|
на середине мира алфавит станция Андрей Полонский: эссе. Из Странствий стихи. Страстная Пятница стихи стихи тринадцатого года император подсознания: из текстов 2016 — 2017 гг. о поэзии на июнь 2017 г. Коронические этюды Нас пора кончать. Стихотворения 2020 АНДРЕЙ ПОЛОНСКИЙИЗ СТРАНСТВИЙ
*** Всё, что случайно, неповторимо, было и нет, было и нет, палево, русского тёмного дыма тень и ответ. Где, на каком из владимирских трактов голос, озноб, голос, озноб, веришь ли людям, веришь ли фактам, воин, холоп? После распада опять карусели, шум, детвора, шум, детвора, что мы любили, кого мы хотели — это вчера *** Я бы хотел сказать тебе: беги отсюда, если бы знал куда. Стеснённый несвободой личного тела, личного дела, личного дола, кто я такой, такого ли ты хотела, мадонна? Католический рай и православный рай, долго ли, коротко ли хлопать дверьми, милые кузнечики, светлячки, попугаи, я знаю, тоже когда-то бывали людьми. У моей истории вкус крепкого, но иногда плохо просушенного табака, я подбираю Софью Габайдуллину к сигаре La Gloria Cubana, на самом-то деле светская жизнь меня радует, но издалека, любой порок меня радует, но чаще издалека, из нирваны. Ничего не хотеть, никого не хотеть, никому не хотеть зла. Мой друг Ташевский так желает существовать, а по уму надо выходить в ночь, будто тать, и целовать, целовать, целовать, целовать время, его лысую голову, время, его тонкую шею, время, его задницу голую, в его подворотню полую, в трубу, в его западню весёлую, где иглы пляшут и машины пустеют. Если бы знать, что смерть — это в точности переход, многим можно было пожелать этого перехода, но кто её разберёт, свобода, бля. *** Не знаю, в каком городе, за углом, если ехать на скрипучем троллейбусе по скрипучему снегу, я не знаю, в каком городе был тот дом, где с разбегу мне бросались на шею, я не знаю в каком городе и о ком говорю точно, но помню, ванная была направо, налево две комнаты, с рюкзаком я туда вваливался, и с оравой слишком шумных друзей, но это было вполне всё равно, выходили на улицу стрелять папиросы, ехали к вокзалу купить вино, и надо было долго-долго курить и глядеть в окно, ласкать детей и глядеть в окно, глядеть в окно, где совсем темно и не отвечать ни на какие вопросы. Я тогда путешествовал. Не так, как теперь путешествуют авторы книг — в Иорданию, в Палестину, в Италию, в Индию, а не в Тверь. У них есть стимул. Они хотят увидеть дальние страны, а я видел свою одну, из окна автобуса, с самого детства, серый снег, чернеющие крыши, луну, на каждом километре хотелось выйти и оглядеться. Я мечтал прожить здесь тысячу жизней. Да, только здесь можно и прожить тысячу жизней. В маленьком окне телевизор, ходики на печи, картошка в подполе, чтоб поесть, и мышиное скрип да скок оттуда же, снизу. В Сольвычегодске, на улице Мартовский ручей, дом стоил триста рублей, он врос в землю до самых окон, я был тогда сам себе хозяином, был ничей, но оказался дурным пророком. Думал, займу и приеду сюда зимовать, каждый вечер по сто на грудь, стану служить паромщиком, поставлю в садике стол, — вернулся лет через пять, и самая жуть, что даже этой улицы не нашёл. *** У каждого века свой ход, щит, первый ангел, последний герой, стыд и сейчас слишком много людей вокруг, чтоб заметить друг друга, слышь, слишком просто идти по кругу, радовать бодрым видом округу и уверять подругу: всё хорошо малыш. На Байкале, ближе к Ольхону, я построил бы дом, такой, чтоб и всем знакомым было бы место в нём, чтоб пристань была у дома, и яхта при ней стояла, и утренняя истома, и июль постоянно... Я бы хотел вернуться на тридцать с чем-нибудь лет назад, исключить всё занудство, зная жизнь наперёд, исправить, в чем был уверен, повторить, в чем стал виноват, только за дверью времени страшный хохот живёт. Ой, надрываю животики, какой идиот, пощади меня Господи, какой же он был смешной, да, все, кто желают проникнуть в моё взаперти, дело имеют со мной. Кто я? Страж? Извини, браток, я совсем не страж и совсем не строг, я просто раздувшийся идол времени, нелопнувший часовой, и видит бог, ты пройти бы запросто смог, когда б явился ко мне с оторванной головой. А так уволь. *** И ещё раз о том же, теми же словами, весна, весна, за спиною тени и тишина. Будут птицы свистеть, будет ворон каркать, будет денег не хватать, будет петь муэдзин, будет печь татарин, облаченный в фартук на рынке лепешки, и мы их съедим. Всё это обычное течение времени, если смотришь на картинку, смерти на ней нет, рай — остановленное мгновение, стёртый сюжет, ад — остановленное мгновение, стёртый сюжет. АНДРЕЙ ПОЛОНСКИЙ
На Середине Мира Андрей Полонский: эссе Из Странствий стихи Страстная Пятница стихи Cтихи тринадцатого года на середине мира озарения вера-надежда-любовь Санкт-Петербург Москва многоточие новое столетие у ворот зари |