|
на середине мира алфавит станция новое столетие москва СПб АНАТОЛИЙ ГОЛОВАТЕНКО«Родился в 1959 г. в Москве, где и обитаю. Издал некоторое количество книг
и до неприличия много статей — про историю, историософию, филологию, не оставляя вниманием и
смежные дисциплины. В Москве и в Нижнем Новгороде были отпечатаны маленькими тиражами семь
сборников стихов и мелкой прозы (один — совместно с Яной Юзвак, очень интересной, на мой взгляд,
московской поэтессой). Фрагменты одного из них («Обиняки», Нижний Новгород, 2006)
я предлагаю Вашему вниманию. Две другие подборки — из ещё не опубликованных, хотя и подготовленных
к печати книг. Бог даст, выйдут в следующем году. Мои стихи и проза публиковались также в самиздате (в очень давние времена), в Интернете —
в «Периферии» Сергея Ташевского, в «Кастоправде», на сайте
безвременно умершего Анатолия Яковлева».
ИЗ СБОРНИКА «ОБИНЯКИ» ЛЕСНАЯ ТЕОЛОГИЯ «Я из лесу вышел...» Николай Некрасов «Он больше не покидал леса». Герман Гессе Сансара — маятник, совсем не колесо. Кто в лес, кто по воду, кто просто ищет вёдра. Но всякий пыжится казаться бодрым На тропах в глубине тропических лесов. Нирвана — гулкий шар? Слиянье голосов, Чьё эхо спит, чей силуэт разодран? В бразильской сельве, в бессарабских кодрах Мир горд лесозащитной полосой. Лес тщится наломать как можно больше дров. Мир чутко ловит ритм восточного базара. Дом ограждён, глубок надёжный ров, И длятся сто веков пиры у Валтасара. Кто выбирает путь, кто обретает кров. Нирвана — лишь привал. Затем — опять сансара. Сентябрь 2005 г. НЕПРИМЕТНЫЕ РОССТАНИ *** Я.Ю. Ты стояла, тревожно-опасливо, В очереди на исповедь. Мир возвёл невзначай напраслину. Бог улыбнулся исподволь. Еве — печаль Адамова, Женщине — радость прощальная: Во исполнение данного Некогда обещания. Слово, некстати пропетое, Чаша, случайно пролитая… Не оградишься обетами — Лучше уж тихой молитвою. Лучше уж холить и пестовать Слово, что вдруг обнадёжило В самых банальных бедствиях. Ладно, вновь станем прохожими И молчаливою поступью Или скользящей украдкою Выйдем к ближайшим росстаням. Исповедь будет краткою. *** Замерла стоп-кадром эстафета — Весть ещё не поздно передать. Перекрёсток нескольких Заветов, Комментариев и ссылок череда... Покоробился-потрескался пергамент, Реставратор хмур, невесел богослов. Возлюбите — станете врагами, Проповедуйте — освойте ремесло. Экзегетика — унылая растрата Снов, прозрений, рукописей, сил. Там, за поворотом, обретёте брата, Но сойдёте с праведной стези В путаницу стайерских дистанций, В спринтерский поспех, в корявый кросс. Треснул занавес, раскрылся панцирь — Вестью мир испуганно прирос. *** Петлять и виться — свойство верных троп, Разниться и дразнить — пристрастие развилок. Нерасторопный путник ищет хронотоп. Напрасно напрямки дорога норовила. Капризно прячется искомый аноним. Манерно имя. Вычурное место Мешает времени склоняться перед ним В естественном и долгом темпе presto. Постыдно семенить, когда не завершён Предписанный и неизбежный поиск. Паломник поправляет капюшон, О выборе пути совсем не беспокоясь. Не по пути — так значит, по плечу. Паломник теребит растрёпанные чётки, Прощая путеводному лучу Преступную медлительность походки. По вере и успех. Упорный пешеход В беззвёздном небе выискал приметы: Направил путь безвестный доброхот, Придумав безымянную комету. Комете — помавать раздрызганным хвостом, Тропе — плутать, паломнику — молиться. С иконы смотрит грустный Хризостом На наши заблудившиеся лица. Декабрь 2005 г. ПАЛОМНИЧЕСТВО ЗА КУЛИСЫ *** Путешествовать на коленях занимательно только по снам — безо всякого соизволенья. Ночь не столько нежна, сколь грустна. Для паломника покаянье — лучший способ в пути согрешить, и молитвою обезьяньей побираться, копить гроши на пристойную случаю свечку и, конечно же, на кочергу. Вдруг проглянет привычная вечность сквозь губительную пургу? Кочерга пригодится — в кострище ворошить сновидений хлам. По ночам только леший рыщет, чтоб деревья ломать пополам. Путник вмиг соберёт поленья, разожжёт и свечу, и костёр. Ночью — душный кошмар: на коленях постигать надоевший простор, но простёр уже Кто-то ладони: «Пробудись и, как можешь, восславь!» Чем падение в сон бездонней, тем безмернее станет явь. *** Явлено не раз, но, недоверчивы, прячемся за зыбкостью кулис. Слишком много тут всего наверчено, и не зря ль спектаклем увлеклись? Ясно сказано, но слишком громко. И гадаем: где тут механизм? Ну а вдруг случайная поломка сбросит вниз какой-нибудь карниз? Всё проверено, но мнится шаткой сцена. И суфлёр притих. Ну а если в пьесе опечатки и пропущен самый главный стих? *** Опять в пути комедианты. Уж полдороги позади. Зажав подмышкой томик Данте, на козлах Режиссёр сидит. Лишь Книга первая? Вполне похоже. Терцины внятны только по утрам. А в сумрачном лесу — почти одно и то же: бродячий цирк или походный храм. *** Вельзевул поставил водевиль, Люцифер, умелый осветитель, яркостью софитов удивил. Автора на сцену позовите! Сентябрь 2005 г. МЕЖДУ. ПРОЧИМ *** Был разговор — всегда пустопорожен. И голос был — обычливо безглас. Но прозвучал — и обозначил лаз, Хоть на поверхности остался, осторожен. Молчанье было — не вполне по-Божьи. Был свет — чуть тёмен. И впилась В светильник карей выспренностью глаз Та, что приметила: уже своё он прожил. Был огорожен самый зыбкий пляс Ладонями, хлеставшими по роже. Не клясться здесь… Раз свят, то недотрожен. Не верить ритму (что свистеть под кожей). Не стоит каяться — там выйдет всё дороже. Мир в танго скружится, на танец обозлясь. *** Пророчество — всего лишь текст без темы. Пророка вечно прочат в главари, Но проще всё: восстань и отвори Три двери, что замками вемы. Вопрос незаданный: а полно, те мы, Кого непрошено запишут в словари? Ответить нечем? Просто говори. Слова составятся из происков фонемы. Слова услышатся — пускай под лязг вериг. Пускай пока что нищи мы и немы… Не плачь, а просто в губы звук бери. Когда не можется — присядь и покури. Кори, пеняй, пинай, подписывайся Nemo — И главное: в предвечный час соври. Март 2006 г. РАМКИ РЕМЕСЛА *** Знамёнщик и Каменщик тихо пройдут, И Плотник разгладит им след. Уж если быть Зрителем — в первом ряду, И лишь на бесплатный билет. Могильщик и Угольщик выклюют глаз, А Ворон прокаркнет: почём? …И под кумачом потускнеет атлас, И будет Завет изречён. Придёт всем на смену сам-свят Гробовщик, И Дворник махнёт помелом. Здесь самый надсадный и выспренний шик — Пустить ремесло на слом. *** Тряхнуть новизной — и на навьи забить Осклизлые рыбьи чары. Русалки могли бы ещё подсобить Избыть наш восторг одичалый, Но мокро, и пресно, и некуда плыть. И не снизошёл к нам с ответом Тот, Кто нам привнёс в неуютную сыть Вторую лишь букву — лишь бету. *** Пустым алфавитом ославится осень, Никчёмною азбукой станет зима. Крошить пару букв на примёрзлом торосе, Потом пару льдин самодурно отбросить… Всем холодно. Хочешь — согрейся сама. И всё ж — не замай. Если лихо кто косит - Ещё не Косарь. Мы испишем тома, Пока не облыднем в холодном вопросе: Куда же с дороги уводят с ума? *** Сумма взглядов, знаков и фонем — Сквозь ресницы вымахи знамён. Тот останется не глух, но нем, Кто в купели не был подменён. *** Подменой, манком помавая Охотник прицелился. Пли! Сопливо скользнула кривая — И пули от нас увели. Но велием тщанием, Отче, Избавь от хлопот и натуг. Оставь мне — в отличье от прочих — Испуг да подкаменный стук. Январь 2006 г. РАТНАЯ АРИФМЕТИКА Я Богу не данник, не ленник — Наёмный и спорый слуга, Его милосердия пленник, Назначенный гимны слагать. А мир — результат вычитанья Из помыслов — праведных дел. Лишь те, что звенят щитами, Получат пристойный надел. Лишь те растекаются ратью, Кто верит в победный гимн. Однако успех однократен. Оставим его другим. Февраль 2006 г. ИЗ СБОРНИКА
«НЕ В ЭТОМ ДЕЛО…» ПОВОД ДЛЯ ПОДВИГА *** В тот час, когда единственный герой выходит не на площадь, а на паперть, когда уже нельзя прикрасить и повапить, когда безвестен кров — означен только крой, когда уж ясно — эта скатерть не станет самобранкой, — будет брань, — пускай не вовремя, но не совсем уж поздно… Герой в ней проиграет. Всё же протарань Ряды врагов, распыхнувшихся в кознях, ряды тех беззастенчивых зевак, которым и падение Икара — шоу. Отвага безнадёжности трезва, пускай и кажется слегка дешёвой. А в поражении нет места для стыда, — постыдно упиваться лишь победой. Униженный герой отправится туда, где подвиг ясен, но почти неведом. *** Правильный даже в своём сумасшествии, Скрытый над цинком еловой доской, Он возвратится — хоть жестом, хоть вестью ли — Но не подаст ни тоску, ни покой. Верный себе в омерзении будничном, Он не вернётся спасать и карать, Но в монастырской вседневности трудничной Станет искать запропавший карат, Что всем алмазам добавил бы весу, Но и завис — как всегда, на весу. Здравствуйте, святостью гордые бесы. Скоро приду. И, возможно, спасу. Апрель-май 2006 г ДОРОГА ЗИГЗАГОВ *** Между дождём и чужим ожиданьем, между зияний, прорывов, прорех мы по России проходим жидами — и искупаем единственный грех. Я искупался уж в том Иордане, что в море мертвящее кратко течёт. Настырней судьбы и священней Преданий — выпавший выигрышный праздничный чёт. Тут не выигрывать — верх неприличья. Коню не пристало топтать борозду. Всадник же в скачке застыл — и, статичен, просит у вечности малую мзду. Но монументов не будет. Россия — это отечество только на жизнь. Дождь был косой — и, слегка экспрессивен, мелко выстукивал: ты продержись. Ты не божись, не надейся — не надо верить в везение, кости кидать. В мокром предбаннике местного ада глупо ведь спрашивать: «Дальше куда?» *** Дальше — отнюдь ведь не ближе. Облыжен и вовсе околен тот путь, что на вёрсты нижет тени церквей, колоколен. Идущий — дорогой унижен и ожиданием болен. И кто тут прознает, доколе тропа будет виться во снах. Но где-то, в безмерном поле, проставлен дорожный знак. *** Спешащим по делам воздастся поделом, Поганым помелом и посеревшим мелом. Чуть измельчав, слова идут на слом, И мыслится лишь образ — самым смелым. В убожестве свершений — тоже будет прок. Порок уже давно рифмуется с дорогой. Кому-то путь, а прочим — за порог. Ни тпру тебе, ни ну. И всё же — трогай. В прикосновении — причастность естеству. С листвой по осени не надо путать хвою. Мы выбираем из возможностей. Из двух. Из двух наряженных нам в путь конвоев. Октябрь 2006 г. ПЕРЕД ЖАТВОЙ *** В белёных кельях тех монастырей, где трубный глас тем глуше, чем острей экстаз молитвы, чем длиннее бденья, — незваный Бог, попробуй, — наторей в спасении глухих. Слепых согрей, безногих охрани от праведных падений! Упал — вставай. Коль воскрешён — иди, ступай и молви. Скажешь — будет Слово. Улов невидим — так что не кади, кудесник-дьякон, прихвостень былого. Немного порадеть — и снова станет церковь всесветлым Храмом. И простою меркой отпустятся десятка два грехов. Монахи молятся, возможно, слишком терпко — но Божий Дух, однако же, каков! Был здесь — теперь же стал таков, что не помыслить глупого и злого… Солома ломится. В стерне — одна полова. Разбился цеп. И нет уже оков. *** Жнецам велел Венецианов построиться рядком по затхлой ниве. Зиянием осеннего коана избытый август криво накренили. И уронили серп, и отменили ржаную вшивость девственных волос А в сентябре, однако, будет ливень: останется чуть-чуть невыжатых полос. *** Когда опять придут жнецы — уверены в себе, собой гордятся — уже не прокричишь им: цыц! Серпом по яйцам оскопят паяца. Бояться, впрочем, нечего: кастрат пристроится на клирос запевалой. А в череде обыденных утрат у самодельного вонючего костра согреются убогий и бывалый. *** А в монастырских кельях — прежний раж, И раз взялись столь истово молиться — Приходится скрывать в простом поклоне лица И не надеяться на бледный антураж. Присущ смиренным искренний кураж, А радость бытия имеет свойство длиться. Но жизнь внезапно обернётся блицем И запахом сполоснутых параш. Кто сам себе монах, а кто — апаш, Кто здесь сеньор, а кто — лукавый паж, Кто плещет по воде веслом и плицей… Ещё с утра готов нам экипаж. Дорога дальняя… Доедем без пропаж: Ведь путь лежит в надмирную столицу. Октябрь 2006 г. ИЗ СБОРНИКА «КОТОРЫЙ ЧАС, или ПЕРЕСОХШАЯ КЛЕПСИДРА» В ТЕ ДНИ *** Приютили Хама Сим да Иафет — Появился призрак будущих побед. Не читал никто там ни И-Цзин, ни Вед. Всем достался поровну псевдославный бред. Редко кто задумался: а не вру ли я? Радостными умыслами полнилась земля. Получился просто мира трафарет. Вместо Храма выстроен — и за столько лет — Только привокзальный так себе буфет. *** В те дни, когда угрюмый Ной строгал шпангоуты для будущего судна, когда День судный отзывался в буднях, когда весь мир казался плоско-скудным, когда блазнили шашни или блудни — был рядом мир, пусть странный, но иной. Тот мир светлел, как паруса на мачтах, как три покрова на лице невесты, как благовест, как строки из Авесты… Но был бессилен — что уж там… Удач-то? Да нет их. Коль хотите — плачьте. Но миру всякому — своё под небом место. *** Дни прошли. Миновали и ночи. Все канючившие — приутихли. Солнце светит и этим, и прочим. Кто мы? Здешние? Их ли? Мы опушкой мундир оторочим И опушкой пройдём в этот лес. Это было? Иль будет? Короче — Homo sapiens с дерева слез. Декабрь 2006 г. АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ ЭТЮДЫ *** Человек, соскользнувший на землю рядом с Дарвиновой обезьяной, отряхнувшись, реальность приемлет: всё вокруг — бытия изъяны, ямы, трещины, рвы да колдобины, неудобья да лысые засеки… Это чьё, я, однако, подобие? Не пчелой же на этой пасеке мне жужжать над пахучим растением? Тенью, образом, символом, веяньем иль прислужником ради радения? Иль творенья недоразумением мне податься в иные пределы? Или меж кабаком да кофейнями проболтаться полжизни? Всё дело… А звезда, ухмыляясь, глядела. *** Звёзды смотрят, ангелы снуют мимо будничных прибычливых тревог. Неба мелкого предоблачный уют — а потом в бездонность трепетный рывок. Боязно, конечно, непривычно: род людской обык бок о бок с кичем, позевав, глазеть на тьму светил. Око в треугольнике по-бычьи смотрит, кто звезду на запад своротил. *** На Востоке — человеку худо: там излишне верить и пенять. А на Западе — не видели покуда повода простить, понять, обнять. Лишь на Севере, под радужным сияньем, что в рогах оленьих зыблется дугой, прорастает ягелем сказанье — и искрится Дух. Всё тот же, но другой. *** Тугой струной — ни приструнить, ни высечь из камня искру, что зазиждет свет. Из самых многих и бессчётных тысяч возникнет не Завет — а пошлость и навет. И на ветру, укутавшись в лохмотья, прошествовав всерьёз сквозь злобу дня, промолвит человек: чем не Господь я? И не заметит, кто ему родня. *** Ко дну, к исконному, кусками Нисходит бытие. Но снизу, вопреки, довлеет нам простой булыжный камень, что не был тронут нашими руками, — и дарит вдруг исток иной реки. Декабрь 2006 г. СОН В СТРАДУ *** Который сон подряд бодрят, снуют, мудрят до неприличия знакомые мне люди — родные, злобные… Сон вовсе и не нуден — но вынуждает выполнить обряд. Какой — не знаю сам. Но рифмами пестрят семнадцать строк в приснившемся этюде. И рифмы — не Бог весть, и весть совсем не там. А где? Срифмуется тут слово темнота, отыщется, посконен и паскуден, но, может быть, спасителен, лубок, в котором сквозь чрезмерности раскраски, сквозь слой покрытых лаком буден проступит — нет, не торопитесь, мы не в сказке — пророк: слегка косит, немного кривобок, и телом — что пузатый колобок, но всё ж — предвестник ежедневной Пасхи. *** Без просыпу, без праздничных обрядов, порой и вовсе без молитв и слов, они прошли. Уже их нету рядом. А нам — распутывать сплетенья их узлов. Но нам — попроще. Явлено и спето, промямлено, покрыто шелухой то слово, что из давнего Завета к нам в час пришло, хоть светлый, но лихой. Нам лиха не держать, добром не обольщаться — нести, мести, скрести, блюсти и подражать. Мы в доме этом — просто домочадцы. Здесь Кто-то сеял. Нам же — жить и жать. Декабрь 2006 г. АНАТОЛИЙ ГОЛОВАТЕНКО
«На Середине Мира» Из книги «Обиняки» Осенние пририсовки Из «Книги пустоты» в Диалоге НАВИГАЦИЯ
алфавитный список станция: новости у врат зари на середине мира: главная новое столетие город золотой  |