I Письма, написанные до окончания института.

№1 22 июня 1977

Первое письмо от Жени; написано, вероятно, с педагогической практики, которую мы проходили на 3 и 4 курсах в школах области.

…Я, пропутешествовав по всей этой распроклятой области (сюда из Куньи я добирался даже на товарняке), очутился в клоаке цивилизации под кличкой достойной её: Жижица.




№2

до 1979 *)

Эпиграф к письму — стихотворение А.Тарковского «Бедный рыбак».

…Нахожусь на краю земли. При этом должен давать 7-8 уроков в день. Классы по 4-8 человек. Это я так, чтобы ты знал, что тебя ждёт.

Когда вернусь (если вернусь), я тебе расскажу о своей поездке в Ленинград. Там было много интересного. Познакомился с поэтом Охапкиным, коего «весь Питер считает лучшим». Читал он свои стихи из журнала «Апполон» (Париж) — действительно здорово. Из тамошней публики выделяется резко. Но об этом — потом…

___________________
*) Конверт утерян.





II

Выдержки из некоторых писем, написанных во время работы в средней школе посёлка Красный Невельского района Псковской области.


№3
25 октября 1979 г. Первый год работы после окончания института.

Здравствуй Тёма!

…Народничество твоё раздражает, и этим бесцветноглазым, глупым и уже неисправимым я предпочел бы негритят. Русского народа нет (может быть уже, а может, и еще). Хорошо, что есть язык. Кажется, непереносимый для тебя парадокс, но нигде не было такого отрыва поэзии от народного творчества, как в России 19-20 веков. Теперь народного творчества уже нет, т.к. нет и народа. Жаль, — песенки помогают жить. Стихи выше песен тем, что это не перерыв на обед, это дверь в другой мир. Кажется, ты уже готов меня убить? Но трезво, ясно взгляни вокруг: что тут хотя бы характерного, нетрафаретного? Что тут хорошего? Нет, ничего нет. Нищее трудно придумать. Бунинской деревни нет и в помине. Бледно. Сыро. Противно. Надо ехать на юг. Я не целинник.

… Еще я хочу сказать, что очень люблю твою одинокую душу, и больно было бы видеть, как ты читаешь свои стихи хотя бы избранным в общаге.

И еще, я здесь ближе к корням, «могучим корням великого народа». Они уже сгнили.

…Я приеду на каникулы. Поговорим обо всем. И еще: я никогда не косный. Переубеди! Я гибок. Мне единственно не хватает в этой жизни крепких зубов и силы воли.

Чао! Не обижайся. Пиши. Жду всегда. Женя.

P.S. Как ты насчет самиздата? Почему бы ни заварить какую-нибудь кашу, типа издания в Пскове журнала. Нас трое, да может быть, Вася или еще кто… Надо жить! Не тонуть же в г…! Не заберут!

Вот стишок: *)

***
Цветы такие же, — пониже
нагнись; а в детстве были ближе;
и те же муравьи снуют,
и точен запах позабытый,
и по настурции умытой
жуки из памяти бегут.

И вовсе ты не изменился,
и ничему не научился,
и раньше, чем родился, знал:
вон та травинка воплощенья
ждала столетья, как прощенья.
А вот и жук с нее упал.


Да, перечитывая Есенина, я понял, что был где-то неправ.

__________________
*) Cтихотворение вошло в сборник Избранных Стихотворений, который Женя сам составил в 1987 году (далее — Избранное-87), и на который я в дальнейшем буду ориентироваться как на канонический текст. Этот cборник в 2000 г. был опубликован мной на сайте интернет-библиотеки Лавка Языков. (Редактор — Макс Немцов) с моими комментариями.




№4
19 октября 1979

…Я послал стихи в 32 журнала. Осталось ждать из 22-х. Пока обещали напечатать в «Знамени» — Москва и «Немане» — Минск.

…Вот несколько стишков:


***
Как жизнь привычна до грозы:
Бежишь собакою по краю,
Бежишь, себя не замечая, —
До сна, до смерти, до слезы.

Так вот она — темна до дна:
Взгляд хрупок, и привычны ломки,
И ты бежишь по самой кромке,
И тошнотворна глубина.



***
Жидкий лён, как волосы, от пота *)
слипшиеся, тонок, непричёсан;
вдоль дороги жёлтой, по болоту
жидкий лес осинами разбросан.

Хлябь и хлеб натруженный, со вкусом
этих кислых пашен бестолковых,
и во льне намокшем, грязно-русом, —
стайки нежных вспышек васильковых.



***
В деревне вечером вспоминаю о прошлом

Паучком пробежит тревога, —
Кто-то тонет в глубоком лесу,
Потухает вдали дорога,
И пойти не достанет сил.

Быстро-быстро чернеет вечер,
Обступили деревья дом.
Одиноко поёт кузнечик,
Прижимаясь к тёплой земле.



***
(это ещё в августе)
…И снится мне земля, распаханная Ноем,
И бородатый лев, играющий со мною;
Я буквы-червячки застывшие читал,
Но ветер мне мешал, и я не понимал.

Мы не могли читать: мы всё чего-то ждали,
И, то и дело, взгляд невольно поднимали,
И показались мне глаза её, черны,
И бледное лицо в расщелине стены.

Я слово начерчу на мягкой доброй глине, —
Столетья обожгут, и буквами застынет:
Окоченевший знак, окостеневший звук;
Но время — только взмах двух лёгких белых рук.

Тысячелетний лев, я камнем стану тоже,
И вереницей дев — все на неё похожи —
Столетья потекут, и в каменную грудь
В холодной тишине ни слова не вдохнуть.



М.***)

Когда-нибудь осенняя дорога,
Где шли мы вместе, что горчит пока,
Так позовёт, так станет далека,
Что удивимся: до чего легка! —
И счастья было даже слишком много.

Ещё мне можно горсточку Плеяд
Тебе, что б не погасли — осторожно,
Отдать, — бери: обжечься невозможно, —
Они не жарким пламенем горят, —
Так далеки, что руку леденят.



Есть и ещё много всякого. Потом. Не умирай.

Всегда твой Женя Ш.


________________________
*) Это прекрасное стихотворение вошло в Избранное-87.

**) Посвящение мне неизвестно. С удивлением обнаружил, что данного стихотворения нет в Избраннном-87.

***) Это прекрасное лирическое стихотворение, посвященное Марине, тоже не вошло в Избранное-87.




№5
31 октября 1979 г.

Очень рад был получить твое умное терпеливое письмо. Конечно, как всегда, согласен не со всем. Так, Пушкин кроме раёшного стиха в «сказке о Балде» писал, как ты знаешь, и сонеты, и терцины, и гекзаметром и т.д.

…Зря ты плохо упомянул Жуковского и Вяземского. Они были, кажется, не так дурны сами, чтобы считать их фоном кого угодно.

…Бунинскую деревню я не представлял матрешкой уже потому, что она не такая. Она не менее, — более, — страшна, чем деревня Лескова, но в ней есть дух, который я люблю и считаю родным. В Изоче этого нет.

Жизнь моя хреновая. Начинает просыпаться спрятанная во мне неуверенность. Я ничего не могу писать, — кажусь себе эпигоном. Мне кажется, что я люблю больше (творчество) других, много понимаю, но нет у меня изюминки, чего-то своего…

…Как я хочу в город! Кажется, я люблю каждый город, и город вообще. Сейчас во —Времени— показывали Арбат. Господи! Почему я — в Изоче? Зачем? Я как в тюрьме! Одно утешение — ваши письма.

…Недавно смотрел творческий вечер Астафьева, и мне понравилось.

Пиши. Пока. Твой Шелошик.




№6
23 января 1980 г.

…Мне вдруг резко показалось, что обыкновенная техника не может дать уже ничего нового, если, конечно, нет совсем уж своего голоса, как у Пастернака, Цветаевой или Лорки. А у меня, к сожалению, средства выражения не слишком своеобычны. Что-то надо искать. Сверхтехнику. (фу, как звучит!) Ищу. Неудачно. Но ищу. Найду…

Читаю. Очень советую: «Степной волк» (Гессе — у Славика (Мирослав Андреев)), «Домой возврата нет» (Вулф — у Славика), «Повесть о Сонечке» — Цветаева » Н. Мир. А из стихов — Ф. Песоа под псевдонимом А. Кампос…




№7
29 января 1980

…Ужасный мороз. …Под ласковым январским солнцем зреют великолепные стихи, и я жду, чтобы хоть один упал на мою голову. Упражнения кончились. Я выдал себе аттестат. «Сонеты писать умеешь!» Жду плодов. А они зреют. «На дивную притчу святого жука-скарабея меняю надежду быть принятым в толстый журнал!» *)
___________________

*) двустишие из стихотворения М. Андреева.




№8
2 апреля 1980

Сейчас прочитал твои стихи. Здорово! Я так проникся, что даже в зеркало посмотрелся. Очень нежная у тебя лирика. Щемящая, сказал бы…

…Странно, что стихи Олега Охапкина уступают нашему уровню.*) Приходиться выбирать, — вряд — более 10. Может быть обидится. Пусть.

…Я изменил жизнь: «борюсь» за Марину, остальное бросил, работаю в школе и за машинкой.

___________________
*) Могу подтвердить это, казалось бы, самонадеянное для молодого поэта утверждение, тем слабым впечатлением, которое оказали на меня современные уже стихи Олега, найденные недавно мной в Интернете.

Возможно, он так и не написал ничего более сильного, чем стихотворения конца 60х — начала 70х годов прошлого уже века, которые составили книгу его Избранного, выпущенную издательством «Беседа» (Париж-Лениград) в 1989 г. с интересным предисловием Виктора Кривулина.

О нашей встрече в 1979 г. с Олегом я писал в дополнении 2000 г. к эссе о Жене.




№9
15 апреля 1980

Здравствуй Тём-Тёма!

…Ты знаешь, мне хреново, правда, как видишь, борюсь с собой*).

…Я — видишь — расписался. Но это далеко не все. За последние дни штук 15, и я еще не со всем сам разобрался. Перевёл Гёте «Лесной царь» с цветаевского подстрочника. Вроде, ничего…

…Ладно. Жив я. Здоров. Стихи пишу. Печатаю**). Вот, твои уже все — кроме «Поликарпа» в 4-х экз. готовы. Сейчас — Славиковы. Жаль мне, ох как жаль еще и его потерять***). Но йога, кажется, к тому ведёт. А я давно себя таким русским не чувствовал. Пиши.

Чао! Шелошик.


Далее в поле письма напечатаны на листках из школьных тетрадей 8 стихотворений. Вот три из них:


***
Маленьким, хрупким, рассыпчатым тело ****)
стало казаться моей голове;
может быть, солнце декабрьское село,
может быть, гном заблудился в Москве. *****)

Может быть, бродит в снегу по колени
по бездорожью слепой лилипут,
может быть, слишком крутые ступени
в это холодное небо ведут.

Снег Бробдингнега, о, снег Бробдингнега!
Что-то я вынес и что-то сберег:
горстку горячего, синего снега,
связку промерзших каляных дорог.

Тает головкою спичечной вера,
и закатилось колечко в траве...
Сон Гулливера, сон Гулливера:
звезды растаяли на голове!



***
В глухие дни Армагеддона,
В глухой, немилостивый день —
Ребро вселенского закона,
И ледника сырая тень.

Я в тонких пальцах кубик жёсткий
Сожму до боли… — Перестань! —
Зелёной обрастает шёрсткой
Под острым снегом эта грань.

Уже сосновые морены,
Как кожу нежную, песок
Открыли свету, и Венеры
Блестит теплее перстенёк.

Нас небо вечно учило,
Царапала до крови сталь,
Звезда зелёная горчила,
И переменой пахла даль.



***
Ты виноватой быть хотела?! —
Дороги разные у нас!
Неси, как искушенье, тело
И сладость тёмно-карих глаз.

Но нет, постой ещё немного —
Рука холодная в руке, —
Ты непонятна, как дорога
И этот лес на сквозняке.

____________________________
*) В это время Женя мучительно переживал разрыв со своей первой женой Мариной.

**) Имеется ввиду первый номер рукописного журнала «Майя», который изначально задумывался нами вместе с Мирославом Андреевым, и в котором я в дальнейшем отказался участвовать из-за принципиальных разногласий с М. Андреевым.

На сайте Русская виртуальная библиотека есть сейчас такая информация: «Майя» — литературный альманах, изготовлявшийся в Пскове. 6 номеров с 1980 по 1993 г. Ред. М.Андреев, Е. Шешолин, А.Соколов (Нестеров). См. Краткую справку Мирослава Андреева в НЛО, № 34 (6/1998), с.297-301».

***) Мирослав сыграл некоторую негативную роль в ситуации разрыва Жени с женой. В дальнейшем отношения Жени и Мирослава наладились, хотя оставались неровными.

****) Стихотворение вошло в Избранное-87

*****) Только теперь, набирая этот стих, я понял, откуда этот гном взялся. Дело в том, что в это время Женя печатал для первого номера «Майи» мой юношеский рассказ, в котором я описывал свою встречу на одном из московских бульваров с гномом по имени Поликарп. В рассказе я подробно описал эту короткую встречу, и Женя не раз возвращался в наших беседах к этому эпизоду.




№10
23 апреля 1980

…«Личной жизни» нет. А знаешь, одному хорошо! Мир кажется о ста дорогах и тысяче тайн. Хотя знаешь, что пространство мерить суетно, и всё ж!...

Купил маленькую книжечку Унамуно (соотечественник и современник Лорки, Мачадо). Есть чудесные вещи.

…Контраст твоего сухого письма (дядя — дяде) и посылки (с любовью; маленькие изыски) мне очень понравился и еще раз напомнил о твоих гордых закавказских предках. *)

Всё-таки от вас я всего самого прекрасного ждал, но не заботы. Это вообще как-то выпадало. Ладно, кончу а то ещё заплачу!

Пиши!

Женя

______________
*) Женя имеет в виду моих родственников-армян по отцовской линии. Он же указал мне однажды на персидское происхождение корня моей фамилии.




№11
18 мая 1980

…захотелось с тобой поговорить — как-то сильно тебя вспомнил.

Знаешь, чего-то стало вдруг нестерпимо жаль. Не сентиментальность, нет. Впрочем, об этом не сказать... В общем, грущу по нам...

Я написал несколько стихотворений, какие и посылаю.


(далее идут 6 стихотворений, из которых даю здесь два)


***
В конверте время рифму принесло. —
Моё неуловимо ремесло,
А всё ж нужна высокая сноровка.
Куда меня сегодня занесло? —
Мне время — парус, действие — весло,
Для строгих строчек хитрая уловка.

Да будет всё классически. В наш век
Иронии спасительную маску
Я не могу со всеми примерять. —
Есть навык ремесла. — Умру, как грек, —
Не выдам безысходнейшую сказку.
Рука набита. Бога не унять.

Да будет всё классически. Пускай
Увижу свой неодолимый край,
Что выше головы, я в день прекрасный!
Петрарка! — я опять прошу любви! —
Чтоб был сонет замешан на крови,
Да быть ей вновь классически несчастной!

А мы за эти классики — сполна...
(Есть девочка — придумана она —
И имя очень редкое: Евтерпа.
Она легко мне тему подберёт,
Подскажет, вспомнит, и перечеркнёт,
И мастерски всё это перетерпит...)



***
Звезда зелёная сверкает, *)
И стынет глаз, и ноет кровь,
И сердце что-то вспоминает,
Но я не понимаю слов.
Деревья хищные крылаты,
Жук отдыхает на руке...
Я говорил с тобой когда-то
На позабытом языке.


Знаешь, в последнее время увлёкся переводом: очень многому учит, головокружительно интересно: входишь в мир. Благо, был хороший подстрочник Цветаевой «Лесного царя» Гёте с её критикой перевода Жуковского, чем я и воспользовался. А в одной книжке нашёл подстрочники персов, ну и...

Пиши мне о своих стихах — я стал очень жадный до нового.

…Привожу переводы.


(Далее следуют несколько переводов, из которых привожу переводы из Гете и Хафиза. Это одни из самых первых опытов Жени в переводе.)


Лесной Король (Гёте)

Кто скачет сквозь ветер в чернеющей мгле?
То всадник с сыном в одном седле.
Крепка и надёжна отца рука,—
дорога сына тепла и легка.

«Сынок, ты дрожишь, — испугался, что ль?»
«Отец, посмотри, там Лесной Король! —
Не видишь: корона, и хвост горит?..»
«Да это туман на траве блестит».

«Мой милый мальчик, иди ко мне! —
Есть чудо-игры в моей стране.
По берегу, что для тебя расцвёл,
Несёт моя мать твой златой камзол».

«Отец, ты не слышишь, что он говорит? —
Отец, он меня в темноту манит!.. »
«Не бойся, что ты, — мы здесь одни:
листва шуршит, и мерцают пни».

«Мой мальчик единственный, хочешь ко мне? —
Ты помнишь, — как нянчат тебя во сне? —
Моих дочерей хоровод голубой
Тебя убаюкает, мой дорогой».

«Отец, ну отец мой, смотри скорей:
Вот он, король голубых дочерей!»
«Сынок мой, сынок, там кусты, пенёк, —
Я вижу точно: там пень, сынок!»

«Тебя я люблю, ты во мне горишь,
И хочешь-не хочешь, ты мой, малыш!»
«Отец мой, всё ближе лесной Король!
Отец мой, отец!... 0, какая боль…»

И стонет дитя, и горит, что огонь,
И в ужасе всадник, и в мыле конь.
Хватило им сил доскакать до крыльца,
И мальчик был мёртвым в руках отца.



Из Хафиза **)

Калам, бумага, ручеёк — забвенье,
И луноликая у ног — забвенье.

Сочатся медленно часы —
Меж пальцев золотой песок, — забвенье.

Прохладой пахнет лунный свет,
Одет в тюльпаны твой лужок, — забвенье.

Глубокое вино в глазах
Любимой, и несёт глоток — забвенье.

О, не завидуй! — стих мой врёт,
И не найдёт в нём хищный рок забвенья.

Невест стройнее нет моих —
Газели все... Лиши их Бог забвенья!

Хафиз, в сомненьях жизнь прошла, —
Пойдём в любимый кабачок-забвенье.


Так я работаю. Кстати, немецкий текст Гёте у меня тоже, к счастью, был, так что даже ритмы я старался подгонять. Работа эта кропотливая.

Пиши! Жду. Шелошик

________________________
*) стихотворение вошло в Избранное-87

**) Одно из первых переложений с фарси, и — очень удачное.

Считаю уместным привести здесь выдержку из предисловия Жени, которое он сделал к первому варианту Северного Дивана в 1984 г.

«Увлечение персидскими формами стиха не было для меня забавой. В основу полагалась газель. Как известно, она так и осталась экзотическим видом в ареале русской поэзии, несмотря на попытки Фета, Брюсова, Вяч. Иванова, Кузьмина, Ликсперова. Как форма очень характерная, газель властно требует проявиться в себе чертам далекой родины, от чего и мои образцы не вовсе свободны. Дело в другом. Мне представляется малым внимание прежних авторов к важному свойству газели, отличающему ее от других форм: бейты /двустишия/ ее должны быть автономны по отношению друг к другу; в классической газели они готовы /кроме первого и заключительного/ к перестановке местами внутри общего каркаса, а то и вовсе могут быть изъяты без ущерба для целого. Такое требование направляет внимание на повышенную ассоциативность, когда вокруг «свечи» — темы вьются «мотыльки» — двустишия. Все это в определенный момент совпало с моим желанием свести до минимума схематическую сюжетность стихотворения. Газель оказалась, в этом смысле, искомым, а в дальнейшем метод открыл свои горизонты, став на долгое время любимым. Вокруг газелей наросли другие традиционные формы персидского стиха: касыда, кита, муссалас, мухаммас, мусаддас, месневи, рубаи, фарды и тарждибанд. Надеюсь, мне удалось вдохнуть жизнь в старые, прекрасные формы».




№12
20 мая 1980

Здравствуй Тёма!

Ситуация изменилась. Ко мне приехали Славик и Соколов. Влились (в состав авторов альманаха «Майя»') Соколов, Бухбиндер, Бетехтин и Богомолец.*) Все они — настоящие поэты, прошедшие долгое развитие, все — разные. За качество — ручаюсь.

Далее. Выяснилось, что О.О. (Олег Охапкин) может переправить за кордон номер. В этой связи, как я считаю, необходим разговор с тобой, ибо я плохо знаю твое отношение к таким вещам. Антисова (антисоветских материалов) по-прежнему не будет. Но! Если ты даже будешь против, то зубы уже чешутся… Придется тогда снять тебя из этого — одного — номера. Но подумай. Я не питаю никаких иллюзий относительно Совдепии, хотя меня и где-то там все обещают тиснуть и т.д. Впрочем, ты меня знаешь. Ты же другой в этом, я знаю. Я хочу сказать, что ты не упадешь в моих глазах, ежели откажешься, хотя было бы обидно, и вообще, я, конечно, думаю, что ты жестоко заблуждаешься…

Я здесь засиделся, я хочу событий, и я за их спешку, — в субботу лечу в Питер, там мы уже объединяем журнал для О.О.

…Название «МайяRaquo; пока осталось, хотя я — против, ты — тоже, но у нас нет пока ничего взамен.

У меня все нормально: «Нет, таких не подмять, не рассеять…» (ха-ха-ха!)

Твой Шелошик

______________________
*) Все четверо — Александр Соколов, Василий Бетехтин, Юрий Богомолец, Игорь Бухбиндер — друзья Мирослава Андреева из Фрунзе. На мой взгляд, наиболее одаренные поэты из них Василий Бетехтин и Игорь Бухбиндер. С Бухбиндером и Богомольцем Женя встречался впоследствии в г. Фрунзе.

Бухбиндер скончался в 1983 г., Бетехтин, если не ошибаюсь, тоже затерялся еще до Перестройки. В 1980-ые годы я несколько раз встречался в Пскове с Ю. Богомольцем, талантливым поэтом. Женя одно время получал через него горное мумиё, которым торговал с рук более-менее успешно.




№13
31 мая 1980

…у меня кончился год (работы по распределению). Я уже достаточно привык; остаюсь здесь еще на год — от армии, — в Латвию меня не отпустили. Займусь музыкой и английским, напишу новый сборник. Весь выложусь.

…Помнишь, я говорил тебе о некоей девятикласснице?*) Так вот. Ничего не было, нет, и не будет, и быть не может, но я как-то через нее почувствовал свой возраст. Это грустно, друг мой, тем более что почувствовал впервые. А кругом цветёт, цветёт черёмуха…

__________________________
*) Имеется в виду лёгкая платоническая влюблённость в одну из школьниц.




№14
16 октября 1980

…Я живу… Живу ли? Писать, и то некогда, — на моей (!) шее, кроме уроков ещё и школьный огород! Поэтому — первый раз в жизни — скорее бы зима! И страшно (!) весны. Маразм!.. Дети не радуют. У каждого своё призвание, я не учитель, но ещё меньше — солдат. Из двух, так сказать, зол… Могу только не калечить души, но поправить — не могу никак. Не умею. Я страшный индивидуалист. В общем, Лигейя, умиранье.

Будучи в Пскове познакомился с Таней — смоляноволосой казачкой, преподавательницей музыки в музыкальном училище. Еще она поёт в церковном хоре и учится на 4 курсе заочно на филфаке. Как-то влюбился. Ей я, кажется, очень понравился. …Не знаю, что будет дальше. Она теперь уехала в Египет, — очень много куда ездила, — по всему миру. На эту тему с некоторыми ирониями по поводу встречи — стихотворение *):

«О тихий Амстердам,
О тихий Амстердам...»
Бальмонт

Ваши пальцы — для рояля, Ваши пальцы посинели
(В парфюмерном Амстердаме не бывал я никогда), —
Ветер Вы переносили, на скамейке Вы сидели...
Только в зале, только в зале Вы пребудете всегда.

Лэди, лэди, деревенской Вы не терпите попойки,
И стакан червивой браги — не для европейских дам!
Желтый вирусный осадок пью я на родной помойке
За Бальмонта и за лэди, за Париж и Амстердам!

Лэди, лэди, я — хороший, и глаза мои — большие;
Это просто я куражусь, и слова мои пьяны...
Никогда я не поглажу Ваши волосы степные;
Ваши взрослые мужчины вдрызг степенны и умны.

Но Марьяне, но Оксане в изумрудном Амстердаме
(Ты — казачка, — где же лэди?) соберу я свой букет,
И голландские тюльпаны заалеют под ногами,
И мы будем в Амстердаме, что нигде на свете нет.


Теперь я немного хочу поговорить за поэтов. Ты зря говоришь, что я холодно отношусь к Лорке. Отнюдь нет. У меня он входит в десятку (есть у меня такая шизофрениченка — иногда считаю, — постоянно меняется) **). Сейчас, если интересно: (задумался я) (места не важны) Мандельштам, Басё, Лорка, Пастернак, Бунин, Элиот, Верлен, Монтале, Хафиз, Гораций.***) Впервые вошел Бунин, — я его раскусил. Удивительно хорошо. Долго не появлялся и Пастернак. Как видишь, нет ни Пушкина, ни Есенина. Я их, однако, люблю (второго больше). Мне сдаётся, что ты как-то уже подходишь, т.е. рассматриваешь; или уж так на роду написано, и тебе всё равно будет казаться насилием над собой чтение хотя бы Кушнера? Однако, вспоминаю, — нет! Ты ведь претенциозен здесь. Помнишь, ты совсем ненормально набросился на Бальмонта за слово «косогор». Я даже растерялся и как-то замял. Не указал на полную несостоятельность нападки. Вот косогор — (следует рисунок в письме) В любом советском шлягере можно услышать, и вообще везде. Это уже отдаёт озлобленностью. Догадка: м. быть, тебе не нравиться, когда на жизнь смотрят, как на игру? Но сколько слоёв в этом пироге, однако, — сам подумай! (Это я о жизни и об игре —p тоже) Впрочем, мнения не навязываю, — глупо. Принимаю тебя таким, как есть.

…Написал я длинные письма: в журнал «Знамя» (что вот уже год не выполняет обещанного), в «Сельскую молодёжь» (хе-хе!), В. Катаеву, В. Марковой (переводчик с японского — знаешь?), Палиевскому (хороший литературовед). Послал много стихов и просьб. Жду. Во втором номере «Майи» участвовать, всё же, буду: 16 стихотворений.

Как забодал провинциализм! — при всей моей глубокой и нежной любви к Пскову.****)

Глядишь, где-нибудь в Москве, или в Питере появится, наконец, кто-то веса Блока, а мы что — так и останемся?

…
Пиши.
Не забывай изгнанного Шелошика.

___________________
*) Вошло в Избранное-87.

**) У Жени была привычка регулярно составлять и обновлять списки поэтов по одному ему известному рейтингу.

***) Обратим внимание — сколь широкий ареал мировой литературы был охвачен его пристальным интересом. К тому же этот ареал постоянно дышал и жил, меняя свои очертания.

****) Ценное признание, если учесть трезвый взгляд Евгения на современный социум Совдепа, сквозь который он всегда различал живые черты России.




№15
15 ноября 1980

…у меня такая любовь, — ты не представляешь, — никто меня так не любил, и я — никого (я не кощунствую по отношению к Марине, но вспомни… эх!..).

…Да, в школе — кошмар, и ты теперь убеждаешься в этом не теоретически. Это горько. Но у меня уже нет таких эмоций. Прошло.

…Вот стишок (по-поводу моей — помнишь? — поездки к Марине, недавно). *)


***
Как осень в ноябре больнее
Кусты сухие обрывает,
И ветки ломкие умнеют,
И ничего не понимают,

Где ждут какой-то страшной бури,
И пыль блестит (не бойся Бога!) —
Бросаешь ты, глаза зажмурив,
Меня на звонкую дорогу.

И край ползёт по расписанью
Сквозь ветки наготой озёрной,
Прилипчивые названья,
И имя — надписью казённой,

И родина стоит босая,
И всё не те мелькают лица…
Но это я тебя бросаю
Нагой на белую страницу.

И девочка вдыхает осень,
Но уж мороз берёт за руки
И безболезненно заносит
Сырой апофеоз разлуки.

Снег будет звёздчатый и крепкий,
Ты разрумянишься с прогулки,
Заснёшь, и поплывут на щепке
В потоке бурном две фигурки —

За расстоянием за дальним,
За снегом, просто без причины
Уже смешны и нереальны,
Уже почти неразличимы.


До свиданья.
Женя Шелошик

_______________________
*) Это прекрасное лирическое стихотворение известно мне только по этому письму.





III

Выдержки из некоторых писем, написанных мне в Москву за период 1980-1987 г.

(Я закончил естественно-географический факультет Псковского педагогического института в 1982г. Однако, после 4 курса по состоянию здоровья вынужден был взять академический отпуск сроком на один год. Таким образом, учебный год 1981-82 года я так же жил дома в Москве. В 1984-87г. я работал лаборантом в цитологической лаборатории ЦКБ АН СССР. За это время Женя несколько раз приезжал ко мне в гости.)


№16
17 июля 1981

…3 ночи провёл у Охапкина. Еще гостил у брата поэта Бобышева «очень известного в США» и Смольном районе Ленинграда, ныне живущего в Милуоки. Эти ночлеги — в доме, где Вяч. Иванов всех приглашал на свои среды.

Интересно, что с ещё одной поэтессой знакомился в доме, где жил и умер Блок «у морских ворот Невы».

Все они — кочегары и как-то запоем хвалят это. Надо подумать… Гхм… Питер потряс, как никогда (просто ты не привык!)

*) Ещё ездил в Резекне, но «это за полями» письма…

…Я наполовину (тьфу-тьфу) устроился с сентября в спасительную сельскую школу около Ершова (поселок в 30 км. от Пскова).

Стишок: **)


***
Нежилой, некрасивый
накренившийся дом
с растопыренной ивой
под мутным окном.

Лай далекой собаки.
Взгляд из жизни моей.
Эти скудные знаки
и теплей и родней.

Это тайна окраин
и печаль тишины.
Вот и мы не случайны
и кому-то нужны.

Свет луны терпеливой,
грубо сбито крыльцо,
и дремучей крапивой
Заросло деревцо.


Да, за это время два стишка «О, когда-то я падал в травы» и «Но если ты останешься одна» напечатали в «Ленинце». («Молодой Ленинец» — молодежная газета в Пскове)

Привет от Тани!
Your Шелошик

__________________________
*) Мы тогда часто спорили — какой город лучше — Москва или Ленинград.

**) Стихотворение вошло в Избранное-87.




№17
12 сентября 1982

…Вот и ты… слёг (Вася, Пино, Адвентус, Гена, Славик…). Верю, что всё будет хорошо. Когда же хоть внешне успокоится наша жизнь?! В общем, не падай духом, в любом месте, думаю, есть и свои маленькие радости, и своя неповторимость.*) Утешитель с меня плохой, но я всегда тебя помню и люблю, и верю, что это как-то может тебе помочь.

… А теперь немного о собственной inner world (внутренний мир). Уезжая из Москвы, хотел ее не то что б описать, но хоть что-то о ней. Но всё спрессовалось в это маленькое стихотворение о церковке, которую видел где-то в центре Москвы:


Есть церковка в центре Москвы,
Как бледные руки монаха,
Воздетые к небу среди
Спешащих куда-то людей.


…Долго писал такое стихотворение (начал ещё давно — когда мы с тобой шли к твоему дому в июне, — помнишь: «пока ещё не отцвёл жасмин…»? Думаю, что выразил некую часть своей души. Стараюсь сейчас писать искуснее, чем раньше в смысле прихотливости созвучий, консонансов, аллитераций):


***
Пока еще не отцвел жасмин,
и аромат восточный-недотрога
дорогу охладил прозрачным снегом,
и ждут меня немного, и один
стою и не вымаливаю — много,

пока еще... Я сбился... Мир — как ты, —
как женщина, как эллинское тело:
взять, спеть, налюбоваться — все не то, —
мне подарили белые цветы,
и я не знаю, что мне с ними делать. **)


Писал, конечно, и про «мой Восток». Вот пример:


***
Чужой, прожженный край
торговцев и менял,
засахаренный рай,
ты так манил меня!
И вился виноград,
как тысячи назад
засахаренных лет.
Мой вызубренный бред,
такой же ты, — я рад.
И в трещинах Ислам,
богатый бирюзой,
оббитой по углам,
и нестерпимый зной, —
чужой, слепой, иной;
а я вообще — такой,
и не привык иметь,
и полюбил смотреть,
и чьей-нибудь чужой
оббитой бирюзой
минуту жить за всех.
Жалею, что осел
твой вылепленный дом,
и твой литой осёл
немного, все же, мой,
но надо ли о том?... ***)


А вот по поводу, так сказать, своего безденежья. (Навеяно Псковом, разумеется.)


***
Когда мы шли через репейник,
И сумерки немного прибыли,
Я был, наверно, коробейник
В волненье радостном от прибыли...
Теперь смотри, какой дремучий
Тысячелетний сочный берег.
Букет мой странный и колючий,
Да вряд ли кто-то и поверит. ****)


…Пока хватит.

Не скучай. Постарайся приспособиться писать. Хотел бы быть вместе.

Всегда твой Шелошик
Женя

_______________________
*) В это время я уже находился в неврологическом санатории «Покровско-Стрешнево». Женя перечисляет наших общих знакомых, кому так или иначе пришлось пройти через подобные заведения. «Маленькие радости» на этот раз заключались в освобождении от армии и в написании одного из лучших моих стихотворений «Апофеоз осенних листьев».

**) Стихотворение вошло в Избранное-87 немного исправленным:


Пока еще не отцвел жасмин,
и аромат восточный-недотрога
дорогу преградил прозрачным снегом,
и ждут меня немного, и один
стою и не вымаливаю — много,

пока еще... Я сбился...
Мир — как ты, —
как летний снег, как эллинское тело...
Мне подарили белые цветы,
и я не знаю, что мне с ними делать.


***) Стихотворение вошло в Избранное-87 без последней строки.

****) По данным Мирослава Андреева — это первый вариант стихотворения, другой мне не известен. Первое четверостишие так «по-дурацки» смешно и складно устроено, что я сразу и навсегда его запомнил. В Жене и впрямь было нечто от купца-коробейника: удаль и сноровка. Как я уже писал, несколько лет он с переменным успехом приторговывал с рук мумиё, которое поставлял ему через Мирослава поэт из г. Фрунзе Ю. Богомолец.




№18
15 января 1983

…У меня все нормально. Дали мне III инвалидности *), пенсию (примерно 20 руб.). Теперь буду в ближайшее время устраиваться либо сторожем, либо дворником, — до лета, а там — будет видно. В психдоме провёл 55 дней — целая эпоха, — немного писал, много видел, но расскажу устно, а некоторые стихи сейчас тебе подарю.

Это стихотворение — о карте Родины, в связи со встречей с алкашом (вес 110 кг), 10 лет отсидевшим на Колыме и рассказавшем многие ужасы.


ВПРАВО ПО КАРТЕ **)

Уроку географии СССР посвящается

Тянется, тянется карта...
Слезит ли морозный ветер
сквозных лагерей бесслезных
замызганной жизнью тех,
что нечеловеческим матом
< в вечную память вмерзли
за гранью запретных тем?

Где выживет ражий и рыжий
с каплями между век.
На теле огромном вижу
татуировку рек.

…Напечатали меня 11 января в «Молодом ленинце» опять — 2 стишка: Старая Рига («Как будто рыцарей хмельная рать») и «Загублены звонкие стебли»…

Пиши — жду и жди! Когда-нибудь все мы встретимся. Как писал Белый: «и встречи этой лишить нас не сможет никто».

Всегда твой Evgeney

_______________________________
*) Женя находился в это время в Псковском психдиспансере на амбулаторном обследовании в связи с необходимостью освободиться от призыва в СА. Из своего опыта я подсказал ему несколько паранормальных случаев, отчасти благодаря которым он получил освобождение. Поэтому не стоит придавать особого значения факту его нахождения в данном заведении. Под впечатлением полученного опыта, он написал триптих ЖЕЛТЫЙ ДОМ, который весь вошел в Избраннное-87.

**) Стихотворение вошло в Избранное-87.

«Татуировку рек» — Россия как тело зэка... Эпический образ.




№19
23 февраля 1983

…Как-то без инцендентов, постепенно выявилось моё одиночество …сижу большее время дома или в своей сторожке, где читаю и пишу. Какой-то минимализм лезет в голову, типа: не самое худшее; это — как у Христа за пазухой и т.д. Как-то и не пью: не с кем, не на что, да и отвык немного. Скука смертная, — может приедешь, а? Я пока не могу, — не только из-за денег, но и из-за какой-то внутренней усталости, уход которой начнётся с весной. Вот, ходил к отцу Владимиру *), — он, повстречавшись, просил почитать новые стихи. Очень ему понравилось, и мне было приятно. Но нет, я ещё не сгнил окончательно, у меня, по-моему, ещё побольше чем у тебя оптимизма. В газете должны напечатать ещё мои стихи («Отец» и другие), а так же две статьи о Соллогубе и Монтене (последнее рассматриваю, как помощь семье).

…Насчёт своего таланта не сомневайся, — он не есть количество выпускаемой продукции. Если же очень плохо, когда не пишется, то вот несколько советов. Фантазия. Постарайся уйти в фантазию. История. Временно опустить глаза перед неразрешимой суматохой настоящего. По методу Цветаевой: «Писать не могу? — об этом пиши!».

… Ещё. У персов была такая интересная форма — «назире». Форма — соревнование. Берём, скажем, стихотворение Лорки и во столько же строк, таким же ритмом на ту же тему пишем — но совершенно своё, стараясь переплюнуть. Интересно ведь поспорить с великими! Я вот написал одно назире (для любопытных: посвящается афганским коммунистам, ведущим трудную борьбу с басмачами, вооруженными США) **) Это на стихотворение Пушкина «Гречанка верная…» Можешь сравнить, — только внимательно. Русская муза всегда откликалась…



НАЗИРЭ ***)
на стихотворение А. ПУШКИНА

«ГРЕЧАНКА ВЕРНАЯ, НЕ ПЛАЧЬ...»

Афганка, не рыдай, он встретил пулю грудью,
Под взорами отцов не пал душой;
С высокой головой на страшное орудье
Он гнал коня. Последний взор был твой.
Тогда ты с тайной, скромной гордостью смотрела,
Как туг его кушак, как сталь клинка горела...
Прощался он и встал на стремена,
И таяла чалма в долине снежной птицей...
Не плачь, он был Рустам, он с Дивом шел сразиться!
Его душа тебе верна.


Думаю, как утешение, как точная этнография, и вообще — у меня лучше. Кто видел — согласны. (Удачной кажется связь: Пушкин — горцы — Афганистан — персы — назирэ)

Принесли мне тут книгу (явно, судя по некоторым оборотам — Н. Рериха) «Иерархия сил света». Нет, думается, не невежество. Во всяком случае, со стороны создателей. Без всяких аргументов гонится «космическая мистика», часто прерываемая психопатическим: «Да! Да! Да!» Претензия на заклинание. И! — уже не корявый язык. И — всё пронизано духом слепого подчинения. Вывеска, конечно, самая светлая. Полное презрение к истории. Странно переплетённый космополитизм и шовинизм.

… Читал Бхагавадгиту. Сильное — очень — писание. Полёт мысли человека порой, всё-таки, поэтичен. Но я предпочитаю тайну, которая всегда со мной. (Не потерять бы!)

…А. Белого читал. При всей тенденциозности, считаю роман (вероятно — «Петербург») очень сильным. По-моему, среди известных модернистов прозы (Кафка, Пруст, Джойс, Маркес и др.) есть и наш, русский. Вообще-то, ещё и Булгаков.

Теперь — немного о своих стихах. Пишу теперь как Бог на душу положит. Что хочу, то и леплю. Вот, болталось что-то такое во мне отчужденное от всех и вся:


Сон на Рождество человека N (не я!)

Так в детской спальной страшно гаснет свет
Да нет мы заколдованы поверьте
Ещё нас не было ещё нас нет
А может даже после смерти
Живём и каждый сохранил
Далёкой жизни отпечаток
И как во сне мы не находим сил
Стянуть с окоченевших рук перчаток

Я б смёрз как голый молодой побег
За пробужденье всех
Когда б в груди не бился мёртвый век
И веры нет в успех

Я знаю я законы чту
Ничто не появляется некстати
Конвульсией свело мечту
О дружеском рукопожатье


Пробовал и рубаи: (хотел одного — свободы)


***
Одна минута в сумерках — моя:
Горит звезда любимая моя, —
Минута равновесия… Уютно
Шкатулка разукрашена моя.


Как боль погасла жажда дальних стран, —
Открылся более печальный балаган
На старой детской площади моей
Сквозь предвечерний голубой туман.


Я замер сердцем, дал улечься пыли,
Остановился, наклонился, выпил…
Лепились облака великих дел,
Дул тёплый ветер. Сладко пахли липы.


(Как видишь, здесь мало претензии на чеканный смысл, что и не является догмой для рубаи, как у Хайяма.)

А вот!:


***
Гроза! — вот вам и вечер-старичок:
Ночь — негр — гигант узоры ритма чертит!


Ну и такое несерьёзное подражание восточному


***
Сад готов. Каждый куст надеется.
Расцвели, — розам в праздник верится.
Все цветы нежным войском строятся.
Если ты! — роза распрямляется
И за шапку мою цепляется.

Кто топтал — веселей ребёнка —
Забывает, бежит тропинка,
В пляс пошла золотая пылинка,—
Разыграла безумье тонко,
Переплюнуть меня старается.


Меня занимает сейчас импрессионизм чувств и совмещение противоположностей. Мне нравиться сейчас взламывать форму. Мне хочется летать и уже хорошо, если это желание в этих корявых формах есть.

Пиши, Тёма! Пока. Приезжай!

________________________________
*) о. Владимир Попов — тогда и ныне настоятель храма святителя Николая в Любятове (окраина Пскова).

**) Эта ироническая фраза вставлена с учетом возможной цензуры писем. Понимать ее надо ровно наоборот.

***) Актуальность этого назирэ была в том, что имело в виду оккупацию Афганистана в 1979 году. На мой взгляд оно уже не так удачно, как назирэ к стихотворению Мандельштама «Феодосия», которое так же вошло в Избранное-87.




№20
27 апреля 1983 (ровно за 7 лет до смерти)

…2 апреля напечатали мой акростих *) (и ещё — «змейку жизни») — на месяц ошиблись, но день в день попали в католическую (мою!**)) Пасху.

…Я, конечно, пишу, но много распространяться не буду, вот одно на восточно-околобиблейскую тему:


КУПЕЦ     ДАВИД ***)
(восточная фантазия)

Нет серебра Давида тяжелее,
Давида мраморный дворец — невидан,
и, трепетные, ждут его лилеи, —
три белые жены в саду Давида.

— Давид, вставай, — ты сам себе не нужен!
Продай, продай натруженные глыбы! —
Тебя узнал глубинной, тайной рыбы
глубокий глаз — жемчужина жемчужин!..
........................................
........................................
Бредет базаром полоумный странник,
сожжен слезами, зноем ли палящим;
ему, смеясь, бросают черствый пряник,
а кисть костлявая — еще изящна.

Бормочет, стонет: «Мало... не хватило...»,
и вдруг застынет, будто чем разбужен...
В далеком море, под глубоким илом
лежит на дне жемчужина жемчужин.


Да, прочёл сборник рассказов Набокова, а так же его романы: «Дар», «Подвиг», «Защита Лужина». Ещё — роман Чиладзе «И каждый, кто встретится со мной» и рассказ Битова «Вкус». Всё это очень хорошие вещи — сливки » одна лучше другой.

…Я очень засиделся в Пскове (практически, никуда не выезжал с осени, не считая 1 раз — в Резекне), так что не удивляйся, если вдруг приеду.

P.S.
…Приписываю новое: в редакции узнали об акростихе, поднялся скандал. 2 человека получили выговоры…

______________________
*) Имеется в виду стихотворение «ВЕСЕННИЙ АКРОСТИХ», где первые буквы строк составляют Пасхальное приветствие «Христос Воскрес»:


***
Хрупкими льдами уплыли недели,
Рухнули шапки черемух апреля,
И распахнулась зеленая даль.
Синее небо на землю спустилось,
Тоненькой веточкой сердце забилось.
Осенью вспомнится, осенью — жаль.

Снова порывистым криком грачиным
Вычерчен город по веским причинам
Общей с ожившей землей суеты.
Скоро на платье душистом и тонком
Крошка весна нарисует спросонку
Редкие, крупные яблонь цветы.

Ей даже мы удались, как растенья
С еле заметным друг к другу движеньем.


Этот акростих был напечатан в псковской газете «Молодой Ленинец» и наделал много шума в застойном болоте города. Если правильно припоминаю, то Женя, с удивлением не дождавшись никакой реакции, сам позвонил в редакцию от имени читателей и сообщил о смысле акростиха. Кого-то в редакции даже сняли с работы, если не ошибаюсь, а Женю совсем перестали печатать в местной прессе, и стал он у нас совсем диссидентом.

**) Незадолго до смерти Женя присоединился к Православной вере через таинство миропомазания. Обряд прошел в храме равноапостольных Константина и Елены, вплотную к которому стоял домик Жени.

***) Стихотворение вошло в Избранное-87.

Купец Давид — обращение к библейскому, христианскому мифу: вспомним притчу Иисуса о большой жемчужине, ради которой продается все остальное имущество, а так же и то, что с апостольских времен рыба является символом Самого Христа.




№21
7 июня 1983

…Не пишу, но «песня зреет». Из прочитанного особо запомнилась «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» — в журнале «Ин. Литература» №12 за 1974 г. Ещё: в издательстве «Современник» в прошлом году вышла книжка стихов Ивана Жданова «Портрет». Что-то, скажем осторожно, совсем не похожее на то, что печатается нашим конвейером. Есть просто блестящие места, типа: «Останься боль в иголке! Останься ветер в чёлке пугливого коня! Останься мир снаружи, стань лучше или хуже, но не входи в меня!» Или: «Пускай электрической плотью себя одевает рябина! Пусть ночь остаётся на месте, а почва плывёт из-под ног! Отечество — ночь и застолье, а всё остальное – чужбина. Мы верные граждане ночи, достойные выключить ток».

…Честно говоря, скучаю по тебе. …Напиши мне что-нибудь из Бёма — что-нибудь важное, а? А лучше — приезжай. …Может быть, ещё, — с неба или из-под земли, — свалится шанс, и мы махнём куда-нибудь — в Коктебель ли, на Памир… Всё время куда-то тянет. Путешествовать надо в себе, но я люблю и снаружи, — не осуждай меня! Приезжай! («хоть на денёк»)

Хороших стихов тебе! Твой Женя.




№22
15 февраля 1985 *)

…Долгое время тебя вспоминал и уже раньше этого письма понял, что ты мне по-прежнему дорог. В общем-то мне одиноко сейчас… С Таней мы разошлись уже около 3-х месяцев назад. Скитаюсь, пока не нашёл квартиры…

…Какая-то страшная — по морозам — зима. Я работаю в котельной. Сильно скучаю по настоящей жизни.

…Таня с тёщей так на меня обозлены, что даже Олю мне не показывают — и это — без реальной ссоры, просто с ровного, так сказать, места. Постепенно, кое-как, переживаю это. Хочется обзавестись комнаткой — очень. На неё тебя и приглашаю.

… Приезжай, что ли!?

И напиши.

_______________________
*) Письмо написано после полуторагодового перерыва в общении. Причина этого в том, что в ноябре 1983 г. вся наша компания, кроме Жени (Мирослав Андреев, Анатолий Нестеров, Игорь Паначёв и я), попала под следствие. Я «провинился» тем, что в отличие от остальных участников, избежал заключения. Подробности этой неприятной истории здесь рассказывать неуместно.




№23
24 марта 1985

…Посылаю звонкую витиеватость, хотя в целом пишу сейчас по-другому. Но эта игрушка, надеюсь, позабавит: *)


***
Опять голодные грачи — зачем? —
Такие — в трауре — врачи — зачем?

Я наизусть печалиться умею, —
не надо больше, не учи, — зачем?

Прозрачная стена крепка меж нами, —
цветные шторы, кирпичи — зачем?

Чернеет что-то впереди, как ночью;
ночь беспросветная — в ночи — зачем?

Ум утешает, сердце плачет кровью;
двум разлученным — палачи зачем?

______________________
*) Эта газель вошла в Избранное-87.




№24
12 мая 1985

…Псков зазеленел и по-прежнему мне дорог. Но решение «оторваться от субстрата» крепнет. Если что-нибудь будет возможно, сделайте, т.к. я хочу к вам — поближе…

…А ещё вернее, спичка моей души намокла в океане безысходности и уже, кажется, не может загореться сразу, как сказал бы какой-нибудь пошлый перс.

…Побывал я в Ленинграде. Везде почти всё чаще я наталкиваюсь на одиночество, разобщённость, беспомощность какую-то. Всё чаще мир кажется таким жалким, и — впервые — маленьким. Неужели, по той надписи на стене дома, что около вас, таким стал я?... *) Правда в последнее время зеркало зазеленело, подуло чем-то заманчиво-настоящим, — наверное с юга.

…Вот — лето протягивает нам свои объятия. Ведь все эти мои дёрганья **) — не от желания обогатиться, но — «инстинктивного» — выжить, пожить, пописать, сделать хоть что-то. ***)

…Две новые книги: С. Соколова — роман «Между собакой и волком» — мощнее, думается, первого; со стихами довольно забавными, и — Алексеева — «фолиант» «Китайская литература» — огромно, серьёзно, интересно.

…Вот — одно из последних стихотворений — немного в сатирическом духе:


Подражание Цветкову ****)

... А осенью вспыхнет, как елка, аллея;
родные домишки, — кому рассказать!
По вечеру тихо плывет бакалея,
и тени пришельцев по клумбе скользят.

Ко мне — за сарай и немного пройдете
Тропой Металлистов над сточной рекой,
и лысый в цветном голубином помете
все так же за ветками машет рукой.

Опять не попасть на арену Икару!..
Я, видимо, крайний! — На то и гожусь...
Я брошусь под первый попавший «Икарус»,
в трех проклятых улицах я заблужусь!

Эпоха бесстыдно латает заставки.
В кровавые жмурки играет плакат.
Я выйду по нежно-сиреневой справке, *****
и надпись по золоту: «не виноват!»


Очень скучно мне. Часто вас ******) вспоминаю. Вот — написал по приезду — Вам — простите, что банально.


***
Так далеко я, что почти вас нет…
Вагон, не слишком дорогой билет…
Когда бы мы не встретились случайно…
Вы превратились в музыку и тайну.

Так далеко я, что почти во сне
Хожу один по призрачной весне;
Поймаю тучку, тут же отпущу.
Я улыбаюсь и всегда грущу.


Заканчиваю вместе с листом.
Ваш Шелошик

_______________________
*) Имеется ввиду надпись на стене моего дома в Москве, на которую я обратил внимание Жени, когда он гостил у меня: «ТЫ СМОТРИШЬ В ОКНО, А ГЛЯДИШЬ НА СВОЁ ОТРАЖЕНИЕ».

**) Имеются ввиду попытки торговать с рук мумиё, о которых я уже говорил.

***) Обращаю внимание на то, как социум неумолимо выталкивает «проклятого поэта».

****) Стихотворение вошло в Избранное-87 уже без названия.

*****) В письме Женя дает здесь такое примечание:
«Справка из N-ного заведения (психдиспансер) имеет светло-лиловатый цвет».

******) Имеется ввиду моя жена Ирина Девяткина, с которой у Жени были очень тёплые отношения.

ТРИДЦАТЬ СТИХОТВОРЕНИЙ:
избранное