алфавит
станция
БОРИС КУТЕНКОВ
Родился и живёт в Москве. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького (2011), учился в аспирантуре.
Работает репетитором по русскому языку. Редактор отделов критики и эссеистики интернет-портала «Textura.Club».
Член редакционного совета портала «Сетевая Словесность» и альманаха «Среда».
Автор четырёх стихотворных сборников (2009, 2011, 2013, 2017). Стихи публиковались в журналах «Интерпоэзия», «Волга»,
«Урал», «HomoLegens», «Юность», «Новая Юность» и др., статьи – в журналах «Новый мир», «Знамя», «Октябрь»,
«Вопросы литературы» и мн. др., III томе антологии «Современная уральская поэзия».
Ведущий рубрики «Книжная полка» в журнале «Homo Legens». Колумнист портала «Год Литературы».
ОБГОНЯЮЩИЙ БОГА
***
Саше Герасимовой
кипра не будет а будут шоссе и вокзал
втянута в плечи его голова грозовая
он не иллюзия он это сразу сказал
вот и читает по паузам речь узнавая
беженка-песня не веря оленьим глазам
кипра не будет а тридцать минут под дождём
вот он читает придворно и школьно и глухо
то что с фейсбука впечаталось в мире твоём
то что без грима дрожит под неверящей лупой
вещным до жути и мы это девочка пьём
пьём запрокинув лицо непрекрасным дневным
птичий клокочет апрель в нерешительном горле
девочка здравствуй я камень и вечность под ним
хрупкой ладонью не трогай но тщишься упорно
ношу поднять нечужую сквозь пепел и грим
тянешь — и вытянешь к свету невольно
лишь отошедший — судим
девочка бейся
тайну под толщей его мезозойной
лепет недетский конвойный
кто ещё видел таким
***
Мать убитого сына три ночи ждала и три дня,
а заснула — и слышит сквозь треск фронтовой,
как с чужой стороны возвращается голос родной:
— Я не видел тебя так давно, что замёрзла вода,
стали волосы снегом, а сердце — бронёй ледяной,
и со дна опустевших глазниц восстаёт тишина,
с каждым боем часов превращаясь в бессмысленный вой.
Говори же со мной на одном языке, как тогда,
говори, говори же со мной.
То не стрёкот в моей голове, не часы на руке;
как расстался с тобой, то не пули свистят надо мной,
то стучит моя смерть от тебя вдалеке,
не считая отныне ни пульс мой, ни быт мой иной.
Мне осталось так много в моей безлимитной стране,
говори, не считая минут, говори же со мной,
говори, говори же со мной.
Говорит ему мать:
— Уходи, ты на что мне такой,
я три ночи ждала — всё встречала вдали поезда,
я три дня не спала — выходила на берег морской,
и меня в свой степной хоровод вовлекала беда,
танцевала со мной и кружилась легко надо мной.
Так сроднились мы с ней, что её не отдам никогда;
уходи, я не знаю тебя, ты на что мне такой,
уходи, ты на что мне такой.
Мне под каменной маской беды хорошо, как в раю;
до виска не дошедшая пуля — танцую легко;
как лицо, искажённое горем, — свечусь и пою,
тосковать разучившись о тех, кто давным-далеко,
о нашедших дорогу свою.
Стала песней сама — и ни сердцу теперь, ни уму,
стала облаком смерти — и таю в дыму фронтовом,
вырубая пластиночный шорох движеньем одним;
свет мой горем теперь осиян, — вот и каюсь ему,
слышу, слышу, зовёт, — вот и плачу ему об одном,
умираю легко перед ним.
***
с тех пор как высший вместо языка
мне грамоту вручил сродни китаю
читаю смерть в сосудах старика
в любом ребёнке тишину читаю
с тех пор как вынул прежнее ребро
и новое вложил дурному сыну
в словах иуды слышу серебро
сад гефсиманский вижу и осину
удары над луганской тишиной
елабужские сени в день воскресный
счёт ложек перестук земной
зыбучий нараспев песок небесный
речь бисерна песка припасено
для всех часов для решета и ветра
а песня промах цска зеро
но знает у ворот первей всего
что спросят и на что ответит
***
«Неразрешённым вещам»
речь переросшая себя
а меня и подавно
лежит на столе
надменная
отчуждённая
стильная
будто едва появилась на свет
и уже не хочет знать отца
посмотри говорит что натворил
научился властно управлять бездной
закручивать её винтики и гайки
заговаривать императивами
создал сукин сын прижизненную эпитафию
запутал следы детективщик хренов
даже инициалы звучат как надписи на могилах
а меня лишил движения чтобы молчала
отдувайся теперь ходячий театр
отпускай в свободный полёт
я чужая тебе
содрогаюсь от её монолога
восхищаюсь
боюсь
отпускаю
НАДЕЛИВШЕМУ
I.
сам наделил пустотой и сказал лепи
прочим глаголом же сердца не жги ни в ком
письменным устным ли тлен и ямщик в степи
речью ресничной морганьем её кивком
тонущей в лете фейсбучной под номерным
рябью кругами беззвучностью без границ
мимо реки поведший путём иным
в съёмную тьму и строгость настенных лиц
музыки шум вручивший
шепнувший — рай
скрипнувший стражей
совравший — прилив припев
клеточных прутьев не распрямляй
сгибами фото иконных прошелестев
II.
так холодом обдаст от звука и до звука
и в собственном тонуть ночном череповце
в ленту одичалую фейсбука
в отчуждённом музыки лице
так рэймонд беббит жив и каждый взгляд разлука
когда всего целей лишь собственный прицел
вызванного облака и звука
прорванного бреда о конце
вот кривда языка вот монолог испытан
и осязай лепи вот глина вот рука
там — безруким цепенея бытом
здесь — цепная сила коротка
колдовства над склеенным корытом
выбравшего участь рыбака
III.
Елене Сунцовой
все голоса — на воде и дыханье — измена
всякий воркующий — время на спуске крутом
наст под ногой — и отсылки уловлены леной
бережно в ящичек — речь избежавшая тлена
так и не ставшая льдом
так перекатна — как речь за мгновенье до встречи
(каждый в кафе о себе — и когда о другом:
женей вежлян на фб — трепеща и переча, —
в образ враждебный вступая — стеречь! не сберечь бы! —
с ним и срастёшься потом)
садом — где треск-виноградник и смерть-несбылотник
всякий укравший и тем обессмертивший — свят
в шуме где всяк — сапоги починяющий плотник
сад расходящихся ссылок
приподнятый ватник
полный спартанских лисят
бойся поэтов дары приносящих алчбою
светел внимающий издали
сны в его рай
дар воровства — винограден
в потёмках работа
выдох — награда и почта — бесплатна
ящичка — не отбирай
***
Где целый алфавит
живёт без буквы «ё»,
пробилось — и звенит
молчание твоё;
где падала стрела,
где музыка жила, —
в тех далях пробивных
всё стало тра-ла-ла;
всё стало динь-динь-бом —
печалью в мертвеце,
раскрашенным холмом
на земляном лице.
В нём город золотой,
в нём отблеск теневой —
не тужит ни о чём,
живёт само собой;
болящее ребро,
плывущее к утру
в ничто, в метро, зеро,
в «нет-весь-я-не-умру»;
чтоб в нерве трудодней —
небесном, лицевом —
стать ходиков умней,
не спрашивать, по ком.
***
час говори с проходящим по кромке, ацтек,
сердцем, и впрыгни обратно — в зародыш тугой,
в поздний троллейбус, и — к небу, которое — снег;
поездом, к праздничной ране, которая — сбой.
дальше от часа разрушенных первоначал, —
время стозевно подкралось и клацает, ам,
тех гробового исхода, кто люльку качал, —
не удержать — безвозвратно трещащих по швам,
лгущих, и рвущих, и бредящих в сне родовом;
плачь по оставленным гнёздам в недальнем дыму,
пусть же приходят слова в облаченье другом —
с видом на лес вологодский, сороку, тюрьму,
снова в сиянье срываясь, в просветы пустот;
вырвать у тьмы, перейдя на родительский крик,
зреньем слепым ощутить, и почувствовать: тот —
мал осязаемо, неудержимо велик.
едущий в санках, просящий бесслёзное пить,
после, зарвавшись, желающий классикой быть, —
не столбовою дворянкой — бездомным «прости»,
смертью, на треть протрещавшей к ночным тридцати.
***
Александре Герасимовой
I.
Говорит молодая лакуна без берегов
перед тем, как заполниться музыкой в раз последний:
скоро — в сплетню, домой, в земное, и — был таков,
а была — чуть дрожащим двоеньем, поющим слепком;
быть и быть бы в Твоём зрачке полновесной тьмой,
никогда не на свет, под фонарный и прямолицый;
не фейсбуком расти — а твореньем на день седьмой,
не стареть — а в себя принимать колоски землицей;
задержи меня, Господи, я не хочу домой.
Перед тем, как прорежется берег — молочный зуб, —
дай в застенок, в беззубый покой Твоего подвала;
отчего Ты на пахоту щедр, а на время скуп,
под Твоим бы присмотром я пела и воровала;
шла бы смело на слово чужое, на звук чужой,
по-сорочьи в гнездо тянула, пускала в дело;
сам же дал этот дар междустрочный, бессрочный бой,
а вернусь — и другим запрещу, что себе велела;
запечатай мне волю, быть не хочу собой.
Отвечает земное — молочные берега:
ты — зерно, мелюзга, задержись в колыбельной яви,
и, покуда кивающ твой взгляд пред лицом врага,
речь юна и подробна пред выделкой дурака, —
не освоено «здесь» — и туда уходить не вправе;
потому-то нещедрая вечность к тебе строга.
И, покуда к тебе откровений чужих прилив —
беззащитным ларцом ли, пожаром, змеящим чатом —
донесётся — спеши навстречу, себя закрыв
для чудес, прорывных всегда и всегда прощальных;
и за это — не за другое — твой лучший сон
станет правдою, своевольной и неприглядной;
отпускаю тебя — поброди между двух времён,
прошлым будь, настояшим стань — а потом обратно;
там и здесь — не ко времени и не в тон…
II.
не бойся что падает ешь с земли
зерно уже хлеб а слова — слова
как были — в другого не проросли
взлетели — чтоб падать и остывать
подуй — и не бойся что горяча
всё жар — что не речь языка вовне
я сердце фонарное в три луча
сюда увезу догорать во мне
умрёт возродится ещё разбей
спаслось и спасётся ещё спасёт
лишь страшен помимо ночной твоей
воли проговоривший всё
***
летит состав — и начинай с азов
как беспощадно сердце повелось
на тот далёкий из фейсбука зов
вот крепкий гвоздь отряхивайся гость
про литпроцесс где «биться перестав»
и на неве задвигавшийся лёд
ещё чуть-чуть — и падающий прав
спешащий оправдать болящий год
ты ледостав я память о стыде
потребовавший света и стыда
чтоб отраженьем вечным разглядеть
в себе какой-то ужас навсегда
так зренье отторгаемо слепцом
само придёт обнимет как печать
и смертным став от скорости лицо
торопится прощать простить прощать
не нас не здесь — но в голосе-гудке
во времени расколотом на треть
прожить птенцом на маленькой руке
и пройден мир и некуда взлететь
***
как прижатый вагонной дверью щегол
слышит весть о вещах незабываемых
от иосифа кобзона и оксаны фёдоровой
как цепная ласточка бьётся в чужое стекло
неизменно притянутая обратно
выучившая всё назубок
так современный тонио
принимает на веру танец инги и ганса
белокурых и голубоглазых
работая не покладая пальцев
не сходя с дороги
...из каких ещё горних сфер
донесётся прямая весть
что не ждать коня и полцарства?..
но из браков и срывов как пунктирный штрих
рождается бог
вопросителен
неровен
одинаков
***
предсмертному хочется: женщины Господа пить
Николай Васильев
Николай Васильев
так во тьму проливающий воду идёт забывая
и в затылок ему то ли свет то ли пройденный путь
то ли мать по колено в нигде и её колея непрямая
то ли снится семнадцатый в беге в работе по грудь
так во тьму обгоняющий Бога идёт ускоряясь
и в непрочных руках обронивших ночной люминал
то ли рилькевский миг тишины под двумя фонарями
то ли мейловский шум и в аврале его имена
просыпается мир ударяя немеркнущей сценой
просыпается город и профиль его черепной
средь огромной страны где из двух уголков — довоенный
и военный — пустует один и сдаётся другой
наши тени фейсбучные нас не оставят в покое
но покуда меж них малозвучна твоя тишина
ты предсмертен в ночи на сердечное время укола
возрождённому хочется:
действия
Господа
сна
***
до исхода помнить до заката
госпитальным фонарём гремя
словно бред — неназванного брата
буквами созвучного тремя
и четвёртой что в беде как в беге
защищаясь блуда тетивой
видит вечный сон о человеке
никогда не вещий но живой
никогда не смерть — шаги у входа
не полёт а так себе свобода
мёрзлое нашариванье кода
долгая прелюдия конца
обязуясь помнить до исхода
из гнезда выталкивать птенца
на карнизе ветреного года
глядя вниз — не отводи лица
Борис Кутенков
На Середине Мира
На Середине Мира
Стихотворения
Из книги «Неразрешенные вещи».
Обгоняющий Бога.
Стихотворения 2018.
Слоненок: стихотворения
на середине мира: главная
вести
озарения
вера-надежда-любовь
Санкт-Петербург
Москва