О. КОНСТАНТИН КРАВЦОВ О ПОЭЗИИ ХРИСТИАН СЕГОДНЯ

Что такое христианская поэзия (или «поэзия христиан») не только сегодня, а всегда? Что такое поэзия и что такое христианство (кто такие христиане)? Если согласиться с Тертуллианом, что душа человеческая по природе христианка, то христианство есть ни что иное, как естественное состояние каждой человеческой души. С другой стороны, тот же Тертуллиан утверждал, что христианами не рождаются, а становятся. И с этим созвучно утверждение, что спастись — это значит стать самим собой, стать тем, кто ты есть. Что касается поэзии, то до последнего времени она понималась как событие общения, коммуникации с трансцендентным через имманентное, соединение распавшихся или распадающихся связей. И не только времен, а и связей вообще: посредством и в Сверхжизни, Сверхреальности (открываемой «вдохновением»). В этом смысле поэзия есть религия («установление, воссоздание связи») или даже прарелигия, «детская игра с Отцом», лежащая в основании всех религий, сакральный акт воссоединения с изначальностью, синонимичной для Тертуллиана с христианством. Каждый поэт — христианин, и наоборот. «Кто не художник, тот и не христианин», утверждал Блейк. Абсолютный художник — тот, кто свят, тот, кто максимально приблизился к совершенному поэту — Иисусу из Назарета. И если церковная традиция справедливо именует христианами до Христа Платона и Аристотеля, то на том же основании мы можем именовать ими же Гомера, и Басё. Точно также как, например, Верлена и проклятых — христианами после христианства, или, согласно Мандельштаму, «последними христианскими мучениками». Теперь о сегодняшнем дне. Как писал Пеги, современный мир отрицает не только христианство, но и любое духовное начало как таковое, он также враждебен и греческому язычеству и всему тому, что в начале ХХ века в противовес сегодняшнему порядку вещей стали именовать Традицией. Значит, христианская поэзия (поэзия христиан) сегодня — как и всегда — это, прежде всего, поэзия верная самой себе. И тем самым — «художественная практика» неприятия навязываемой сегодня модели мира, исключающей — тем или иным образом — все прежние «миры». Такая поэзия — есть, а вот чего нет (или почти нет) и что хотелось бы видеть — так это объединение усилий при четкой формулировке нашей позиции, определении всех pro и contra нового андеграунда. Или, точнее, нового катакомбного искусства в эпоху дехристианизации, сиречь разрыва человека с его природой, если мы согласны с формулировкой Тертуллиана.