ЕВГЕНИЯ ИЗВАРИНА

ТАМ ЗАЛЕГЛА ТВОЯ ЖИЗНЬ…

(Владимир Гандельсман, Денис Новиков, Борис Рыжий:
куда приводят поиски утраченного времени)

Поэзия — если вообще можно говорить о каком-либо ее предназначении — есть идеальный (самый тонкий и точный) и универсальный (весьма гибкий, многофункциональный) инструмент познания, художественного преображения и воспроизведения… Чего? Прежде всего, острого переживания. Психологического ли, интеллектуального… но главное — переживания, мига текущей жизни, вынести который, справиться с которым человеку помогает словесное самовыражение. Энергия переживания воплощается в слове, следовательно, поэтическое произведение фиксирует и — уже для читателя — по-новому одушевляет прежде всего время настоящее.

Но человеку также свойственно переживать — проживать сердцем, постигать разумом — прошлое и будущее. Ностальгически-элегическое бытие поэзии, то из равно беззащитно-открытых её трёх лиц, которое смотрит в прошлое, — как говорится, «особая статья» (вот и выберем его предметом настоящей статьи). В рамках линейной концепции времени, которую мы по традиции применяем для взгляда на собственную жизнь, прошлое — фундамент, база, начало, родник, залог настоящего и будущего. В будущем — развязка сомнений и событий, но разгадка их — в прошлом. Как правило, в начале жизненного пути: в детстве, отрочестве и юности. Как в чувственном, так и в смысловом отношении три этих периода в равной мере и непоправимо разъяты, и накрепко сцементированы моментом инициации, всеобъемлющего кризиса-потрясения и качественного изменения всей личности. И если от общих слов перейти к конкретному материалу, — есть в современной нашей литературе три поэта, творчество которых (в части его содержания, сквозной мотивации, взаимоотношений со временем) ярко выражает именно ностальгическую тенденцию, примат прошлого в повседневной ориентации и самоидентификации. А поворотный момент инициации, посвящения ребенка во взрослую жизнь, — то тематическое и идейное пространство, на котором пересекаются, как три пути, три авторских взгляда, три поэтических голоса — Владимира Гандельсмана, Дениса Новикова и Бориса Рыжего.

Первый родился в 1948-м году, второй — в 1967-м, третий — в 1974-м. Денис Новиков младше Владимира Гандельсмана почти на двадцать лет и старше Бориса Рыжего лишь на семь. Но если принять во внимание социальные и психологические потрясения и сдвиги 1985-1995 гг., — можно, я думаю, говорить именно о трёх поколениях. Трёх русских поэтах последней четверти двадцатого века (из них только старший продолжает работать и сегодня) — своеобразных, талантливых, сильнее всех прочих выразивших в своих произведениях, во-первых, память о детстве как об индивидуальном потерянном рае и средоточии, завязи всех последующих жизненных мотивов и положений, и во-вторых, драму (а то и трагедию) инициации: потери невинности, выхода во внешний мир, одновременно — интеграции в общество и вступления во взрослую жизнь.

В словарной статье «Жизненный путь» Игорь Кон отмечает, что «для изучения жизненного цикла особый интерес представляют качественные рубежи, критические точки и периоды. В биологии и психофизиологии критическими, или сензитивными, периодами называют такие фазы развития, когда организм отличается повышенной сензитивностью (чувствительностью) к каким-то вполне определенным внешним и/или внутренним факторам, воздействие которых именно в данной (и никакой другой) точке развития имеет особенно важные, необратимые последствия… Они нередко оформляются специальными ритуалами, «обрядами перехода» или инициациями. Поскольку сензитивные периоды и социальные переходы часто сопровождаются психологической напряженностью и перестройкой, в психологии развития существует специальное понятие возрастных кризисов, с которым ассоциируется состояние более или менее выраженной конфликтности». Вот — узел проблем, действительно — зерно, ядро формирования человека, его внутреннего мира и его внешнего проявления, фундаментальных принципов его дальнейшего индивидуального… не просто существования, но осуществления в этом мире. Соответственно — что может быть важнее для художника, способом самовыражения избравшего, условно говоря, автопортрет, анализ и синтез собственного «я», рисующего внешний мир только через собственное восприятие? В. Гандельсман, Д. Новиков и Б. Рыжий принадлежат именно к такому типу поэтов-индивидуалистов, всё и вся от начала и до конца постигающих и измеряющих — собой, только собственной кровью, собственной болью. Если такого толка стихи действительно хороши, они-то и завоевывают особенно искреннюю и прочную читательскую любовь. Люди понимают их сердцем, поскольку отождествляют со своим собственным опытом детства, взросления, разочарования и противостояния. Поэтому стоит ли говорить о «важности темы» и «величине вклада»? Просто — попытаемся проследить эту автобиографическую линию в поэзии — в трех зеркалах и трех голосах, в трех пластических и живописных интерпретациях на трех различных уровнях «сцены». То есть, во внешне сходных, но все же существенно отличающихся исторических декорациях.

Уже дописывая это эссе, я обнаружила в «Независимой газете» рецензию на вышедшую в прошлом году в Москве книгу К. Фараджева «Творческий эгоцентризм и преображенная инфантильность: Анализ произведений Ф. Кафки, А. Платонова, А. Чехова, М. Цветаевой, И. Бродского». Цель автора, — отмечает рецензент, — «понять, как особенности этих писателей вырастают из их детских трудностей. Причем трудностей непреодолённых, которые до конца дней продолжали отравлять жизнь им самим и их окружению». Что ж, как видно, искать корень творческих побед и проблем в психологических неурядицах детства и творчества авторов — идея не новая, и тема эта будет затронута еще не раз. Но уж такова природа творчества, его фундаментальная основа, что сколько бы ни появлялось подобных исследований — проблему взросления и адаптации в обществе они поднимут, но не решат. И ничем не помогут художникам, оплачивающим творческие взлеты жизненными поражениями. Так было и так будет: не всем дано ежедневно просыпаться, улыбаясь новому дню. Точно так же не все способны преодолеть порог нового возраста, нового социального статуса. И вот тут, когда проигрывает человек, — частенько выигрывает литература.

В. Гандельсман, Д. Новиков и Б. Рыжий, каждый по-своему, смогли отразить этот опыт в стихах, попутно воссоздав атмосферу времени, передав множество нюансов детских и отроческих чувств, помыслов, переживаний, стремлений, иллюзий. В единый узел три этих нити, три линии душевного и творческого развития связывает ключевой момент инициации, посвящения в тайну взрослого самоощущения и взрослых взаимоотношений.

Для Владимира Гандельсмана главным оказалось воспитание чувств и путь через пробуждение чувственности к любви, преодолевающей эгоизм, любви и памяти, способным иногда поворачивать вспять, черпать силы в детской чистоте и непосредственности — и возвращаться обновленными в повседневную жизнь. Завидная способность, позволяющая надеяться на творческое долголетие поэта.

Денис Новиков центром притяжения всех страхов, надежд, желаний и предчувствий юности сделал рождение поэта. Что бы ни совершал его лирический герой, что бы ни происходило с ним самим — всё происходит «в оправдание строчки». А поэзия жизни, в свою очередь, оправдывает всё. В некоторых поздних произведениях Д. Новиков — уже не поэт, а вполне овладевший поэтическим даром и больше не озабоченный подбором слов человек-визионер, провидец — достигает трагически запретных высот миропонимания. Но он же абсолютно ясно выразил в своих стихах невозможность будущего, полное тождество следующего за юностью этапа со смертью. И умер (как пишут, от сердечного приступа) в 37 лет.

Борис Рыжий, как и оба вышеназванных поэта, человек явно эгоцентричного склада, пошёл, однако, другим путем: он сделал свою поэзию подчеркнуто сюжетной, впустил в неё «улицу», «двор», «подъезд» — множество людей и житейских ситуаций. Его стихи более социальны, вообще более конкретны и отчётливо привязаны к месту, времени, сленгу и т.д., густо «населены». И главной проблемой инициации для него стала проблема мужского авторитета, наиболее глубоко и многосторонне в его стихах показана сфера взаимоотношений в неформальном коллективе — дворовой компании.

«Ну что же, — поётся в старой мудрой песне, — каждый выбрал веру и житьё…» Каждый поэт уникален, что читателю только на руку — отличать и восхищаться… Только вот дальше-то у Визбора — «…полсотни игр у смерти выиграв подряд». Двое из троих — увы, проиграли: прошлое — не отпустило, настоящее — не удержало, будущее — не позвало…