на середине мира алфавит станция новое столетие москва СПб Александр Пивинский
Вместо мёда Вторая смерть В ожидании времен годо АЛЕКСАНДР ПИВИНСКИЙВМЕСТО МЁДА
*** Встретимся взглядами в зеркале заднего вида… Лужи окрасит пыльца. Помнишь прогулки по берегу острова Лидо В сумерках цвета свинца? Помнишь Сан Марко, где время от крыльев крошится На компоненты стекла? Хлеб и тепло убивают свободу, но птицы Хлеба хотят и тепла. Так же и мы — драгоценный Грааль свой отдали Ради банальных вещей. Помнишь, как жадно топила монетки в канале Девушка в жёлтом плаще… без препинания дети выросли из крохотных цветков перестроечными шустрыми врагами им за вредность выдавали молоко порнозвёзды с удлинёнными ногами возвратился из круиза бумеранг инквизиторским судом и гильотиной что ж вы граждане не крикните ура из болот и нор поросших паутиной интернет-кафе мышиная возня спор в эфире паровозного сигнала что ж вы граждане забыли про меня передёргивая ночью одеяло я обижусь запишусь в большевики несогласным маршам пусть меня научат там Шекспир идёт шаги его легки как ударивший под дых несчастный случай и взаимно продолжается война мародёрством дедовщиной без отсрочки отдохнувшего Шекспира не догнать ни в ландо? ни на четырнадцатой строчке *** Я состою из мела и воды И потому однажды стану снегом И буду падать с расстоянья неба Несмело на увядшие сады. И почерневших веточек излом Очертится моим прикосновеньем, И женщина с младенцем на коленях Засмотрится в оконное стекло, Муаром занавесок заслоня Всё лишнее, мешающее взгляду, Она услышит сердце где-то рядом И на ветвях почувствует меня. *** я наконец-то стал называть вещи своими именами, а тебе кажется, что это метафоры *** Возможно, здесь конец пути, Не обозначенный кордоном: Линялых листьев конфетти И антрацит ночей бездонных. Как мертвецы молчат дубы В покрытых ржавчиной костюмах, Несёт голландец в тихих трюмах Всё то, что я хотел забыть: Торговый ряд твоих имён, Улыбок толстые журналы, Вечерних век и глаз неон, Артерий реки и каналы, Впадающие в океан Прикосновений наших крыльев — Мы столько островов закрыли И стёрли суверенных стран… Ты в каждом облике права Как прокурор зеркал, как осень Я все конверты разорвал, Но ветер новые приносит — Из фиордов из прибрежных дюн Ты повторяешь: жизнь прекрасна, Как юный Блок на стенке класса, Всегда бледнеющий к дождю, И возвращения урок Мне преподносят расстоянья, С тобой мы сцеплены в замок Волной границы инь и яня, Потерян ключ, молчит рояль, Лишь отражения играют, Я растворён в тебе до края, А тот, что в зеркале — не я. *** разбуженный щебетом птиц мой малыш пожёвывает губами и смотрит на меня так будто мы только что разговаривали хотя сейчас в словарном запасе у него всего два слова а у меня одно люблю *** Люблю рассвета розовые трещины, Когда толпа сжимает нас в объятьях, Когда самодостаточные женщины Спешат к своим бухгалтерским занятьям, Когда эвклидово пространство города, Расплющивают рокотом машины, Когда, как в песне, холодок за воротом Несут самовлюблённые мужчины. *** В промежутке между сном и совестью Стук часов особенно заметен. Под подушку складываю повести, Забывая лица на рассвете. Слишком долго увлекался мифами, Слишком мало сделать мог руками, И в труде стахановски-сизифовом Я как раз и есть упрямый камень. И когда стою над этой бездною, Понимаю: пропасть — не снаружи. Отмирают клетки бесполезного Вещества перед осенней стужей; Пламя клёнов дьявольски обманчиво Бередит покой нагретых комнат. Помнишь, я серебряным был мальчиком? Впрочем, я и сам уже не помню. И пугает форма безвозвратности И несовершенный вид глагола, Оттого и множу неприятности Разведённым в лужах алкоголем. Мне давно смертельно нездоровится: Сели батарейки от удушья. Словно пауза, сыгранная Горовицем, Тишина закладывает уши. И теперь, когда уже не встретимся — Всё равно, кто прав, а кто обижен. Небеса всё вертятся и вертятся, И вода забвения всё ближе. *** В окружающей нас по соседству природе Есть лягушки и черви — не ясно зачем, Почему-то лиса на торфяниках бродит, А за нею охотник с ружьём на плече. Все друг другом питаются, плоть поедают, Расщепляют молекулы жирных кислот, Непонятный охотник в лисицу стреляет, Происходит осечка — лисе повезло, Но охотника ждёт дорогая невеста Или просто любовница или жена — У неё на пальто приготовлено место, Где лисы неподстреленной шкура нужна; Закипает скандал на повышенных нервах, Непонятный охотник стреляет в себя, Под торфяной землёй в нём заводятся черви, И лягушки червей поедают любя, И лягушек любя поедает лисица — Так угодно зоологам, чёрту, судьбе: Если частью природы случилось родиться, Значит ты для кого-то — любимый обед. ДВА УДАВА Что-то пишем, держим сколько-то в уме: Шесть мартышек, тридцать восемь попугаев… Выйти в город — это маленькая смерть — Два удава — на сегодня не пугают. Остановимся у первого ларька, Постучимся, словно там-то нас и ждали. Всё расплывчато, и после сорока Жизнь темна, как отражение в рояле. Ироничен мироздания оскал — Льёт дождями с кислотой, наверно, серной, И Набоков с точки зренья мотылька — Апокалипсис медлительный, но верный ВМЕСТО МЁДА когда нет бога кроме бога мёртвый ницше не в состоянье объяснить тебе причины существованья комаров и матерщины инфляции и несваренья пищи кто в наилучшем из миров пушист и розов да кто угодно только сам себе не мера когда нет бога одуванчик пахнет серой и чай имеет привкус передоза и ты случайно вместо мёда выпьешь яда в садовом кресле под орешником задремлешь и ощутишь как время падает на землю то яблоком то тихим виноградом *** с точки зрения птиц мы скоты я и ты просто груды бессмысленной силы вместо крошек глотаем куски и зачем-то вкуснейших червей искупать на крючке в тихих водах реки норовим и не ищем в траве семена строим гнёзда бетонные вместо того чтобы жить где теплей что такое война им совсем непонятно наверно сладкий стрёкот японского зеро жужжание аэрокобры и звук циркулярной пилы одинаково невыносимы что такое быть добрым и злым с точки зрения птиц хиросимы? *** не плачь девочка может быть завтра он позвонит всё проходит серые дни… чёрные дни… как только любовь остынет стихнет тоска и пусть жизнь пустыня зато для каждого в ней найдётся щедрая горсть часового песка хорошо если не на дне высохшего колодца как в пьесе небезызвестного драматурга че где сестра повторяет под звуки оркестра милые сёстры надо жить… надо жить… правда я уже не помню зачем ПРЕДЧУВСИВИЕ ПОЭЗИИ желанье тишины в стекле из Йены почти покой бродячий ветер словно жемчуга ловец нагой и дальше некуда белеть цветам а ля Бодлер не утолить в два счёта голод как обычно и место женщине не уступить ни женщины тебе, ни места неведомый язык трагически красив санскрит… латынь… фарси… и воздух-воздух н е с р а в н е н н ы й АЛЕКСАНДР ПИВИНСКИЙ
на Середине Мира. Вместо мёда Вторая смерть В ожидании времен годо |