на середине мира
алфавитный список
город золотой
АВАРИЙНОЕ ОСВЕЩЕНИЕ
И чешуею розовой пестрит,
пустынный снег, и бездна говорит
подледной речью.
Светящиеся колья ставит ночь,
уловлены мы в сети, и помочь
нам больше нечем.
В СВЕТЕ МЕРТВОГО СПУТНИКА
Под луной, на луне снова осень стоит
и чернеют моря как листва подо льдом.
Ломким ливнем лучей в глянце залитых плит,
никого не ведущих в заоблачный дом,
отражается он, мертвый спутник земли.
Или был он задуман, пустующий нимб,
для того, кто прошел, как деревья прошли,
но в светильник огонь не сомкнулся над ним?
И обобран до нитки, безроден и нищ,
тщится воду ловить он в худой свой кувшин
и растут на луне из его пепелищ
и руины, и зелень на гребнях руин.
САЛЕХАРД
Что тебе до меня, тальниковая голь краесветного лета?
Вот, как остов до полюса недотянувшего судна,
тянет мачты пропащие город-острог и продета
косяками их млечная стынь — высока, непробудна.
Там бараки легли топляками, прибитыми к броду,
и небесные воды с земными так зримо сомкнулись,
что, из времени выбыв, глядят сквозь высокую воду
версты шпал погребальных, дощатые оползни улиц.
И не помнит вода, сколько пришлых и разных обмыла,
беспризорный поморник кричит у Ангальского мыса, и знаю:
детям тундры не всуе воздушная светит могила
и сиянья живут не напрасно в ночи, ни на чем зависая.
ОВИДИЙ
I. НАУКА ЛЮБВИ
И упряжью уходят лебединой
в какой-то лимб, в какой-то ветхий зев
снега твои преступные, Овидий.
Повсюду вьюги варварский распев,
но пристывает перышко к рогоже
зимы, к версте верстающей версту,
и россыпь огоньков пустопорожних,
твою изобличает немоту
и в ней обозначает твое имя.
И снег сквозь пламя клетками твоими
летит, роясь, витает на лету.
II. МЕТАМОРФОЗЫ
А любить здесь — безлюдную землю узреть
пережившую воды потопа: вот нить
солнце тянет сквозь тину, висящую средь
веток, коими боги судили обвить
мне древесные руки твои; умереть
не дано нам, но лишь двуединым всходить
нескончаемым древом, чьи корни — в земле,
кроны — в небе срослись, и горят как в золе
струи хвороста, грея взошедшее дно,
и шумят, повторяя, что корню во мгле
перегнивших их листьев хранить суждено.
ВЕЛИКАЯ СУББОТА
Ты завершаешь земную природу
в мох на глазах выбывающим лесом:
выйдя из вод, он уходит под воду
и проступает морозным замесом
слабых лучей, как орнамент по своду,
к Пасхе отмытому: просеки, лица,
в лилиях сонных Твоя Плащаница,
свечи, зажженные к крестному ходу.
Ты завершаешь земную природу
и отмеряет секунды водица,
капая в таз, и отрадны юроду
тундра без птиц и весна, и больница.
РАКУШЕЧНИК
Как уплывала лодка по реке
от спящих в молодом березняке,
а утром утонувшего искали
(икона доплыла до островка,
где вечерами снег березняка
белей ростков картофеля в подвале),
как жили мы. Мы жили? Нет, едва ли —
воды не обнаружишь в той реке.
Ракушечник блестит себе из тины,
часовенки крылатые руины
летят куда-то, дышат налегке.
КРЕСТОВОЗДВИЖЕНИЕ
(14/27 сентября 1993)
(14/27 сентября 1993)
Памяти отца
I. ВЕТЕР НА НОВОМ КЛАДБИЩЕ
В Москве стрельба. И праздник урожая
с повестки снят за скудостью щедрот.
Поют старухи. Ветер, обнажая
холмы, ввергает в свой круговорот
венков бумажных жертвенные стаи
и гасит свечи. Длится переход.
Но в ту пустыню смертных не пуская,
сомкнулись воды: солнечно и свод
не двигнется...
II. НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ
Не удалось ему в стаи сбить их
там, за крестами, и бросил их
ветер, венки эти, в связках, нитях,
стихнув к утру на кругах своих.
И шелухою в руке Господней,
зерна растершей, сей сор блестит.
Дождь шелестит. И землей исподней
холм твой сквозь дождь на меня глядит.
III. ТАМ ЖЕ: СОЛНЦЕ
Ветром влачимых венков из салфеток
шорох словесный. Беспомощность горя.
Памяти здешней тщета.
Сквозь желтизну коченеющих веток —
вид на распутья скитавшейся голи,
умная их немота.
IV. ДЕВЯТЫЙ ДЕНЬ
Смотри: земля воистину сырая,
а даль в разрывах мерзлых позолот —
как пустота арктического рая.
В лазурь непререкаемых высот
плывет, по нитке с миру собирая,
разъятый ум свидетелем пустот,
земной равнины света столбового.
Не осень завершила трудный год,
а вверилась нам вечность без покрова:
в лазурь непререкаемых высот,
в молчанье облачившееся Слово.
V. ЗДЕСЬ
Нищ родильный дом здесь как Твой вертеп
и в Твоем соборе устроен морг,
в нем же - колос, плевел ли ты исторг —
в своды бьется плач, мир срывая с скреп.
Так срывает ветер венки с холмов
и виднее купола мертвый крин
над землей, что вся, целиком, — Твой зов,
совокупность слез, встречи день един.
VI. ПАРАСТАС
Парк ли это стоящий по плечи в крови,
свет ли сделался почвой — той красной землей
из которой и взят он, скудельный сосуд,
распадается чаша - сохранно вино.
VII. ПОДГОТОВКА КРЕСТА
Полуденный мне снится окоем
и нашей лодки на Оби прозрачный дом.
Олифлю крест в сторонне-праздничном саду.
На славу крест, отец, я глаз не отведу.
Промерзшим крестным садом — берега
и явь солнценачальная строга.
Ты снова на земле меня родил,
сам невредимым сделавшись, отец.
Я вижу нашу лодку-кораблец,
лучей непрогибаемый настил,
дышу новопреставленной зимой.
Вот мачта для детей, чей путь — домой.
ИЗ ТЕТРАДИ НЕОФИТА
*
Да, в тартаре сияющий пролом
так не слепит уж веденьем свободы,
но солнце в храме, пущенном на слом,
и медленно врачуемые своды,
где известью повыеденных глаз
весь день с тебя не сводят очевидцы…
Да, узник умозрительных прикрас,
ум-путаник со смертью срастворится,
но если он, измаявшись, угас,
но тонкий холод, веявший и в нас,
на ветке тала блеклая тряпица…
*
А то еще два камня обреченных
на немоту под солнцем посреди
ручья среди никак не нареченных
времен, текущих вспять, но погляди:
из сих камней, как сказано когда-то,
на камне сем, купаемом в лучах —
вниз головой!.. Но в чем его утрата?
Он видел снег на вспыхнувших плечах!
*
И царственный павлин, и виноград
на дискосе, и ты, пустыня-мати —
на этом языке не говорят,
молчат на нем и видят на осляти
Грядущего в волнующийся Град,
да хлынут воды первой благодати,
чтоб здешних не оплакивать утрат,
но петь. И уклоняться от объятий.
НЕОФИТ ФИКСИРУЕТ ПОТОК СОЗНАНИЯ
НА ПРОГУЛКЕ С ТРЕХЛЕТНЕЙ ДОЧЕРЬЮ,
ЧИТАЮЩЕЙ «АНЧАР» И ПОДБИРАЮЩЕЙ ЛИСТЬЯ
Шли калики дороженькой в рай,
дщерь скорбей, незаблудного света.
Не сбирай, говорю, не сбирай
эту гниль! Древо смерти мне это...
Шли калики дороженькой в рай,
солнцем праведным залитый где-то:
цвет лазоревый, свод голубой.
Как вагон из мультфильма. Ну что ты
все про вихорь? Мы лучше с тобой
про улыбку! Врачи-доброхоты,
божьи люди, каличьи пути.
Как с тобою мне, неугомонной...
Эти лыки… А вспомнишь — прости
наглотавшихся гари вагонной.
НА ПОЛЯХ «БЕСПЛОДНОЙ ЗЕМЛИ»
Землей бесплодной, призрачной страной
под гроздьями негибнущих светил
идти сквозь виноградник Твой больной
и видеть сны, где снег со дна могил
еще блестит под северной луной.
КОНСТАНТИН КРАВЦОВ
на Середине Мира.
на Середине Мира.
ПАРАСТАС
Остров: стихи 2010 г.
июнь 2007
июнь 2007,
часть вторая
из «Аварийного освещения»
Эссе
в разделе «ОЗАРЕНИЯ».
О поэзии Николая Шипилова
Стихи Николая Шипилова.
Поэзия-как-любовь
о поэзии Геннадия Айги
Поэзия предвоскресения
о книге ЧНБ
Камена
О поэзии и христианстве
Случай Благовещенского
о Венедикте Ерофееве и о его критике.
Спасительная жестокость
к столетию Варлама Шаламова.
ВЕЛИКОПОСТНАЯ СТРАНИЦА
о. Константина Кравцова
О поэзии Константина Кравцова
Мера приближения
ЧНБ о стихах Константина Кравцова.
Парастас
ЧНБ о стихах Константина Кравцова
на середине мира
новое столетие
город золотой
корни и ветви
литинститут
Озарения: эссе
