира
новое столетие
город золотой
|